Джоан и ее брат Дэниел (тогда студенты колледжа) знали, что их отец является решительным адептом теории Фрейда; однако Гринсон сказал и им, и жене, что, по его мнению, в случае Мэрилин традиционный фрейдовский подход не принесет желаемого эффекта, что этой молодой женщине нужен пример стабильной семьи, если она сама собирается создать таковую. Мэрилин, по его признанию, настолько очаровательна и сверхчувствительна, что только он один в состоянии спасти ее. Каждый коллега доктора Гринсона по специальности наверняка резко осудил бы этот явно выраженный комплекс избавителя.

С точки зрения Мэрилин, столь тесный союз — которому она была не в силах противостоять — поначалу льстил ей и являлся вполне приемлемым. Однако Гринсон был не в состоянии дать Мэрилин ничего, что заменило бы ей потребность в работе, заменило потребность свершить что-нибудь в качестве актрисы; и поскольку Мэрилин ничем не могла компенсировать свою творческую бездеятельность, то она впадала в депрессию. В тот период она отправила Норману Ростену грустное стихотворение, выражающее сомнения по поводу способа лечения ее души.

Как сказала Мэрилин своим лучшим друзьям, некая частица ее «я» не соглашается с тем, чтобы психотерапевт ею манипулировал — но она чувствовала, что впадает во все большую зависимость от него.

Одним субботним днем в конце ноября доктор решился на безумно эгоистичный шаг. Когда Мэрилин пришла к нему на сеанс, тот велел ей вернуться к ожидавшему в машине Робертсу с распоряжением. Походя к автомобилю, актриса была — и Робертс никогда не смог этого позабыть — чрезвычайно огорчена и заплакана. «Доктор Гринсон, — сказала она, — считает, что ты должен возвратиться назад в Нью-Йорк. Он выбрал мне в качестве компаньона кого-то другого. У него сложилось мнение, что двое Ральфов в моей жизни — наверняка слишком много. Я объясняла, что зову тебя Рафом. "Ведь он же Раф!" — повторяла и повторяла я ему. Но он сказал, что нет — мне нужен кто-то совсем другой».

Не вдаваясь в дискуссии, Ральф на следующий день пришел после обеда в квартиру Мэрилин забрать прибор для массажа, с помощью которого ежедневно вечером массировал артистку. Глория Лоуэлл сказала ему, что слышала, как Мэрилин проплакала всю ночь, поскольку хотела, чтобы ее друг остался. Попав в зависимость к Гринсону, актриса не отважилась воспротивиться столь неординарному приказу разорвать дружеские отношения с хорошим и преданным ей человеком. Таким образом, Мэрилин Монро не стала более зрелым человеком и не расширила свой горизонт; совсем напротив, она сделалась психически более слабой, более зависящей от других и более погруженной в детство. «Она стала освобождаться от многих людей из своего окружения, которые только кормились и наживались за ее счет», — написал Гринсон об этом периоде жизни Мэрилин.

На следующий день Робертс перед отъездом в Нью-Йорк пришел попрощаться со своей подругой, но не смог разбудить ее, хотя пять минут звонил в дверь. Размотав садовый шланг, словно хотел полить кусты и цветы, Робертс направил струю воды на окно квартиры Мэрилин. Та отодвинула шторы, раскрыла раму и сказала: «Я знаю, о чем ты думаешь, но всё в полном порядке». Да, — призналась она, — меня немного пошатывает после приема слишком большой дозы снотворного. Но у нее была причина, чтобы принять столько таблеток. Жильцы соседнего дома организовали ночью шальную вечеринку и, зная, что рядом с ними проживает знаменитая кинозвезда, выстроились у нее под окном, скандировали ее имя и призывали присоединиться к ним.

Мэрилин никогда не довелось узнать фамилию своей хозяйки дома, и она с ней ни разу не встречалась; это была актриса, игравшая когда-то небольшие роли и использовавшая временами фамилию Жанна Кармен. Точно так же как Роберт Слэтцер, Кармен после смерти актрисы вылезла на свет божий, чтобы использовать факт своего проживания неподалеку от Мэрилин Монро с целью сколотить на этом деньги. Утверждая, что она была субквартиранткой Мэрилин в доме на Доухени-драйв, она начала в 1980 году выдумывать всякие низкопробные и непристойные истории, которые не находили никакого фактического подтверждения: например, про бешеный роман знаменитой актрисы с Робертом Кеннеди с разгульными свиданиями, веселыми вылазками в Малибу и купанием нагишом.

А ведь фамилия Кармен, как и достопамятного Слэтцера, не встречается ни в одной записной книжке Мэрилин, ни один знакомый актрисы никогда не слышал об этой даме и не видел ее (не говоря уже о какой-то встрече или знакомстве с ней). Бетси Дункан Хэммес, эстрадная певица, близкая подруга Фрэнка Синатры и комика Боба Хоупа, а также дочь заместителя шерифа округа Лос-Анджелес, часто навещала свою подругу Глорию Лоуэлл, жившую напротив Мэрилин, прямо по другую сторону засыпанной шлаком дорожки, и по несколько раз в неделю ужинала вместе с ней. «Никогда я не слыхала ни про какую Жанну Кармен, — сказала Бетси. — Думаю, она там никогда не жила, поскольку иначе мы бы наверняка знали про нее, точно так же как и знали бы, что у Мэрилин имеется субквартирантка».

Настоящие проблемы Мэрилин только начинались. Еще в ноябре актрису пригласили в ее старую киностудию и попросили выполнить свои обязательства по действующему контракту; точнее говоря, от нее потребовали выступить в двух кинокартинах за вознаграждение, составляющее по сто тысяч долларов за каждую из них. Мэрилин была не единственной доходной кинозвездой Голливуда, чувствовавшей себя обозленной и уязвленной тем, что по всему свету раструбили весть про Элизабет Тейлор, которая должна получить в десять раз больше Мэрилин за снимаемую тем же «Фоксом» киноэпопею «Клеопатра» — а ведь с этой картиной были (и все об этом знали) большущие финансовые и художественные хлопоты, прежде всего из-за колоссальных затрат на производство, понесенных сначала в Лондоне, а потом в Риме, так что денежные расходы составили в общей сложности диковинную по тем временам сумму в тридцать миллионов долларов, едва не доведя «Фокс» до банкротства. Уже тогда «Клеопатра» наводила на мысль, что в студии царит поразительный хаос.

И действительно, с годами проблем в этой кинокомпании становилось все больше, и, возможно, есть смысл кратко изложить их. С 1956 года производство картин возглавлял Бадди Адлер, поскольку Даррил Ф. Занук уехал в Европу работать в качестве независимого продюсера, занимающегося распространением своих кинокартин через различные студии. Адлер, весьма эффективный руководитель, вызывавший всеобщее восхищение, умер в 1960 году в возрасте пятидесяти одного года. В этот период студия переживала тяжелые времена — в связи с бурным развитием телевидения наступил отток зрителей из кинотеатров, рухнула прежняя система работы студии (и наступил конец заключению семилетних контрактов), началась выплата актерам и прочим лицам безумно взвинченных ставок (хорошим примером этого служила Тейлор), а между боссами «Фокса», восседавшими в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, все время эдакими партизанскими наскоками шла война за власть.

В это же время президент кинокомпании «Фокс» Спирос Скурас обвинялся в том, что утвердил чудовищно высокие суммы на производство «Клеопатры», и его как бы «понизили на более высокую должность», переведя с поста президента на место председателя правления. Функции президента по желанию нью-йоркских менеджеров «Фокса» были возложены на Роберта Голдстайна, который не слишком хорошо разбирался в вопросах кинопроизводства. «Ему можно пожелать только смерти», — открыто ответил вице-президент Дэвид Браун на обращенный к нему вопрос Скураса о том, что он думает по поводу указанного назначения. Ответ Брауна был передан (самим Скурасом или другим доносчиком) Голдстайну. «Вскоре после этого, — добавил Браун, — меня сняли с постов вице-президента по творческим вопросам и директора материнского акционерного общества и я вдруг оказался продюсером!»