Он не испытывал ни колебаний, ни сомнений. Прошел добрый десяток лет с тех пор, как мальчишкой он взбирался на эти горы, но память детства прочна, и он поднимался так же уверенно, будто проделывал это последний раз вчера. Он помнил каждый незначительный выступ скалы, каждую трещину, куда можно было поставить ногу, и был готов преодолеть каждую расщелину.
За час он прошел едва ли треть пути, а самая трудная часть была еще впереди. Он уселся на широком, покрытом травой выступе, чтобы перевести дыхание. Внизу на многие мили расстилалась освещенная луной равнина Эмилии, далеко к востоку отливала серебром гладь моря, а на западе возвышались сверкающие снежные вершины Апеннин. Над ним нависала серая скала, обрывистая и гладкая, как стены продолжавшей ее крепости, и подъем по ней обескуражил бы самого отважного горца. Лоренцо знал, что сейчас его ожидало главное испытание этой ночи. По сравнению с ним все остальное: перелезть через крепостную стену, заколоть одного-двух часовых и открыть ворота — казалось делом относительно простым и безопасным. Здесь же один неверный шаг, мимолетная волна страха или секундное головокружение ведут к неминуемой гибели.
Он поднялся, коротко помолился святому Лоренцо, своему небесному покровителю, и продолжил восхождение. Распластавшись по поверхности скалы, он прополз по узкому выступу и добрался до другого, более широкого. Здесь он остановился, чтобы еще раз перевести дух. Он был рад, что этот участок остался позади, поскольку подъем теперь стал на некоторое время легче.
Опасаясь, что шпага может помешать ему, он отцепил ее и швырнул в пропасть. Жаль было расставаться с оружием, но он понимал, что подвергнется большой опасности, оставив его при себе. Затем, сделав глубокий вдох и собравшись с силами, он прыгнул через черный провал пропасти, ориентируясь на чахлое деревце, которое росло на другой стороне. Он уцепился за хрупкое растение руками и ногами, как обезьяна, моля Бога, чтобы оно выдержало его вес. Однако дерево оказалось крепким, и, держась за него руками, он нащупал под собой опору для ноги, сделал шаг и очутился в узкой расщелине, поднимавшейся вверх футов на двадцать. Как червяк, он пополз вдоль нее, упираясь руками и ногами в стенки.
Расщелина наконец кончилась, и он смог дать себе отдых. Прижавшись грудью к скале, обливаясь потом и задыхаясь, он оглядывался по сторонам и, увидев бездонную темноту под собой, содрогнулся и крепче ухватился своими сбитыми руками за скалистые выступы. Половина пути осталась позади, но ему понадобилось еще немало времени, прежде чем он смог заставить себя продолжить подъем.
В одном месте, где тропинка сузилась до нескольких сантиметров, прямо над его головой с резким шумом рванулась огромная птица и исчезла внизу. Он так испугался, что чуть было не выпустил камни, за которые цеплялся обеими руками. Примерно за час до полуночи, когда луна села, он оказался в кромешной тьме. Его отважную душу обуял страх, и довольно долго он был не в состоянии пошевелить ни одним мускулом. И только когда его глаза привыкли к мраку и начали различать кое-что вокруг, мужество вернулось к нему. Ночь была звездная, и предметы, находящиеся вблизи, различались достаточно хорошо.
Около полуночи, совершенно изможденный, с кровоточащими пальцами, в порванной одежде, он оказался наконец на просторной площадке у самого подножия южной стены замка. Ни за какие богатства в мире он не согласился бы возвращаться тем же самым путем. Растянувшись у подножия скалы, он шептал благодарственные молитвы за свою удачу, поскольку считал чудом, что ему удалось достичь своей цели живым.
Он взглянул вверх на мерцавшие звезды, на переливавшуюся гладь Адриатического моря. Прямо над головой слышались мерные шаги расхаживающего по стене часового. Часовой трижды обошел стену, и лишь затем, когда звук шагов стал удаляться, Кастрокаро встал, испытывая некоторую жалость к солдату, чью душу ему придется этой ночью освободить от ее земной оболочки.
Он размотал веревку, обвивавшую тело, отступил назад и, раскрутив крюк, швырнул его через стену. Крюк пролетел между двумя зубцами и, мягко ударившись о кладку — предусмотрительно намотанная солома заглушила стук, — упал.
Кастрокаро потянул за веревку, надеясь, что зубья зацепятся за какой-либо выступ или трещину, но крюк переполз через стену и возвратился к его ногам. Второй бросок оказался также неудачным, и лишь после третьей попытки крюк зацепился. Чтобы удостовериться в надежности приспособления, Кастрокаро всем весом налег на веревку, но крюк держался прочно. Приближающиеся шаги заставили его затаиться. Когда часовой удалился, Кастрокаро полез на стену. Пользуясь матросским приемом — поднимаясь на руках, а ногами упираясь в стену, — он быстро оказался на самом верху и там, встав на колени, спрятался между зубцов. Он пристально посмотрел вниз, в черноту двора. Все было тихо. Ни один звук не нарушал покоя крепости, кроме равномерной поступи часового, который, как оценил Лоренцо, находился сейчас у северо-западной стены.
Он освободил крюк из трещины, размахнулся и швырнул вместе с веревкой в пропасть, уничтожив тем самым единственный след, который мог бы указать, каким образом он оказался здесь. Потом мягко спрыгнул на парапет, шедший вдоль стены.
Остальное не составляло труда. Его миссию можно было считать выполненной. Через несколько минут войска Борджа ворвутся в Сан-Лео, и солдаты гарнизона, захваченные в постелях, вынуждены будут сдаться. Лоренцо подумал, что даже не имеет смысла убивать часового. Требовалось лишь улучить момент и снять засовы с ворот прежде, чем страж сообразит, что происходит, и поднимет тревогу.
Разрешив сомнения в пользу такого варианта, он двинулся вперед и добрался до винтовой каменной лестницы, спустился вниз и оказался в прямоугольном внутреннем дворе. Перебегая от тени к тени, он добрался до ворот, за которыми начинался проход, ведущий мимо караульной комнаты и часовни во внешний двор крепости. Около этих ворот он вновь притаился, выжидая, пока часовой удалится.
Все в крепости было погружено в сон. Ни в одном из окон, выходивших во двор, не горел свет. Кастрокаро подумал, что, если дверь окажется запертой, ему все-таки придется вернуться и ликвидировать часового, а затем добраться до главных ворот по крепостной стене.
Прямо над собой он увидел часового с пикой на плече, медленно вышагивавшего по стене, и его черная фигура смутно вырисовывалась на фоне темно-синего, усеянного звездами купола неба. Ничего не подозревавший страж прошел и исчез. Лоренцо осторожно надавил на массивную дверь, которая легко поддалась. Он ступил в темный туннель и так же мягко прикрыл дверь с внутренней стороны. Тут он помедлил, вспомнив, что часовой сейчас как раз обходит северную часть стены и может заметить его, если он сразу направится через двор в сторону ворот. Следовало опять подождать.
Вдруг ему показалось, что из караульной, справа от него, донесся чей-то голос. Он прислушался, но звук не повторился. Решив, что перенапряженные нервы подвели его, он ощупью двинулся вдоль туннеля. И тут его сердце обдало холодом. На двери караульной он заметил небольшое желтоватое пятнышко и мгновенно понял: в караульной находились люди, и свет пробивался через замочную скважину.
Секунду поколебавшись, он решил, что отступать уже некуда. Вернуться крайне рискованно, а оставаться в туннеле — значит быть неминуемо обнаруженным. Его единственный шанс — немедленно двинуться вперед и бесшумно прокрасться мимо караульной. Тогда все еще может обойтись. И он на цыпочках пошел вдоль стены с максимальной осторожностью.
Однако не успел он сделать трех-четырех шагов, как из караульной послышалось проклятье, за которым раздался смех нескольких мужчин. Затем последовал скрип стульев, и кто-то тяжелой поступью направился к двери. Если бы он без промедления рванулся вперед, у него был бы шанс выбраться наружу, но нерешительность погубила его. Мгновение — и он понял это, но было уже поздно; он увидел, что оказался в ловушке и отступать некуда. Стиснув зубы, в отчаянии оттого, что после стольких трудов все рухнуло, он приготовился защищаться.
