Первой ее мыслью было, что она, должно быть, ошиблась и ключ, скорее всего, упал и лежит где-то на полу. Увы, она не смогла его найти.

"Может, его забрал Спайдер? — предположила Камала. — Впрочем, это на него совершенно не похоже. Да и с какой стати ему брать ключ?"

Оглядевшись по сторонам, девушка взяла стоявший возле стены стул и поставила прямо под дверной ручкой.

"Как хорошо, — подумала она, — что Ван Вик в своем стремлении к роскоши украсил двери позолоченными ручками, не только дорогими, но и весьма прочными".

Стул крепко встал на место и надежно перекрыл вход.

"Я веду себя глупо, — подумала Камала. — Ну кто может войти ко мне в каюту? Ведь раньше никто никогда не пытался этого сделать!"

Девушка сняла фонарь со свечой, подвешенный к крюку на потолке, и поставила его возле кровати, решив немного почитать перед сном.

Она открыла довольно интересный испанский роман, который ей дал Квинтеро: из него можно было немало узнать об обычаях испанцев и их манере вести беседы.

Камала перелистывала страницу за страницей, но вскоре поняла, что не запомнила ни единого слова, потому что постоянно думала о Конраде, мечтая о том, чтобы у них нашлась возможность побыть вдвоем, когда они окажутся на Азорах.

Ей так много хотелось рассказать ему и так много от него услышать!

Интересно, когда они останутся одни, он поведет себя так же отстраненно, как и на корабле? Или все-таки станет тем прежним Конрадом, в которого она влюбилась и с которым ей было так легко и радостно общаться? Пусть даже тогда она не понимала всю глубину и силу собственных чувств к нему…

Неожиданно раздался какой-то непонятный звук, заставивший ее вздрогнуть.

Это было не привычное поскрипывание корабля или свист ветра.

Камала посмотрела на дверь, освещенную фонарем, стоявшим рядом с ее кроватью. В следующее мгновение она заметила, что дверная ручка медленно поворачивается.

Сердце тотчас с силой забилось в груди. На короткий миг она решила, что по ту сторону двери находится Конрад и что он по какой-то причине пожелал зайти к ней.

Ручка повернулась снова. Очевидно, кто-то нажал на дверь, но тяжелый дубовый стул не давал ей открыться.

Камалу охватил страх, она почувствовала, что вся дрожит, ей нестерпимо захотелось закричать… Но что-то заставило ее не делать этого, быть может, ужас, лишивший ее дара речи.

Девушка вскочила с постели, быстро отбежала на другой край каюты, затем юркнула в шкаф и закрыла за собой дверцу. На мгновение она оказалась в темноте, однако потом увидела слабую полоску света.

Нащупав кончиками пальцев грубый край задней стенки шкафа, она потянула ее на себя. Но что, если она ошибается и никакого отверстия там нет?

Камала потянула доски сильнее, раздался треск дерева. У нее возникло ощущение, будто стенка удерживается на месте чем-то липким. Вскоре ее усилия увенчались успехом, и задняя стенка наклонилась внутрь шкафа. Камала дала ей упасть, а сама со всех сил толкнула перегородку, отделявшую ее от каюты Конрада, и шагнула через нее в образовавшийся в стене проем.

Конрад еще не спал. Закатав рукава рубашки, он сидел за столом, склонившись над какими-то картами. Удивленно подняв голову, он увидел Камалу и немедленно вскочил со стула.

— Что случилось?!

Она прижала руку к губам и, не переставая дрожать от страха, прошептала:

— Там… кто-то… у моей двери!

Пристально посмотрев на нее, Конрад тихо произнес:

— Оставайтесь здесь! Я посмотрю, что там такое.

Открыв дверь своей каюты, он вышел в коридор.

Девушка, затаив дыхание, прислушалась.

— Ах, это вы, мистер Ван Вик! — донесся до ее слуха голос Конрада. — Я как раз искал вас. Моя сестра сильно напугана, она утверждает, что в ее каюту забралась крыса.

— Крыса?! — воскликнул голландец. — Тогда нужно что-то с ней сделать!

— Разумеется, — согласился с ним Конрад, и Камале почудилась насмешка в его голосе. — Ох уж эти женщины! Они не страшатся тайфуна или землетрясения, но крыса или мышь способна ввергнуть их в ужас.

— Мы просто обязаны избавить вашу сестру от ужаса, — ответил Ван Вик. — Утром я прикажу обыскать все уголки ее каюты. Скажите, вы сможете успокоить ее и приглядеть за ней этой ночью?

— Надеюсь, что смогу, — произнес Конрад слегка усталым тоном.

— Тогда я вверяю ее вашим заботам, — отозвался Ван Вик. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — ответил ему Конрад.

С этими словами он вернулся в каюту. Камала поспешила отойти от двери.

Только сейчас до нее дошло, что на ней надета лишь прозрачная ночная рубашка. Она поспешила смущенно опустить глаза, но в то же мгновение инстинктивно шагнула к нему.

Конрад обнял ее, и их губы встретились.

Камала от удивления сначала ничего не могла понять, но в следующее мгновение испытала огромную радость и ответила на его поцелуй.

Нет, она даже не подозревала, каким восхитительным может быть поцелуй! Какое наслаждение он способен доставить, какие изысканные чувства вызвать, наполнив окружающий мир удивительным светом счастья.

Затем, столь же внезапно, как и обнял, Конрад выпустил ее и, быстро отойдя, встал на другом краю каюты спиной к ней.

— Простите меня! — отрывисто произнес он изменившимся голосом. — Все дело в том, что я долго не был с женщиной!

Возникла пауза. Но затем, видимо не удержавшись, он вновь повернулся и увидел изумленное лицо Камалы.

Казалось, ей нанесли смертельную рану, которой она никак не ожидала.

Конрад бросился к ней и снова заключил в объятия:

— Нет, дорогая! Нет! Ради всего святого, не надо смотреть на меня так! Я не хотел вас обидеть! О, моя дорогая, я этого не хотел!

Он снова принялся целовать ее, жадно и горячо, и Камале показалось, будто она взлетела из глубин мрачного отчаяния к небесным высотам, к яркому солнцу, где были только они вдвоем, даря друг другу неописуемое блаженство.

Он целовал не только ее губы, но и глаза, и щеки, наслаждаясь нежностью ее восхитительной кожи, а Камала трепетала от счастья.

Внезапно до него дошло, что на ней почти ничего нет, кроме легкой ночной сорочки.

Тогда он подхватил ее на руки и отнес к кровати, где, уложив ее на подушки, накрыл шелковым покрывалом.

— О, Конрад!

Это было первое слово, которое Камала смогла наконец произнести.

Широко открытыми, лучащимися счастьем глазами она смотрела на него, и он понимал, что никогда еще не видел столь искреннего выражения радости на лице у женщины.

— Моя дорогая, моя бесценная, моя нежная любовь!

Он вновь стал осыпать ее поцелуями, и Камала обняла его за шею, притянула к себе…

Казалось, время замерло на месте, но Конрад сверхчеловеческим усилием воли все же заставил себя оторваться от ее пьянящих губ и сел рядом, не сводя с нее взгляда.

— Вы подвергаете меня слишком большому искушению, — неуверенно произнес он.

— Вы… вы любите меня?

— Я полюбил вас с той минуты, когда впервые увидел! — признался Конрад.

— И я… полюбила вас, — прошептала Камала. — Но только я… я не понимала, что это любовь.

— Когда же вы осознали это?

— Я узнала… узнала… я поняла это несколько дней назад.

Она вновь протянула к нему руки, чтобы он привлек ее к себе, но Конрад нежно взял ее ладони в свои.

— Это безумие!..

— Что?

— Конечно, это безумие, — повторил он. — Мне нечего предложить вам, абсолютно нечего.

— Я ничего не прошу от вас, — тихо проговорила Камала.

— Я сказал вам, что моя семья обеднела. Но дело обстоит намного хуже. Мы оказались в нищете. Мои близкие стоят на грани голодной смерти. Когда я вернулся домой, имея достаточно средств, на которые они могли бы прожить несколько месяцев, я понял, что отныне несу за них ответственность и вся моя жизнь без остатка должна быть посвящена им, моим родным.

Конрад издал глубокий горестный вздох, как будто вспомнил о тяготах жизни своих близких.

— Даже если моя матушка отойдет в мир иной, а это весьма вероятно, — продолжил он, — останутся слуги, живущие в нашем доме, которые всю свою жизнь посвятили моим родителям. Разве я могу допустить, чтобы они лишились крова и умерли под забором? У них нет никаких сбережений, они целиком и полностью зависели от нас. Когда я вернулся, то узнал, что они существовали за счет милости местных торговцев и денег, взятых в долг у одного из лондонских друзей. Но долги нужно возвращать.