Она пожалела, что не надела под амазонку свой самый красивый наряд.
"Далек от поэзии!"
Прежде чем уснуть, Камала несколько раз вспомнила его голос, звучавший совершенно по-особому в тот момент, когда он произносил эту фразу. Завтрашний день они проведут вместе, и она осмелится спросить, что он имел в виду.
Следующее утро принесло пасмурную и холодную погоду. Они съехали с постоялого двора до полудня, и, когда преодолели расстояние примерно в десять миль, начался дождь, который вскоре перешел в ливень.
Конрад завернулся в плащ. Камала последовала его примеру, мысленно поблагодарив своего спутника за то, что он настоял на нужной покупке.
Она натянула на голову капюшон — тот закрывал ей глаза и почти касался кончика носа. Увы, хотя плащ и был плотным и практически не пропускал влагу, Камала все равно продрогла.
Спустя какое-то время они остановились в придорожной таверне, чтобы перекусить и согреться. Конрад попросил жену трактирщика приготовить для них яичницу с беконом. Надо сказать, она оказалась гораздо вкуснее пикулей и сыра, которые обычно подавали посетителям постоялых дворов.
Также он уговорил Камалу выпить стаканчик домашнего сидра, который приятно согрел тело изнутри. Когда после непродолжительного отдыха они снова тронулись в путь, она почувствовала, что от выпитого сидра у нее слегка кружится голова.
Увы, холодный дождь, сопровождаемый ледяным ветром, хлестал им в лицо, прогоняя тепло и мешая ехать с нужной скоростью.
Более того, с каждой минутой становилось все холоднее, и спустя два часа оба почувствовали, что продрогли до костей.
Вскоре двигаться вперед стало невозможно из-за плотной пелены дождя. Стоя посреди безлюдной местности, они озирались в поисках хоть каких-нибудь признаков жилья.
Но, куда ни глянь, нигде не было видно ни домов, ни ферм. Впрочем, неудивительно, ведь они старались держаться в стороне от больших дорог. — Черт побери! — раздраженно воскликнул Конрад. — Так больше продолжаться не может! Нужно найти хоть какое-то пристанище!
— Конечно… Г-где-то ведь должен быть… п-постоялый двор, — стуча зубами от холода, пробормотала Камала.
— Последние пять миль нам не попалось ни одной деревушки, — ответил Конрад. — Лишь отдельно стоящие дома.
В следующий миг дождь, сопровождавшийся все нарастающими завываниями ветра, превратился в настоящую стену воды.
Камала замерзла так, что уже еле держалась в седле и была не в силах не только говорить о чем-то, но даже просто попросить об отдыхе.
Конрад подался вперед и, взяв Ролло под уздцы, резко повернул вправо.
— Кажется, там вдали что-то виднеется, — сообщил он. — Надо выяснить, что это такое.
Постройка оказалась старым полуразрушенным сараем. Конрад открыл висевшую на одной петле дверь, чтобы завести внутрь лошадей, и путники увидели, что сарай наполовину завален сеном.
— Это намного лучше, чем ничего, — произнес Конрад.
У дальней стены виднелось какое-то отверстие, к которому он и направился. В следующее мгновение Конрад пропал из вида. Затем Камала услышала его голос:
— Идите сюда! Посмотрите, что здесь! Нам повезло!
Чувствуя, что ноги не слушаются ее, Камала тем не менее шагнула вперед.
Темная дверь вела из сарая в крошечный фермерский домик, состоявший всего из одной комнаты. Два окна были заколочены досками, наружная дверь заперта.
Внутри оказался полуразвалившийся каменный очаг с холодной, давно остывшей золой. Рядом валялась охапка сухих дров. Похоже, этим местом время от времени пользовались путники и местные бродяги.
— Я разожгу огонь, — предложил Конрад. — Вы сильно замерзли?
— Оч-ч-чень, — проговорила Камала сквозь стиснутые зубы.
Она так окоченела, что у нее не было сил сбросить с себя промокший плащ. Руки не слушались и казались чужими.
Камала вернулась в сарай, где села на охапку соломы.
Она понимала, что должна чем-то помочь своему спутнику, но в данный момент настолько онемела от холода, что не смогла придумать, чем ей заняться.
А вот лошади тотчас почувствовали себя как дома и принялись лакомиться сеном в дальнем углу сарая.
Камала закрыла глаза. А когда открыла их снова, то почувствовала, что Конрад тянет ее за руку, пытаясь поднять на ноги.
— Пойдемте, — сказал он. — Я разжег огонь.
Ее тело настолько одеревенело, что ему пришлось едва ли не нести ее к огню.
Камала бессильно опустилась на огромную охапку сена, которую Конрад принес в комнату.
— Нам нужно быть острожными, чтобы сено не загорелось, иначе не миновать беды, — предупредил он ее. — Мне, признаться, будет не столько жаль бывшего владельца дома, сколько того, что в случае пожара мы с вами окажемся без крыши над головой.
— Я… я больше не смогу… ехать… дальше, — пробормотала Камала.
— А я вас и не прошу об этом, — ответил Конрад. — По-хорошему, привал нужно было сделать еще час назад. Простите меня, я рассчитывал лишь на свои силы и переоценил ваши.
— Со мной все будет… в порядке, — заверила его Камала.
Видя, что она не в состоянии сделать что-либо сама, Конрад стащил с ее рук мокрые перчатки. Затем пощупал край намокшего плаща и рукав жакета.
— Вам нужно снять плащ, — сказал Конрад. — Он промок насквозь.
С этими словами он потрогал ее подол.
— Юбка тоже промокла. Снимайте, я повешу ее сушиться перед огнем.
С этими словами он снял с ее плеч плащ, однако тотчас поймал на себе ее удивленный взгляд.
— Но я… я не могу снять юбку! — прошептала она. — Во всяком случае, в вашем присутствии.
— Под ней у вас нижняя юбка, — ответил он. — Не забывайте, Камала, ведь теперь я ваш брат.
Она ничего не ответила, и тогда Конрад продолжил:
— Вы видели меня обнаженным по пояс, умывали меня, массировали мне плечо. Так что нет ничего неприличного в том, что я прошу вас снять мокрую юбку, которая мешает вам согреться. Ее непременно нужно высушить, а вам — вытереться насухо.
— Но ведь это совсем другое дело… — пролепетала Камала.
Конрад улыбнулся ей так, будто разговаривал с маленьким ребенком.
— Я не буду смотреть на вас. Пойду принесу еще сена. Когда вы снимете мокрую юбку, вы сядете и накроетесь им.
В его голосе прозвучала озорная нотка, и Камала поспешила сказать:
— Неужели вы считаете меня… ханжой?
— Я знаю одно: если человек замерз, он с трудом соображает, только и всего, — ответил он. — Я не могу допустить, чтобы вы заболели. Не забывайте, что я не умею ухаживать за больными столь же ловко, как вы. Более того, я испытываю отвращение к болезням!
Камала не смогла удержаться от улыбки, которая, впрочем, получилась довольно жалкой, а затем, когда Конрад отвернулся, чтобы повесить над огнем свой сюртук и ее плащ, быстро выскользнула из мокрой юбки.
Она промокла лишь ниже колен, но Конрад был прав: если ее не снять на ночь, можно простудиться и серьезно заболеть.
К счастью, сапожки для верховой езды, застегивавшиеся на лодыжках на пуговицы, не промокли, и ноги остались сухими.
Камала, оставшись в белой нижней юбке, положила мокрую юбку на пол и села на копну сена.
— Все готово? — спросил Конрад.
— Да, — ответила Камала. — Вы смеетесь надо мной?
— Ни в коем случае, я бы ни за что не осмелился, — ответил Конрад и, обернувшись, посмотрел ей в глаза.
— Я знаю… вы думаете… что я… что я глупая.
— Когда-нибудь я расскажу вам, о чем я думаю, — ответил Конрад. — Но не сейчас. Сейчас мы с вами продрогли и хотим есть.
Услышав последнюю фразу, Камала поняла, что действительно проголодалась.
— Если бы я проявил благоразумие, — продолжил Конрад с легким раздражением, — то догадался бы купить в таверне еды нам в дорогу, но я почему-то вбил себе в голову, что мы без труда отыщем другой постоялый двор. Я даже не предполагал, что погода так сильно испортится.
Он снова сходил в сарай и вскоре вернулся, держа что-то в руках.
— Вряд ли нам удастся устроить лукуллов пир, — объявил он, — но я нашел несколько картофелин. Мы запечем их в золе и сможем хотя бы немного утолить голод.
