— Тогда позвольте поблагодарить вас за помощь.
Я встал и поклонился, прежде чем вновь окунуться в хаос кофейни «У Джонатана». Протискиваясь сквозь толпу, я пытался осмыслить состоявшийся разговор. Если старшего Бальфура ограбили, не кому иному, как Дарбле, было удобнее всего совершить кражу. Подозрения Элиаса насчет заговора и махинаций могли касаться этого клерка, у которого, как я понимал, имелась прекрасная возможность ограбить своего хозяина. С другой стороны, лишь младший Бальфур считал, что его отца ограбили. Кто-то из них лгал. Если лгал Дарбле, значит, вор именно он. Такой человек мог скрывать преступление, чтобы защитить собственную репутацию.
Нет, если я не вникну в механизмы самой Биржевой, мне далеко не уйти. Поэтому я решил воспользоваться библиотекой, имевшейся в кофейне, и направился к стеллажам, где нашел огромные залежи трудов, понять содержание которых мне было совершенно не под силу. Хозяева не боялись обидеть своих клиентов, так как во многих брошюрах биржевые маклеры назывались мерзкими евреями и инородцами, соблазняющими англичан своими ловкими финансовыми фокусами. Я откладывал в сторону сочинения, казавшиеся мне чересчур специализированными, например «Описание жалоб новой „Ост-Индской компании" к старой», или посвященные слишком сложным для моего понимания вопросам, например «Письмо сельского джентльмена своему городскому другу о новом законодательстве». Название этого труда было длиннее, но я запомнил только начало, так как от одного слова «законодательство» мой мозг переставал работать.
Даже когда я был мальчиком, мне не давались сложные книги. Учителя не могли понять, отчего я не справлялся с книгами, которые мои сверстники усваивали с легкостью. Когда я читал, слова на странице расплывались, а мои мысли были далеки от учебы. Нельзя сказать, что я вообще не любил читать. Мне доставляли удовольствие романы и приключения. Я просто не хотел читать то, что в меня впихивали по учебе.
Вероятно, по этой причине я остановился на тонкой брошюре страниц в тридцать, которая показалась мне посильной и к тому же интригующей. Брошюра была озаглавлена «Секреты Биржевой улицы, или Преступления расы злодеев по имени „биржевые маклеры" и правда об их преступных операциях» и выпущена недавно издателем Наумом Брайсом. Его имя было знакомо мне по некоторым романам, которые я читал. Как раз то, что нужно, решил я, — история Биржевой улицы, написанная в приключенческом стиле.
Взяв в руки этот небольшой буклет, я устроился за столом и начал читать. Меня разочаровало то, что в книге было больше брани, чем фактов, и не было ничего приключенческого. Книга обличала национальный долг, коррупцию в парламенте и зависимость страны от биржевых сделок. К своему удивлению, на страницах книжицы я обнаружил упоминание о моем отце, скрытом под инициалами «С. Л.», о котором было сказано, что этот злополучный представитель еврейской расы, биржевой маклер, ежедневно очищает карманы честных англичан на Биржевой улице, суля им несказанное богатство.
Столкнуться с клеветой на собственного отца непросто. Я и раньше встречал свое имя в печати, и не единожды, и это, уверяю вас, каждый раз было неприятно, поскольку твои личные дела становились достоянием общественности. Здесь же имена были напечатаны не в газете, которую прочел и выбросил, а в брошюре, которая могла храниться в библиотеке долгое время. Я понимал, что обвинения автора носили гиперболический характер и были направлены против биржевых маклеров в общем, но то, что мой отец изображался как видная фигура, стало для меня неожиданностью. Я также узнал другие имена. В книге упоминались «махинации Н. А.» — надо полагать, Натана Адельмана. Много было сказано о «подлости П. Б.» — не трудно заключить, Персиваля Блотвейта, давнего врага моего отца. По мнению автора, этот мерзавец при помощи хитрых уловок манипулировал фондовыми рынками, извлекая для себя пользу и ничуть не тревожась, что этим разоряет других людей и всю страну. Я подумал, что для читателя, живущего вдали от столицы, такие люди, как мой отец, Адельман и Блотвейт, представлялись вымышленными персонажами романа. .
Мои размышления были прерваны, когда я заметил подле себя низкорослую круглую фигуру Натана Адельмана, который смотрел на меня с кислой улыбкой на лице.
— Пришли сюда по стопам своего отца? — спросил он, склонившись над столом.
Это был совершенно другой человек, по сравнению с тем, которого я видел в его экипаже или в гостях у моего дяди. Здесь он был в своей стихии, и хаос, который окружал нас, придавал ему силу. Несмотря на маленький рост, Адсльмап выглядел выше, более могущественным, более уверенным, И в этом не было ничего удивительного, поскольку все вокруг обращались с ним словно с монархом в своем маленьком королевстве. Позади него собралась толпа маклеров. Все хотели урвать несколько минут его внимания, и я был горд, что великий финансист отвлекся ради меня от насущных дел. Я не принимал это на свой личный счет, поверьте, но внимание Адельмана к моей персоне свидетельствовало, что я не зря терял время и не гонялся за призраками.
Я поздоровался, и он ненароком спросил, что я читаю.
— А, — сказал он, глядя на заголовок. — Боюсь, автор не очень высокого мнения обо мне. Так же как и о вашем отце, между прочим.
— Вы верите в то, о чем он пишет? В разрушительную силу жадных маклеров?
— Я полагаю, дело не в жадности брокеров, а в жадности книготорговцев, — сказал Адельман, заложив руки за спину и слегка покачиваясь.
— По-вашему, автор клевещет на вас и на моего отца. А что скажете насчет Персиваля Блотвейта?
— Блотвейт. — Благодушие вмиг улетучилось, словно жир из кролика на вертеле. — Он заслуживает критики. Это ловкий плут, и он не дает нам жить спокойно,
— Полагаю, вы так говорите не потому, что он директор Банка Англии и, следовательно, враг вашей «Компании южных морей».
— Компания не моя, но, как вы правильно заметили, у меня есть к ней интерес. Я поддерживаю Компанию, поскольку считаю, что ее деятельность достойна похвалы, а не из-за своей принадлежности к ней.
— Ваша преданность похвальна, но я не знаю, как далеко она может зайти. В этой брошюре есть некоторые убедительные доводы. Я не верю в то, что биржевая деятельность порочна по самой своей сути, но меня убеждает аргумент, что жадность в любой ее форме, а в данном случае имеется в виду маклерская деятельность, может наносить огромный вред. Возможно, от обмана в сделках купли-продажи до убийства всего лишь один шаг.
Тон Адельмана резко изменился.
— Я вижу, вы не послушались моего совета, мистер Уивер. Вы хотя бы догадываетесь, какой вред всем нам может нанести один еврей, который кричит об убийстве?
Наш разговор был прерван краснощеким джентльменом, на вид лет двадцати пяти, который появился в центре кофейни. Его парик съехал набок, он тяжело дышал от бега, однако сумел прокричать оглушительным голосом:
— Я только что из Гилдхолла! Никто не покупает лотерейные билеты! Нет спроса на лотерею! Настоящая катастрофа!
Стая мужчин вскочила со своих мест, и все закричали одновременно. Несмотря на дикий хаос, я разобрал одно имя, которое повторялось снова и снова. Дарбле.
Я посмотрел в сторону его столика и увидел, что его окружила толпа желающих продать свои билеты.
— Вы все еще желаете купить билеты, сэр? Возьмите мои! Отдам по хорошей цене!
Дарбле спокойно разбирался с каждым, внимательно смотрел на то, что ему предлагают, и беспощадно торговался.
Адельман тихонько хихикал:
— Не могу поверить, что эта уловка все еще работает. Обратите внимание: все, кто сейчас обступил мистера Дарбле, намного его моложе. Они новички на Биржевой улице.
— Вы хотите сказать, что человек, сделавший объявление, в сговоре с Дарбле?
— Конечно, — кивнул Адельман. — Он создает панику, простаки верят, что лотерейных билетов было продано недостаточно. Все эти люди продают себе в убыток, а Дарбле получает солидную прибыль. Это примитивный брокерский трюк, но, как мы видим, он по-прежнему приносит плоды тем, кто имеет дерзость поступать немыслимо глупо.
