— Значит, все готовы! — подвел итог представитель руководства КГБ.

Однако у Бояринова и его кафедры было свое мнение. Сформировав мандатную комиссию и рассмотрев каждого слушателя, взвесив все «за» и «против», они отвели десять кандидатур.

Тогда впервые в своей жизни Набоков увидел, как плачет мужчина, офицер, сотрудник КГБ.

Его отвели, потому что посчитали психологически не готовым к возможным боевым нагрузкам.

Все десятеро атаковали кабинет Бояринова с раннего утра, просили, умоляли, доказывали, но начальник кафедры был непреклонен. За некоторых пытались просить преподаватели,

восприняв неприступность Григория Ивановича как излишнюю строгость или даже упрямство.

Пройдут считанные месяцы, и жизнь преподаст жестокий урок, подтвердив правоту Бояринова.

Случилось так, что первый состав «Зенита» закончил командировку в сентябре. Началась постепенная замена. Однако людей не хватало и решили пренебречь выводами бояриновской комиссии. Рассудили так: мол, чего просевать, отбирать — все офицеры КГБ, не один раз проверены в деле. И на второй заход в состав группы были включены сотрудники, отведенные «мандаткой». Они и оказались в самом пекле — на штурме дворца Амина. Двое из них погибли, третий тяжело ранен и умер по дороге в Союз. Четвертый попал в Афганистан позже и тоже получил тяжелое ранение.

Совпадение? Вряд ли. Говорят, полковник Бояринов хорошо разбирался в людях. Стоило ли посылать тех офицеров в пламя войны? Нет, конечно. Наверно, нашлось бы для них дело и дома. Но все это станет известно позже, когда уже и Григория Ивановича не будет в живых.

А в июле 1979 года «Зенит-1» убыл в Афганистан. Возглавил группу кандидат военных наук, доцент, полковник Григорий Иванович Бояринов. Возвратился он оттуда в сентябре. Тогда же у них с Набоковым состоялся обстоятельный разговор и Анатолий Алексеевич сказал, что готов поехать на смену начальнику кафедры. И даже пожаловался, мол, преподаватели и помоложе уже съездили, а он все никак.

Бояринов усмехнется и по-отечески положит ему ладонь на плечо:

— Не спеши, Толя. Чует моя душа — Афганистана нам надолго хватит. Горько это звучит, но боюсь, что надолго.

И грустно добавит:

— Поверь мне, старику…

Но пока не было «Зенита-2», штурма дворца, все были живы и здоровы.

Первый «Зенит» прилетел в Кабул 5 июля. Переехали в наше посольство, расположились в школе. Лето, учеников нет.

Поставили раскладушки. Матрацы еще нашлись, а подушек не было, сворачивали белье, запихивали его в целлофановый пакет, оборачивали полотенцем: вот и подушка готова.

Ели свое, сухпаек. Бояринов приказал экономить, ибо никто не знал, сколько тут жить-служить. Утром чаек, да банка каши на троих, в обед супчик из концентрата, баночка консервов, галеты. Словом, на таком довольствии дошли, что называется, до ручки. О еде, деньгах старались не думать, главное — выполнить поставленные задачи. А их было не мало, да и задачи весьма не простые: охрана посольства, обучение местных молодых контрразведчиков, а главное — разведка города, государственных и правительственных зданий, объектов спецслужб, армейских штабов и казарм, подходов и подъездов к ним, систем охраны. Отрабатывались также маршруты на случай эвакуации наших дипломатов.

Так что «зенитовцам» пришлось изъездить и протопать Кабул вдоль и поперек.

А тем временем напряженность в столице нарастала. По ночам то и дело вспыхивала стрельба. Враждовали «халькисты» и «парчимисты». Амин рвался к власти.

Вот как о тех днях вспоминает боец «Зенита» Валерий Курилов:

— Между Амином и Тараки вражда. Советский посол и представитель КГБ ездят каждый день, мирят их. Утром помирят, вечером опять ссора.

Однажды наши ребята, находившиеся в охране посла, приехали, пистолеты разряжают, руки дрожат. Говорят, сейчас друг друга чуть не перестреляли.

В очередной раз собрались Амин, Тараки и наш посол. Вся охрана находилась внизу. Вдруг внутри выстрелы, выбегает окровавленный человек, падает. Им оказался Тарун.

Охрана Тараки, Амина и наши выхватили пистолеты, друг на друга наставили. Никто ничего не понимает. Стрелять не решаются. Да и как стрелять: кто знает, что там произошло. Выбежал Амин, сел в машину, умчался. Потом были пышные похороны. В газетах заголовки: «Подлые враги убили верного сына афганского народа Таруна». После того, как Амин уничтожил Тараки. начались покушения на министров, сторонников убитого президента.

В одного стреляли через дверь, другого хотели убить через окно.

Вообще мы участвовали в спасении трех министров — Сарвари, Гулябзоя и, кажется, Ватанджа.

Скрытно вывезли их с места жительства в посольство, переодели в форму-«песчанку». Потом доставили на одну из наших вилл. Там я и сошелся близко с Сарвари. Можно сказать, сдружился. Они жили в закрытых помещениях, без окон. Погулять выходили только ночью. Всякий раз приходилось их сопровождать.

Сарвари все обещал: «Ребята, вы нам помогите, потом я устрою прекрасную жизнь. Приедете с семьями на отдых, каждому машину подарю». Наконец прилетел самолет из Союза, привезли деревянные ящики. Мы положили туда матрацы, просверлили дырки. Залезли в них министры. Ящики поставили в кузов машины, забросали коробками.

За рулем наш парень. В кузове человек пять вооруженных «зенитовцев». За машиной еще шел автобус, тоже с нашими людьми.

А до Баграма ни много ни мало — 70 верст. Аминовская «наружка» обложила нас сразу после выезда из посольства.

На выезде из Кабула КПП. Стоп! «Что у вас в кузове, выходите, будем проверять». Офицер-афганец настаивает, у него приказ. Мы отказываемся, вы не имеете права, машины посольства.

Грузовик плотно обтянут тентом. Вот лейтенант-афганец встает на борт и заглядывает под тент. А Долматов Александр Иванович, наш инструктор по рукопашному бою, башмак ему на руку и автомат в нос.

Лейтенант перетрухнул, руку дерг-дерг. Долматов держит. А снаружи-то ничего не видно. В общем, выдернул ладонь, спрыгнул, глядь, а в автобусе тоже напряженные физиономии. Замахал, закричал: «открывай, открывай, пусть едут…»

Командир корабля говорит: «Теперь все будет нормально, главное, чтоб истребители не подняли». Истребители, на счастье, не появились.

Открыли ящики. Сарвари выскочил оттуда покрасневший, яростный. Бросился к иллюминатору: «Зачем вы нас увозите? Я подниму свой народ. Сметем тирана».

«Зенитовцы» лишь улыбались, успокаивали. Они хорошо изучили афганцев, и показная ярость бывшего министра их нисколько не удивила.

Кончилось все миром. Афганцев угостили. Они выпили по рюмочке, поели. Успокоились. Им постелили, и те мирно проспали весь путь от Баграма до Ташкента.

В Ташкенте бойцы «Зенита» передали министров в целости и сохранности местным комитетчикам и вылетели в Москву.

Шел сентябрь 1979 года. До штурма дворца Амина оставалось три месяца…

Набоков входил в автобус последним. Задержался на ступеньке, еще раз оглянулся — Бояринова не было. Странно. За последний год, да что там год — годы, он не припомнит случая, чтобы Григорий Иванович опоздал к служебному автобусу, который каждое утро забирал их в условленном месте.

«Что-то случилось, — тревожно подумал Набоков, — не заболел ли?» Он вспомнил недавние учения, двадцатикилометровый марш, который прошел Гриша с одной из групп слушателей. Как-то не вязался вполне здоровый вид полковника со словом «болезнь». Да и вчера они виделись. Бояринов был в отличной форме.

Набоков облегченно вздохнул, лишь когда увидел в кабинете начальника кафедры свет. Он поднялся на свой этаж, в преподавательскую. Дверь бояриновского кабинета приоткрыта, и в проеме Григорий Иванович. В гражданке: на нем водолазка, поверх нее джемпер.

Увидев Набокова, улыбнулся приветливо, кивнул: заходи…

— Что случилось, Григорий Иванович?