Через пятнадцать минут Марго сидела на кухне перед мрачным Женькой и пила кофе.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – хмыкнул невесело Женя, – о том, где ты сегодня была?

– Во-первых, это тебя, дорогой мой, совсем не касается. Во – вторых, разговор пойдет не обо мне, а о тебе!

Женька в ответ только вопросительно поднял брови.

– О твоем поведении в школе, о твоих взаимоотношениях с Васильевым.

– А что ты знаешь о них? – грубовато спросил Женя – Почти все.. Я разговаривала с Егором!… – Марго вдруг запнулась. Ее неожиданно снова обдало горячей волной.

Неужели не прошло, неужели ничего не помогло??? С трудом справившись со смятением чувств, Маргарита Николаевна, как можно спокойнее, продолжила, – Он рассказал мне о причинах вашего конфликта.

Я думаю, он был искренен, и я услышала от него всю правду.

«Всю правду…» – эхом отозвалось у нее в сердце.

– Мне кажется, ты должен прекратить ему мстить за прошлые обиды, Женя. Все что было – это очень неприятно, скверно, но вы уже не дети. Егор сожалеет о своих поступках по отношению к тебе, стыдится своей жестокости. Но его оправдывает то, что это было давно и осталось в прошлом. Он изменился и престал быть прежним Егором Васильевым, который обижал тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Женя поднял на мать тяжелый взгляд и не нашел, что ей ответить.

– Женя, ты можешь его винить в своих бедах, но если быть до конца честным, то нужно винить самого себя! Почему ты позволил Егору третировать себя? Почему не дал ему отпор? Достаточно ведь было одного раза, чтобы навсегда прекратить эти глупости! Как ты мог молча сносить обиды и унижения? Во всей этой истории меня больше всего возмутили не гадкие выходки Егора, а твоя трусость, твоя слабость. Чего ты боялся? Ты – сын завуча школы, мой сын – стал посмешищем в глазах одноклассников, мальчиком для битья!

Ты не хотел мне жаловаться – это похвально, но так, без боя, сдаться, когда достаточно было одной честной драки! Я не понимаю, Женя! А теперь ты пытаешься закрасить собственную слабость и трусость глупыми попытками мщения… Довольно! Я не хочу, чтобы мой сын выглядел еще более смешным и жалким. И не допущу этого. Ты должен немедленно прекратить все нападки на Егора. Вам сейчас не до глупостей, вы должны думать только об одном – об учебе, об оценках, о поступлении… Женя, ты меня слышишь? Почему молчишь?

– А что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? – сквозь зубы процедил Женя, – Что я как был ничтожеством, так им и остался? Между прочим, твой ненаглядный Егор так меня и зовет – ничтожество. Ты думаешь, он прекратил войну? Он только и ждет, чтобы побольнее ударить. Ради того, чтобы доказать мне свое превосходство, он пойдет на все. Это самая гнусная сволочь из всех существующих и возможных. Выскочка из семьи алкоголички и промышленного бандюги! А ты не спросила у него, чего ради он прицепился ко мне, а не к кому бы то ни было? Из зависти! Он влюблен в тебя! Он раздевает тебя взглядом! Ты не замечала?

Маргарита Николаевна поднялась, чтобы Женя не увидел ее замешательства.

– А потом он придумает гнусную небылицу о том, что переспал с тобой, и растреплет ее всей школе.

Он мастер на подобные штучки! Он всегда добивался популярности дешевыми методами. Хочешь испробовать их на себе? И потом скажи, что не желаешь ему мстить… А что касается моей слабости и трусости… – Женя, болезненно скривившись, усмехнулся, – Да, я боялся, но только одного – расстроить тебя, дорогая мамочка… Рассердить, разочаровать вас, Маргарита Николаевна! Но знаешь, больше не боюсь. Все прошло, кончилось. Прошел мой детский страх, что ты меня не будешь любить, отправишь снова к бабушке.

Теперь я знаю, что нет на свете такой любви, ради которой можно снести столько унижения, сколько снес я.

По крайней мере, мне ее уже не надо.

– Женя, о чем ты говоришь! Послушай сам себя!

– Это ты послушай себя! – взорвался Женька, – А мне надоели постоянные сетования на то, что Егор умнее, одареннее, талантливее, гениальнее, что он – личность, а я – ничтожество, что он – надежда, а я – разочарование, что он – победа, а я – ошибка… Может быть, тебе его усыновить? Такого-растакого звездного замечательного мальчика? Хотя теперь это его уже вряд ли устроит. Ему нужно другое. Ты догадываешься – что?

– Женя, хватит говорить глупости, – голос Маргариты прозвучал не так уверенно, как ей хотелось, но Женька в жару спора этого не заметил. – Пожалуйста, я тебя очень прошу, если я все же еще хоть что-нибудь для тебя значу – оставь Егора в покое. Ты сделаешь это не для него, а для меня. Или мне ты тоже мстишь?

– Я могу уехать к отцу? – вдруг спросил Женя глухим сдавленным голосом.

– В осенние каникулы? – Марго сделала вид, что не поняла его.

– Нет, навсегда.

– Ты этого очень хочешь?

– А ты? – Женя поглядел на мать в упор, – Решатся сразу все проблемы…

– Мы их и так решим, взвешенно, спокойно… К отцу я тебя не отпущу.

– Почему?

– Женя, ты на самом деле не понимаешь или прикидываешься? – вдруг несколько раздраженно спросила она, – я не опущу тебя, потому что ты мой сын, потому что дороже тебя у меня нет никого на свете! Я хочу, чтобы ты жил со мной, а не с отцом! Хватит строить из себя обиженного и нелюбимого! Пора браться за ум, становиться серьезнее…

Маргарита Николаевна дотронулась пальцами до Женькиной головы, слегка качнула ее. Он подавленно молчал.

– Мы договорились с тобой? – Марго выжидательно смотрела ему в лицо, – Ты оставляешь в покое Егора, перестаешь всем и вся демонстрировать свою независимость. Очень надеюсь, что ты все понял и больше меня не подставишь, не подведешь… Подумай, пожалуйста, обо всем, Евгений, я очень тебя прошу!…

Ох, мне пора бежать. Я должна успеть за полчаса собраться и выйти.

Маргарита Николаевна поднялась. Она не требовала от сына немедленного ответа. Он должен подумать, самостоятельно принять решение. Давления с ее стороны и так уже было предостаточно. Но она все же верила в Женькино благоразумие и в то, что он дорожит ее мнением, ее хорошим отношением. Марго сполоснула чашку и собралась было выйти из кухни, как услышала:

– А где ты была сегодня ночью?

– У Бориса Ивановича, – решила сказать правду Марго.

Женька полупрезрительно и, как показалось ей, облегченно, фыркнул:

– Ну, вы даете, Маргарита Николаевна!… Директор уже который год набивается тебе в мужья, а мне в отчимы. Это же скучно!

– Тебе должно быть скучно обсуждать мою личную жизнь, – взвешенно произнесла Марго, – Мы с Борисом Ивановичем старые друзья. А ты достаточно взрослый, чтобы понять, что истинные чувства могут возникнуть именно на такой прочной основе. Ты имеешь что-нибудь против Бориса Ивановича?

– Ничего. Он нормальный мужик. Только его ты тоже бросишь.

– Довольно, закончим на этом! – Марго еще пыталась быть сдержанной, – Давай, мой дорогой, собирайся в школу. Сегодня у вас тестирование по истории и письменный опрос по геометрии. Ты помнишь про вчерашний сорванный урок?

Школьная тема была всеобъемлюща, неисчерпаема и всегда целиком и бесповоротно перекрывала все прочие темы для разговоров. Когда завуч школы начинала говорить об учебном процессе, оставалось или соответствовать или помалкивать.

Через сорок минут Марго, как обычно изящная, безупречно выглядящая, вышла из дома.

У подъезда ее дожидались. Борис Иванович стоял возле своей вишневой «восьмерки» с огромным букетом роз. Где он взял цветы в такую рань? Не съездил ли за ними в городское оранжерейное хозяйство и не выпросил ли у сонного сторожа за весьма приличную сумму?

Марго посмотрела на помолодевшего от счастья директора, вздохнула как-то обреченно и, приняв розы, села в машину. Подъехать к школе на машине было сегодня весьма кстати. Она планировала прийти рано, закончить все вчерашние дела, и пятнадцать минут – столько занимала дорога до школы – этим утром терять было жаль. Директор сел в машину, но прежде, чем завести мотор проговорил: