В конце концов Норме Джин надоели полные осуждения взгляды Этель, и она перебралась обратно на Небраска-авеню, в западную часть Лос-Анджелеса, где расположилась в нижней части двухквартирного особнячка Аны Лоуэр. Джим наверняка получал от матери весточки о развитии новых интересов жены, поскольку он писал Норме Джин, что «все эти дела с позированием — чудесная штука, но после того, как я вернусь из армии, у тебя появится полноценная семья и тебе придется остепениться. Ты можешь делать только одну карьеру, женщина не должна находиться в двух местах одновременно». Ее же письма Джиму, которые перед этим отправлялись из Лос-Анджелеса столь часто, в этот период стали куда более редкими; Норма Джин считала свой брак фактически утратившим силу, черты характера мужа и его ожидания применительно к ней — вредными для ее набирающей обороты карьеры, а его позицию по отношению к ней — отталкивающей. «Если говорить обо мне, — сказала она одной подруге десять лет спустя, — это означало, что наш брак попал в трудную ситуацию. Коль ты кого-то любишь, разве тебе не хочется, чтобы этот человек был счастлив? Чтобы он занимался делом, которое ему нравится и которое у него хорошо получается? Единственное, чего я хотела, — узнать, кто же я такая. Джим думал, что ему это известно, и считал, что мне полагается быть всем довольной. Но я не была. Этот брак закончился намного раньше, чем закончилась война».
Доказательством тому, в соответствии со словами Коновера, является их короткий, но страстный роман летом 1945 года. Единственным свидетелем этого события был сам Коновер, а поскольку его книга состоит из припомнившихся ему бесед, чудом воспроизведенных по прошествии тридцати лет, то просто невозможно верить всем его словам. Тем более что автор приводит ошибочную хронологию событий и совершенно безосновательно приписывает лукавому голосу Нормы Джин козни и притязания совратительницы: «Давай сделаем то, что напрашивается само собой», — якобы прошептала она. «И мы сделали это», — несмело дополняет Коновер.
Очередной поворот событий наступил 2 августа 1945 года, когда (в результате уговоров Коновера и еще одного фотографа) Норма Джин обратилась с просьбой принять ее в агентство «Синяя книга». В Голливуде имелись тысячи девушек, которые хотели стать фотомоделями или манекенщицами, и ровно столько же моделей, которые жаждали сделать карьеру звезд экрана. Будучи одним из десятков агентств, организованных с целью удовлетворить подобные устремления, «Синяя книга» принадлежала Эммелайн Снивели. Это была низенькая, достопочтенная и честная англичанка, которой было много за сорок и которая всегда носила шляпку. Вместе с семидесятилетней матерью Эммой она вела свой непростой бизнес, своеобразным способом сочетая подозрительность с чувством юмора и решая все вопросы, как говорится, «в белых перчатках» и с большой проницательностью. При этом она демонстрировала циничный реализм по отношению к моральным и финансовым угрозам, присущим жизни моделей. Поведение в соответствии с этикетом Старого Света, что было редкостью в Лос-Анджелесе, не особо заботящемся о соблюдении светских норм, делало из Эммы и Эммелайн Снивели женщин, словно бы живьем сошедших со страниц диккенсовского «Николаса Никльби».
С 1937 по 1943 год мисс Снивели управляла так называемой сельской школой в Вествуде, которая (как она сообщала в своем проспекте) «специализировалась в подготовке молодых девушек к позированию для съемок и к демонстрации нарядов». В январе 1944 года она перебралась в апартаменты отеля «Амбассадор» на бульваре Сансет, где и развернула свою деятельность, создав агентство «Синяя книга» — предприятие, которое (придерживаясь слов из его рекламной брошюры) «готовит девушек к карьере актрисы, манекенщицы и фотомодели, учит их, как придавать себе очарование, изящно двигаться, быть красивой и добиваться успеха; при этом предоставляется возможность индивидуального развития» — согласитесь, все это было как раз тем, в чем нуждалась Норма Джин. В списке учениц мисс Снивели было на тот момент около двадцати моделей, и, по словам Лидии Бодреро (в дальнейшем — Рид; она также пользовалась услугами «Синей книги» для обучения в 1945 и 1946 годах), многие из них хотели в конечном итоге стать киноактрисами, поскольку и манекенщицы, и фотомодели оплачивались в Лос-Анджелесе довольно-таки скверно. Успехом после окончания курсов в агентстве, принадлежащем Снивели, считалось получение контракта на какой-нибудь киностудии или переезд в Нью-Йорк, где модели зарабатывали намного лучше.
И таким вот образом «Синяя книга» имела с августа и в течение всей осени 1945 года новую ученицу-клиентку. В момент приема Нормы Джин в агентство ее физические данные были охарактеризованы следующим образом: рост — пять футов и пять дюймов [165 см]; вес — сто восемнадцать фунтов [53,6 кг]; размеры в дюймах — 36-24-34 [91,5-61-86,5 см], размер одежды — номер 12 [46 по принятой у нас системе], цвет волос — средняя блондинка, «волосы чрезмерно вьются, перед укладкой нуждаются в осветлении и перманенте», глаза — голубые, а также «идеальные зубы», если иметь в виду их белоснежный цвет, но с небольшим дефектом прикуса (верхние резцы и клыки слишком выступают над нижними), который впоследствии потребует исправления. Норма Джин внесла двадцать пять долларов в качестве платы за размещение ее фотографии в каталоге «Синей книги» и сказала, что умеет «немного танцевать и петь».
На протяжении первых нескольких недель она систематически посещала занятия по демонстрации одежды, которые вела миссис Гэвин Бердсли, по макияжу и уходу за внешним видом, где священнодействовала Мэри Смит, и по искусству позирования, которое преподавала сама мисс Снивели. Затраты на внесение снимка в каталог и плата за весь курс обучения в размере сто долларов были отнесены на счет заказа, немедленно полученного Нормой Джин. Речь шла о том, что в сентябре сталелитейная фирма «Холга стил компани» организовывала показ своих промышленных изделий в зале Пан-Пасифик, и Норме Джин заплатили сто долларов за десять дней работы в качестве будущей гостеприимной хозяйки, которая бы встречала и провожала посетителей.
«Не думаю, чтобы это дитя когда-либо раньше успело побывать в первоклассном отеле», — сказала через много лет Снивели. — Она все время озиралась по сторонам, словно бы очутилась в ином мире... Но я была убеждена, что спустя короткое время смогу превратить ее в девицу, которая будет хорошо продаваться. Это была прямолинейная американка, здоровая девушка — слишком пухленькая, но по-своему красивая. Мы пытались научить ее, как она должна позировать, управлять своим телом. Она старалась потише смеяться, поскольку до сих пор делала это слишком громогласно, даже зычно; кроме того, при чрезмерно аффектированной улыбке ее нос казался немного длинноватым. Поначалу она не знала, как себя вести, не имела ни малейшего понятия о красивой походке, о том, как следует эффектно сидеть или позировать. Она приступила к занятиям как наиболее слабо подготовленная среди всех девушек, которых мне довелось видеть в своем агентстве, но зато работала усердней всех... Ей хотелось учиться и хотелось стать кем-то значимым в большей степени, чем какой-либо другой из моих клиенток».
После уже упоминавшегося показа промышленных изделий, после двух дней позирования для каталога одежды фирмы «Монтгомери» и четырехдневного показа моды где-то в Голливуде всем наставникам Нормы Джин стало ясно, что сильной стороной этой девушки является не столько демонстрация костюмов и платьев, сколько публикация ее изображений в журналах и рекламных буклетах в разнообразных, но неизменно восхитительных позах: производило впечатление и способствовало продаже товаров не то, что было на ней надето, а она сама. Позднее Мэрилин сама четко указала причину такого положения дел:
Проблемой, если это можно так назвать, была моя фигура. Мисс Снивели как-то сказала, что никто не обращает внимания на мои наряды, поскольку все одетые на меня платья, блузки или купальники были слишком облегающими. Иными словами, они глазели на меня, и черт бы побрал всю эту одежду.
