Причина переноса этой встречи точно не известна, но во второй половине этого дня Мэрилин провела двухчасовой сеанс у Гринсона, а потом, рано вечером, на Пятую Элен-драйв пришел Энгельберг. Так что внезапная перемена планов актрисы могла быть следствием укола или просто усталости; впрочем, она могла быть также вызвана напряженными отношениями с Юнис, которую актриса в конечном итоге уволила — начало новой жизни с Джо создавало великолепный предлог для этого.
Помимо того что Юнис рассматривала Мэрилин как свою собственность, пыталась управлять ее жизнью и заключила альянс с Гринсоном, имели место еще три события, в результате которых чаша терпения актрисы оказалось окончательно переполненной, а судьба ее экономки и компаньонки была предрешена. Во-первых, как в конце июля Мэрилин написала из киностудии своей сотруднице Чери Редмонд, почта, поступающая актрисе из «Фокса», а также из ее личного абонементного ящика, сейчас «перехватывается миссис Мёррей», обретающей всё большую уверенность в себе. Когда Мэрилин узнала об этом, то вспылила и очень разгневалась, поскольку снова ощутила себя ребенком, которого в собственном доме контролирует нанятая ею же прислуга.
Во-вторых, по приглашению Мэрилин к ней в среду утром приехал Ральф Робертс, чтобы сделать актрисе массаж. Как он вспоминал, Юнис «дала мне почувствовать свое неудовольствие — она посмотрела на меня с такой ненавистью и ядом, словно хотела сказать: "А я думала, мы уже навсегда избавились от тебя". Поразительно, как эта невеликая собою женщина способна обескуражить и лишить уверенности в себе, как она умеет манипулировать Мэрилин и отгораживать ее от друзей. Миссис Мёррей была доверенным лицом Гринсона, его представительницей в доме Мэрилин». Враждебность Юнис по отношению к Робертсу не осталась незамеченной Мэрилин, которая из-за этого еще больше разозлилась на свою домоправительницу.
Третье событие окончательно предопределило решение Мэрилин. Юнис собралась сопровождать свою сестру и зятя в их отпускной поездке в Европу, которая начиналась в понедельник, 6 августа. Но она не предупредила об этом Мэрилин в положенное время и не предусмотрела никаких запасных вариантов: было ясно, что экономка колеблется, следует ли ей вообще покидать свою подопечную. Чери Редмонд вспоминает об этом отсутствии решительности в письме Хедде: «Мне кажется, миссис Мёррей настолько предана Мэрилин — возможно, это не совсем подходящее определение, но ты понимаешь мою мысль, — что она вообще не захочет никуда отправиться».
Каким бы ни было рациональное обоснование поступка Мэрилин, несколько моментов не вызывают сомнения. В среду, 1 августа, Юнис сказала наконец Мэрилин, что в следующий понедельник хотела бы поехать в отпуск. Актриса, которую эта новость должна была обрадовать, хотя она вряд ли проявила свои чувства, выписала на имя Юнис чек на сумму, равную месячному жалованью, и сказала ей, чтобы в сентябре та уже не возвращалась. Таким манером Мэрилин, которая всегда избегала конфронтации, насовсем распрощалась со своей экономкой, объясняя ей, что сама собирается в течение неопределенного времени пробыть в разъездах и ее собственные планы на будущее могут оказаться такими же неожиданными, как и заставшее ее врасплох внезапное решение Юнис об отпуске. Хотя Мёррей не упоминает об этом в своих мемуарах, скорее всего, именно в тот день пополудни она узнала о матримониальных планах Мэрилин; раньше актриса ей об этом не говорила, поскольку знала, что Юнис не выносит Ди Маджио в такой же степени, как и Робертса. Кроме того, Мэрилин несколько раз звонила своей служанке в Нью-Йорк с вопросом, не могла ли бы та осенью немного поработать у нее в Лос-Анджелесе.
Юнис могла почувствовать себя ошарашенной, задетой за живое и даже взбешенной. Вот она наконец достигла того, чего всегда желала, — у нее был дом, который она сама выбрала и который являлся копией дома ее мечты, она работала с мудрым Ральфом Гринсоном, олицетворявшим для нее своего рода символ отца, и оказывала все большее влияние на жизнь своей «дочери» Мэрилин, заботясь о ней так, как ее собственная сестра Кэролайн заботилась об осиротевших детях. Казалось бы, у Юнис в конце концов сбылась извечная мечта о жизни, которая соответствует стандартам, установленным ее сестрой; она могла компенсировать ущерб, причиненный своей судьбе неудачным браком, и благодаря Мэрилин вернуть себе утраченный дом и почувствовать себя главой чего-то вроде семьи.
Мэрилин... наполненная трудом жизнь Мэрилин... дом Мэрилин... тревоги Мэрилин... зависимость Мэрилин от Гринсона — во все это Юнис Мёррей оказалась эмоционально вовлеченной, это стало частью ее самой, дало ей жизненную цель. Без дома на Пятой Элен-драйв и его знаменитой жилицы, без служения Гринсону и без возможности «нянчить» Мэрилин жизнь Юнис теряла смысл. Как и Руперт Аллан (который приехал на шесть недель из Монако в Лос-Анджелес), позднее Ральф Робертс и Пат Ньюкомб вспоминали, что окончательное избавление от Юнис Мёррей было, в принципе, одной из наиболее важных вещей, которые Мэрилин сделала себе на благо. «Я знаю об изменении ее отношения к Гринсону, — указывал Робертс, — а если говорить о миссис Мёррей, то тут Мэрилин просто сказала, что эта женщина ужасно ее нервирует и нагоняет на нее бесконечную тоску». Увольнение Юнис — в свете ее предшествующего отъезда в мае — не выглядело неожиданностью. «Мэрилин была уже не в состоянии выносить необходимость находиться под одной крышей с ней, — отметила Пат. — Правда такова, что Мэрилин наконец почувствовала себя хозяйкой своих желаний — вот она и вышвырнула Мёррей. И это всё». Последним рабочим днем Юнис должна была стать суббота, 4 августа; до этого момента у них обеих работы было невпроворот. Но для актрисы это являлось только началом борьбы за свои права, необходимой для восстановления здоровья; настоящая проба сил ей еще только предстояла — Мэрилин должна была выстоять перед лицом Гринсона.
Послеобеденное время Мэрилин провела в «Фоксе», ведя переговоры о возобновлении производства картины «С чем-то пришлось расстаться»; это совещание прошло в настолько дружелюбной и творческой обстановке, что человеку постороннему и в голову не пришла бы мысль о кипевшей еще недавно настоящей войне между актрисой и киностудией — разве что о небольшом недоразумении.
Утром в четверг, 2 августа, Мэрилин отправилась к Гринсону на сеанс, и, как вытекает из представленных им позднее счетов, психотерапевт в тот же день приезжал к ней еще и во второй раз. Не подлежит сомнению, что это был переломный момент. Трудно себе вообразить, чтобы актриса не сказала ему об увольнении Юнис и о своем скором бракосочетании и чтобы Гринсон был обрадован этими новостями или похвалил решения Мэрилин. Вполне обоснованным выглядел бы в этой связи и разговор о временном прекращении психотерапии в связи с ее планами отъезда, что Гринсон вполне мог бы воспринять как желание избавиться от него.
«Договоренность Гринсона со студией Мэрилин восприняла как акт окончательной измены, — рассказал Ральф Робертс. — Она чувствовала себя глубоко задетой его поведением, которое интерпретировала как доказательство того, что врач использовал ее. Она наконец усвоила одну основополагающую истину: что Голливуд не составлял всю ее жизнь и что зависимость от Гринсона тоже не была всей ее жизнью. Ее озлобленность на этого человека достигла зенита. Он пытался устранить из ее жизни почти всех друзей, а их у нее было не так уж и много. Но, думаю, когда он попытался избавиться от Джо, тут она начала всерьез задумываться над всем происходящим. А что касается Энгельберга, таблеток и уколов — тут, пожалуй, все и так ясно. Раз Мэрилин не удавалось контролировать никаким иным способом, то в запасе всегда оставались наркотики».
Осмелев от собственного поведения по отношению к Юнис, Мэрилин была близка к осуществлению следующего шага, который, как она полагала, прибавит ей столько же сил, как и брак с Джо. «Она понимала, что должна освободиться от Гринсона, — отметил Робертс, — и производила впечатление человека, готового это сделать. В конечном итоге, все мы поддерживали ее в этом!»
