Между тем обладая громаднейшими по сравнению с Россией промышленными мощностями (десятикратная разница с Францией накануне войны), экономившими использование рабочих рук в тылу, союзники ставили себе на службу не только солдат колониальных армий, но и рабочую силу своих колоний. Так, мобилизации в действующие войска выкачали из французских колоний 1 400 000 чел., из английских—4 500 000; в самих же метрополиях эти цифры, соответственно, составили 6 800 000 и 5 000 000 чел.[457] Войска колоний дали Франции 545 000 штыков, Великобритания получила 630 000 канадцев, 440 000 австралийцев и новозеландцев, 220 000 из Южной Африки, 1 160 000 из Индии.

Помимо того, значительное количество людей из колоний трудились в народном хозяйстве метрополий, работая на оборону в тылу: так, колонии дали Франции 220 000 людей только в рабочие батальоны. Но ведь и на местах, в самих колониях, на Антанту работали миллионы людей, которые не были официально мобилизованы. Именно они поставляли англо-французам сырье, продовольствие, промышленные материалы. Всем этим союзники очень и исключительно неохотно делились с русскими, стараясь строго «дозировать» свои усилия по борьбе с общим врагом. Поставив себе на службу весь мир, и выступая посредником между Россией и прочими государствами, союзники, подобно ростовщикам, «стригли проценты» в свою пользу, пугая русских тем, что без такого грабительского посредничества придется платить еще больше. Оплата шла предоставленными кредитами, что еще больше увеличивало финансовую зависимость России от Запада.

Помимо этого, союзники не забывали о том, что надо подобрать все, что «плохо лежит», пока для этого есть возможность. Особенно в этом плане отличились англичане, выделившие две пятых своих Вооруженных сил на второстепенные театры войны. Так, война против германских колоний и на второстепенных фронтах в целом потребовала 3 576 000 солдат Британской империи. В то же время во Франции сражались 5 400 000 подданных британской короны.

Таким образом, в соответствии со своей стратегией «непрямых периферийных действий» Великобритания использовала на второстепенных фронтах армии общей численностью в три с половиной миллиона штыков и сабель, не решая в то же время главной задачи — нанести поражение Германии в Европе. Это лишь русские, перед которыми постоянно ставили данную задачу, под нажимом своих «изнемогавших в борьбе» союзников упрямо и тупо долбились лбом в германскую мощь. Вот она — цена за финансово-экономическую зависимость. И одновременно — упрек либеральной оппозиции, накануне войны разглагольствовавшей о русской зависимости от Германии, но закрывавших глаза на рост не менее тяжелой (а то и более) зависимости от союзников — Франции и Великобритании.

Только в германской Восточной Африке, где немецкий корпус полковника П. фон Леттов-Форбека насчитывал 3500 белых солдат и 12 000 африканских бойцов народности аскари, англичане использовали до 370 000 чел. Имея почти двадцатипятикратное превосходство в силах, англичане так и не смогли взять Леттов-Форбека, сложившего оружие только после объявления об окончании военных действий. В одной лишь Месопотамии располагалось около девятисот тысяч британских солдат и офицеров. Австралия дала британским вооруженным силам шесть дивизий, Канада — четыре, Новая Зеландия — одну. И нельзя сказать, что эти солдаты были плохими: по свидетельству западного исследователя, в 1918 году контингента британских доминионов стали ударным острием армии Его Величества.[458]

В этой связи мобилизационные усилия Российской империи вовсе не выглядят столь слабыми, как это пытались представить союзники. Согласно сведениям ген. Ю. Н. Данилова, количество инородцев, не отбывавших в России воинской повинности, достигало одиннадцати процентов от общего количества населения. Небольшая их часть была взята в рабочие дружины, остальных пытались заинтересовать перспективами вступления в казачьи войска. В любом случае, число этих инородцев было невелико (вспомним, что в Казахстане в ответ на попытку мобилизации в 1916 году было поднято восстание, которое так и не удалось подавить до конца вплоть до падения самодержавия).

Если воспользоваться данными, приводимыми А. А. Строковым о количестве мобилизованных и общем числе жителей метрополий стран Антанты, то выйдет следующая картина:

Нельзя не заметить, что цифры могут и варьироваться, в зависимости от источника. Так, например, ген. А. М. Зайончковский дает несколько иные цифры. Но дело не в соотношении числа мобилизованных, а в усилиях фронтов — Западного фронта, где находились Вооруженные силы Франции, Великобритании, Бельгии и их многочисленных колоний и доминионов, вместе взятых, и Восточного фронта, где до осени 1916 года (вступление в войну Румынии) стояли армии только одной Российской империи.

Таким образом, несмотря на громадную потребность в рабочих руках и связи с внешним миром, выставленные Россией человеческие ресурсы превосходили британские, хотя и впрямь уступали французам и нашим врагам, вынужденным брать в свои Вооруженные силы максимум людей. Но напомним, что те же французы, к примеру, имели до полутора миллионов штыков колониальных войск. Разве это мало? Что сделал бы Брусилов в 1916 году, будь у него еще полтора миллионов бойцов? Примерно такого же мнения придерживались русские офицеры в годы самой войны. Так, в своем фронтовом дневнике ген. А. Е. Снесарев справедливо считал население Великобритании в четыреста миллионов человек, то есть вместе с колониальными ресурсами. Поэтому генерал Снесарев, пусть и несколько преувеличивая, полагал, что объективное соотношение усилий союзников по Антанте в отношении использования человеческих ресурсов будет: «Франция — 1 человек на 6; Россия — 1 на 8; Италия — 1 на 11; Англия — 1 на 40».[459]

Быть может, здесь будет к месту напомнить, что в 1915 году, когда военный министр Великобритании лорд Г. Китченер заявлял, что британская двухмиллионная армия будет готова к действиям в Европе не ранее лета 1916 года, только в Дар-данелльской операции принимали участие более четырехсот тысяч британских солдат. А ведь английские дивизии тогда же воевали в Африке и Месопотамии. В то время как русские армии истекали кровью на полях Польши и Галиции, а сербы из последних сил сдерживали натиск австрийцев на Дунае, англичане позволили себе роскошь потерять в Дарданеллах почти 200 000 человек без всякой пользы. Впрочем, это хоть немного облегчило положение русского Кавказского фронта, так как львиная доля снарядов для турецкой артиллерии пошла в Дарданеллы, а не против войск ген. Н. Н. Юденича.

Бесспорно, что позиция Великобритании в англо-французском тандеме и в Антанте вообще была ключевой: без англичан Франция не могла вести борьбу. А без Французского фронта разгром России также был неминуем, как и наоборот. Поэтому в ходе войны именно Великобритания прежде всего добивалась своих геополитических целей, ведя Францию в своем фарватере.

Лорд Китченер, сразу осознавший перспективы борьбы, когда пришли известия о Марне, Восточной Пруссии и Галиции, скорректировал общее направление английской внешней политики в область колониальных приобретений. Британцы не спешили, по примеру русских, бросать в бой скверно обученные контингенты призывников. Напротив, Г. Китченер сразу заявил, что английские сухопутные силы будут готовы только к 1916-му году. Но при этом именно англичане, исподволь поддакивая французам, давили на русских в смысле форсирования дальнейших наступательных усилий русских армий на Висле и в Карпатах как раз накануне грозящего России кризиса вооружения, вынуждавшего разменивать русскую кровь на немецкий металл.