— 1 p. 50 коп.: три фунта черных сухарей, четверть фунта чая, фунт сахара, четверть фунта махорки, четверть фунта мыла.
— 3 р. 50 коп.: смена белья, пара портянок, четверть фунта чая, фунт сахара, полфунта мыла, четверть фунта табаку или сто штук папирос, два фунта баранок.
— 5 р. 50 коп.: смена теплого белья и портянок, полотенце, носовой платок, также то же, что и в посылке за 3 р. 50 коп.
— 10 р.: смена теплого и смена холодного белья, пара перчаток, пара носовых платков, пара носков, полотенце, фунт сахара, три фунта баранок, полфунта мыла, четверть фунта чая и сто двадцать штук папирос.[224]
Адресов для пожертвований насчитывали всего два: Комитет государыни императрицы Александры Федоровны по оказанию помощи русским военнопленным, находящимся во вражеских странах — Петроград, Шпалерная ул., д. 53. И Комиссия общения военнопленных при Петроградском комитете Союза городов — Петроград, Большая Конюшенная ул., д. 12.
Действительно, с июня 1916 года к массовому снабжению военнопленных продовольствием активно приступила Объединенная организация Всероссийского земского и городского союза и Московского городского управления. Запреты были сняты (либо не преследовались нарушения), что позволило организациям Земгора проявить себя на данном поприще. В месяц на заготовку сала и сухарей тратилось около полумиллиона рублей. Помощью от Земгора снабжались двадцать девять лагерей с 380 000 пленных. Тем не менее «эти крупные затраты стали возможны благодаря ассигнованиям в распоряжение указанных организаций значительных сумм со стороны Комитета Ее Величества».
То есть как заказы военного ведомства Земгору требовали передаче Земгору же громадных казенных сумм (получалось, что государство платило за оказание патриотических услуг себе же самому), так и в вопросе о помощи военнопленным происходило аналогичное явление. Такие выплаты являлись завуалированной попыткой верховной власти сохранить в стране гражданский мир до победы. Как известно, надежды царизма не оправдались, и либеральная оппозиция, стоявшая в том числе и во главе Земгора, ничтоже сумняшеся, сбросила монархию в феврале 1917 года. Одна из причин — нежелание отчитываться после войны перед императором за истраченные казенные суммы, так как хищения и коррупция в организациях Земгора достигли невероятных масштабов. Коррумпированные бюрократические структуры государственного механизма могли позавидовать «патриотичной общественности».
Посылки составлялись Земгором, но средства на это выделяло государство (реклама же целиком относилась к Земгору). Буржуазия, невероятно наживавшаяся на военных заказах, не торопилась раскошеливаться на благотворительность. Да и зачем, если за все заплатит казна, но обществу будет сказано, что помощь — всецело работа Земгора? Поступившие в Комиссию обращения военнопленных при Петроградском комитете Союза городов пожертвования составили около 75 000 рублей.[225] Расхождение с ежемесячными полумиллионными затратами, выделяемыми государством на закупки продовольствия, разительное.
С другой стороны, организации Земгора выступали своеобразным конкурентом Комитета императрицы. Московский городской комитет не мог работать в полную силу, так как его деятельность чрезвычайно стеснялась властями, вплоть до тайного надзора департамента полиции и провокационных попыток подвести деятелей Комитета под сфабрикованные обвинения в шпионаже.
По-прежнему продолжали работать и расположенные в нейтральных странах комитеты помощи русским военнопленным. Однако теперь они действовали исключительно на собственные средства (пожертвования и благотворительность). Увеличение дефицита бюджета (падение курса рубля вчетверо), покрываемого за счет внешних займов, и работа органов, расположенных в России, сосредоточили основные усилия поддержки военнопленных в метрополии. Но в 1916 году (впрочем, равно и всю войну) была полезной каждая капля. Так, Лозаннский еврейский комитет помощи русским военнопленным в Германии и Австрии с конца февраля 1916 года по 1 декабря отправил в лагеря:
— хлеб—13 859 кг,
— сухари — 2274 кг,
— сгущенное молоко — 5021 коробка,
— шоколад — 522,35 кг,
— сахар — 76,75 кг,
— чай—159,1 кг,
— макароны — 1884 кг,
— сыр — 112,7 кг,
— сардины — 1814 коробок,
— салями — 43,47 кг,
— мясные консервы — 72 коробки,
— кубики «магги» — 922 кубика,
— мыло — 166 кг,
— папиросы — 58 000 штук,
— табак — 33 кг.
А также — одежда, обувь, книги. Конечно, все это было вот именно что каплей в море. Всего же в обслуживаемых Лозаннским комитетом лагерях находились около полутора тысяч интернированных и до шестидесяти тысяч пленных.[226]
В течение 1916 года продовольствование русских военнопленных в Центральных державах неуклонно ухудшалось. Все шире применялись суррогаты, так как нормальной еды не хватало и для самих немцев. Пленным оставлялся минимум, и теперь говорить о каком бы то ни было выполнении норм международного права не приходилось совершенно. «Следуя правилу, что многое, предназначавшееся для корма скота, но могущее быть съеденным пленными и должно служить для их прокормления, немцы исключили из довольствия пленных совершенно: горох, бобы огородные, чечевицу, всякого рода крупу, макароны, оставивши, кроме пресловутой сои, лишь кукурузную кашу и конский боб… Картофель составляет все основание питания военнопленных, и без него последние были бы обречены на голодную смерть…» Картофель, выдававшийся по килограмму в день, заменил собой все прочие продукты. Каждый день пленные получали его в обеденный суп и салат на ужин. Летом из овощей еще давали морковь, кольраби, цветную капусту, зеленые бобы. Но зимой остались только кислая капуста, соленые бобы, сушеные овощи. В итоге осенью 1916 года недельный паек военнопленного принял следующие официальные размеры: 200 г сахара, 500 г муки (крахмальной, маисовой, тапиоки, сои и т. п.), 100 г солонины, 100 г жира или растительного масла, 200 г риса, 200 г полевых (конских) бобов, 300 г бобов сои, 150 г солено-вяленой рыбы, 300 г сельди. Также — картофель и овощи.[227] Как видим, сто граммов мясопродуктов и не более полкило рыбы в неделю (не в день).
Новые цифры пайка военнопленного представляются ужасными. Однако схожим образом питалась вся Германия, и с этой точки зрения продовольствование русских военнопленных в Германии не столь разительно отличалось от немецкого гражданского населения. Так, 21 августа 1916 года немецкая имперская мясная карточка установила паек в 256 граммов мяса в неделю; на тяжелых работах полагалась прибавка в размере от 50 до 250 граммов. Таким образом, мясной паек русского пленного был в два с половиной раза меньше, чем у гражданского немца. Но вышеуказанный размер — это для пленного в лагере, в то время как имперская карточка рассчитывалась на работающего, а не иждивенца. И наконец, кто может упрекнуть правительство страны, что оно кормит неприятельских пленных хуже, нежели собственных граждан?
Ясно, что ухудшение пищи для пленного вело к росту смертности в лагерях. Ослабленный постоянным недоеданием организм давал постоянные сбои и не мог сопротивляться болезням. Соответственно, улучшение питания пленных предполагало ухудшение рационов питания собственного населения, на что не пошло бы ни одно правительство. Потому-то мясо или рыба часто заменялись картофелем, однако в 1916 году не хватало и его. Урожай картофеля насчитывал лишь 55 % от довоенного 1913 года, взятого за 100 %, в то время как урожай зерна снизился не столь катастрофично: до 72–80 % (по различным оценкам). Это при том, что до войны более четверти потребляемого продовольствия Германия импортировала (но правда и то, что уровень потребления в Германии тогда был одним из крупнейших в мире).