Джо проявлял неожиданную нежность по отношению к этой красивой светловолосой девушке, которую он уже мысленно видел в роли преданной матери и хозяйки дома; именно так воображал он себе идеал женщины, когда выбирал Дороти. Однако и нынешней наследнице его первой жены не было суждено соблюсти подобные требования (и в этом нет ничего удивительного). Мэрилин была для Джо в первую очередь воплощением секса, молодой женщиной, которая недавно обрела славу и стояла на пороге большой карьеры. Хотя Мэрилин нравилось очаровывать толпы и публично обнажать свои прелести, Джо верил, что она остепенится, образумится и пожелает устроить семейную жизнь. Тогда у него будет самая очаровательная жена в мире. «Это станет так, словно мы оба бросили играть», — сказал по этому поводу Джо.

Оба партнера страшно боялись этой любви. Джо постоянно подчеркивал и предостерегал Мэрилин от того, чтобы она не позволяла себя использовать, и это встречало с ее стороны полное понимание. Ведь и Ди Маджио, и Монро верили, что единственным мерилом их личной человеческой ценности является достигнутый ими успех. Но существовала одна причина, по которой подобное сходство не сулило им ничего хорошего. Для Джо время успехов уже миновало, и сейчас он использовал только сохранившуюся в людях заинтересованность его прежними достижениями, тогда как Мэрилин еще далеко не дошла до вершины своей карьеры.

Уже в самом начале между бывшим спортсменом и его избранницей имело место расхождение во мнениях, но (как казалось) не настолько принципиальное, чтобы они не могли договориться. У Джо были консервативные взгляды, он считал, что женщинам полагается быть скромными и — что в его случае представляется вполне понятным — послушными своим мужчинам. Гордясь красотой Мэрилин, он хотел, чтобы ею восхищались и другие, но только с разумного расстояния, и самое мельчайшее проявление заинтересованных отношений между Мэрилин и другим мужчиной (даже чисто дружеских) немедленно порождало в нем ничем не аргументированную ревность. Вдобавок ко всему он сказал Мэрилин, что самая лучшая карьера, какую та может сделать, — это стать хорошей женой и матерью. И вообще, не поразмыслит ли она над полным уходом из кинематографа, чтобы они могли иметь полноценную семью и нормальную личную жизнь? Она не обещала ему в этом деле ничего конкретного, ограничившись словами, что, по правде говоря, создание семьи — действительно самая сокровенная ее мечта.

Привыкнув к аккуратному и ухоженному итальянскому дому, Джо был почти болезненно педантичен; Мэрилин же, подобно множеству других забеганных и рассеянных актрис, была мастерицей устраивать в любом месте беспорядок. Джо был честным и лояльным человеком, тщательно избегающим внешних проявлений своих чувств, а Мэрилин являла собой тип женщины сверхвозбудимой и прямо-таки брызжущей всяческими инициативами. Ей необходимо было жить в Лос-Анджелесе, он предпочитал Сан-Франциско. Он уделял много времени и внимания финансовым вопросам, ей же они были абсолютно безразличны. Пока казалось, что эти различия несущественны. Их смягчению дополнительно способствовало то, что Мэрилин без всяких затруднений установила дружеский контакт с двенадцатилетним сыном Джо от первого брака, с которым она была настолько же мила, насколько щедра и великодушна; кроме того, она также склоняла его к встречам с отцом, отнюдь не пытаясь при этом занять место Дороти. Как можно было ожидать, у Наташи Лайтесс было ко всему этому совершенно иное отношение. В феврале не составляло труда заметить, что преподавательница Мэрилин и ее любовник испытывают друг к другу взаимную антипатию, словно они выступали в качестве соперников. «Наташа действительно ревновала к мужчинам, с которыми я встречалась, — констатировала через несколько лет Мэрилин. — Ей казалось, что именно она является моим мужем».

Наташа же вспоминает Джо в следующих выражениях: «Впервые я встретилась с ним, когда однажды вечером отправилась в квартиру Мэрилин на Доухени-стрит. Он мне сразу же не понравился. Этот человек выглядел скупым и нудным. Мэрилин представила нас друг другу, назвав меня своей учительницей, что не произвело на того ровным счетом никакого впечатления. Примерно через неделю я по телефону обратилась к Мэрилин, и трубку поднял Джо: "Если вы хотите поговорить с мисс Монро — мисс Монро! — то советую позвонить ее агенту"».

Мэрилин немедленно выступила в роли ловкого миротворца. На следующий день она пошла к руководству студии «Фокс» и попросила предоставить Наташе должность главного преподавателя драматического искусства во всей этой киностудии. Эта просьба была немедленно выполнена, и Наташа тут же подписала соответствующий двухгодичный контракт; тем самым студия хотела пойти навстречу Мэрилин и одновременно воспользоваться случаем, чтобы поручить мисс Лайтесс другие обязанности, благодаря чему она не присутствовала бы непрерывно на той съемочной площадке, где работала Монро. Неудачная попытка помирить Наташу и Джо стала источником страданий для Мэрилин, которая не могла понять, что они оба хотят иметь ее в качестве своей исключительной собственности. Уильям Травилла, модельер, который занимался ее нарядами в «Фоксе», вспоминал, как Мэрилин во время работы над фильмом «Обезьяньи проделки» однажды плакала после ухода со съемочной площадки. На его невысказанный вопрос актриса ответила, что, похоже, не в состоянии ни для кого оказаться подходящим человеком: как бы она ни старалась, все равно оставляет разочарованными тех, кого любит. Но не своих зрителей, — заметил на это Травилла, и Мэрилин сразу же повеселела и приободрилась.

Последующие дни подтвердили его слова. Поскольку сообщалось, что Мэрилин серьезно относится к урокам вокала, которые начала брать у музыканта со студии «Фокс» по имени Хол Шеффер, то ее попросили исполнить что-нибудь в эстрадном концерте, который пройдет в военном городке Пендлтон, в южной части Лос-Анджелеса. Там она в буквальном смысле слова поставила на колени тысячи солдат своей мастерской интерпретацией песенки «Сделай это еще разочек». Мэрилин не оставила ни малейших сомнений в том, к чему относится местоимение в названии песни. Когда она приглашала: «Приди же и возьми же, ведь ты не пожалеешь», — то передавала любовное томление целой гаммой тихих постанываний, которые выражали вожделение и последующее свершение. Ее голос был чист и страстен, а дыхание находилось под полным контролем; складывалось впечатление, что мысленно она переносилась со сцены в спальню. Ни одно выступление не породило такой заинтересованной тишины, как этот концертный номер, организованный на импровизированной временной сцене под открытым небом на базе в Пендлтоне. Мгновение спустя зал разразился шквалом аплодисментов и толпа слушателей бросилась к сцене.

Эту песенку, сочиненную Джорджем Гершвином на слова Б.Г. Де Сильви, в первый раз исполнила в 1922 году на Бродвее Ирэн Бордони в представлении «Французская куколка». Мэрилин записала ее 7 января 1953 года, и диск немедленно стал песенкой для нес и выдуманного ею гипотетического любовника. Запрет на продажу указанной грампластинки только увеличил ее ценность, поскольку зачастую она тиражировалась нелегально и продавалась по высокой цене, которую почитатели Мэрилин все равно были готовы платить. Через многие годы, когда этот концертный номер был наконец официально допущен к продаже, «Сделай это еще разочек» навсегда осталась превосходной и забавной эротической песенкой.

Мэрилин, одетая в кашемировый свитер и облегающую юбку, чувствовала себя совершенно свободно вдали от режиссеров, наставников, операторов и журналистов. Она была в превосходном настроении, а с молодыми мужчинами вела себя именно так, как было нужно. Ее поклонники восторженно свистели, топали, выкрикивали всякие одобрительные слова и изо всех сил били в ладоши. На сцену вышел организатор концерта, чтобы поблагодарить Мэрилин, и добавил, что она выглядит просто фантастически и, вообще, у нее самый красивый бюст, какой только доводилось когда-либо видеть в Пендлтоне. Ни секунды не раздумывая, Мэрилин тут же обратилась к публике: «А что, ребята, вы всегда свистите вслед девушкам в обтягивающих кофточках? — произнесла она в микрофон. — Да о чем вообще весь этот гвалт? Заберите у нас кофточки, и что тогда останется?» При этих словах, как нетрудно было ожидать, поднялась настоящая буря. Чувство юмора не оставило ее и за кулисами. Когда журналист задал артистке беспардонный и откровенно хамский вопрос, не подкладной ли у нее бюст, как, мол, бывает в кино, она ответила: «Тем, кто меня хорошо знает, это известно лучше».