Пленение сотен тысяч военнослужащих поставило перед воюющими государствами не только проблему содержания пленных противника и выполнения в их отношении правовых норм международного законодательства, но и задачу предотвращения сдачи в плен со стороны собственных солдат. Эта задача для ряда стран (в том числе России и Австро-Венгрии) постепенно приобрела статус одной из важнейших и приоритетных.
В Российской империи уже в начале войны командование отдавало приказы о разъяснении личному составу недопустимости сдачи в плен (выше мы приводили приказ командарма-2 ген. А. В. Самсонова, отданный еще до начала первых операций). Приказы 1914 года констатировали пока еще немногочисленные, но имевшие тенденцию к нарастанию факты добровольных сдач в плен по тем или иным обстоятельствам. Подборку таких приказов в своих мемуарах приводит военный корреспондент М. К. Лемке, служивший в Ставке Верховного главнокомандования. В этих документах выделяются и мероприятия, рекомендованные для противодействия добровольному пленению. Пытаясь воспрепятствовать массовым сдачам в плен, командование в первую очередь обращало внимание на такие меры репрессивного характера:
«Приказываю произвести и впредь производить в полках строжайшие расследования об обстоятельствах, при которых могли иметь место подобные недопустимые случаи, и по данным расследований составлять списки всех нижних чинов, сдавшихся, не использовав всех средств к сопротивлению, до штыков включительно, для предания их по окончании войны суду по законам военного времени…
Предписываю подтвердить им, что все, сдавшиеся в плен, какого бы они ни были чина и звания, будут по окончании войны преданы суду и с ними будет поступлено так, как велит закон…
О сдавшихся в плен немедленно сообщать на родину, чтобы знали родные о позорном их поступке и чтобы выдача пособия семействам сдавшихся была бы немедленно прекращена. Приказываю также: всякому начальнику, усмотревшему сдачу наших войск, не ожидая никаких указаний, немедленно открывать по сдающимся огонь орудийный, пулеметный и ружейный…
А тех позорных сынов России, наших недостойных братьев, кто, постыдно малодушествуя, положит перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я с болью в сердце за этих неразумных безбожных изменников приказываю немедленно расстреливать, не давая осуществиться их гнусному замыслу. Пусть твердо помнят, что испугаешься вражеской пули, получишь свою, а когда, раненный пулей своих, не успеешь добежать до неприятеля или когда после войны по обмене пленных вновь попадешь к нам, то будешь расстрелян, потому что подлых трусов, низких тунеядцев, дошедших до предательства родины, во славу же родины надлежит уничтожить…
Объявить, что мира без обмена пленных не будет, как не будет его без окончательной победы над врагом, а потому пусть знают все, что безнаказанно изменить долгу присяги никому не удастся…
Предписываю вести строгий учет всем сдавшимся в плен и безотлагательно отдавать в приказе о предании их военно-полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на родную землю, которую они предали и на которой поэтому они жить не должны…
Необходимо добиться во что бы то ни стало развития у нижних чинов сознания, что сдача до использования всех средств борьбы с противником представляет с их стороны измену, а наряду с этим необходимо также пресечь возможность сдачи в плен людей с недостаточно развитым чувством долга, укоренив у всех нижних чинов убеждение, что сдающиеся добровольно будут уничтожены огнем собственных пулеметов, ибо к трусам и изменникам другого отношения быть не может…»[73]
Таким образом, с самого начала войны, столкнувшись с негативными проявлениями войны (вернее — полной моральной неподготовленностью нации к войне с немцами, так как до войны никакой шовинистической пропаганды в России вообще не велось), командование неизбежно делает ставку на репрессалии. Этот шаг представляется единственно верным, так как, даже сознавая вынужденный характер пленения солдат, начальство должно было грозить людям различными карами, ибо удержание фронта являлось главным условием победы в войне. Понятно, что репрессалии и предлагались, и принимались разные, почему надлежит сказать об этом.
Уже в середине ноября 1914 года командарм-10 ген. Ф. В. Сивере предложил в качестве меры для уменьшения числа сдающихся в плен следующую репрессию: «Пленные, за исключением тяжело раненных, лишаются права обратного возвращения после войны». Сообщая об этом проекте в Ставку, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузский присовокуплял: «Генерал Сивере считает необходимым принятие особенных мер для уменьшения числа сдающихся в плен. В числе таковых мер генерал Сивере проектирует опубликование постановления, проведенного законным порядком, о том, что пленные, за исключением тяжело раненных, лишаются права обратного возвращения после войны». Развивая мысль подчиненного (10-я армия входила в состав Северо-Западного фронта), главкосевзап добавляет: «Можно было объявить всем, что такие пленные по окончании войны будут преданы суду, как совершившие побег, что и следовало бы установить законом. Генерал Сивере, со своей стороны, принимает меры, чтобы сдающаяся часть была истреблена своим огнем беспощадным образом, но мера эта может быть действительной только днем и даже не при всех условиях». Резолюция начальника Штаба Верховного главнокомандующего ген. Н. Н. Янушкевича на этом донесении гласила: «Это начало пропаганды о прекращении войны путем сдачи. Я полагал бы лишать семьи пайков и пособий — это срочно, снесясь с министром».[74]
Как видно, инициатива репрессалий первоначально исходила от высшего генералитета с фронта, непосредственно заинтересованного в уменьшении количества пленных. Но здесь встает закономерный вопрос: в чьих же еще руках, как не генералов, находился ключ к решению этой проблемы? Управляй войсками так, как это делал, скажем, А. В. Суворов, и потерь будет минимум. И сдаваться в плен станет ни к чему, если ты — воин-победитель.
Однако в этом плане генералитет не торопился с повышением собственного уровня управления войсками, предпочитая всю вину за поражения сваливать на низы. К сожалению, заветы великих полководцев прошлого, когда награда за победу отдавалась подчиненным, а вина за поражение полностью ложилась на плечи командира, пропали втуне. И характерны фигуры именно этих генералов, Н. В. Рузского и Ф. В. Сиверса, предлагавших жесточайшие меры по отношению к военнопленным — лишение гражданства и судебный процесс после войны.
Жаль, нет сведений, как, например, эти генералы предлагали рассматривать пленных 2-й армии ген. А. В. Самсонова, сданных в плен командиром 13-го армейского корпуса ген. Н. А. Клюевым. Тогда люди сдались в плен по приказу, но — неранеными и до исчерпания последних средств к сопротивлению. Лишался бы гражданства и предавался бы суду генерал Клюев, который приказал вверенным ему соединениям капитулировать перед последней линией германских аванпостов? Это неизвестно. Но зато в Российском государственном военно-историческом архиве сохранился характерный документ — оправдательная записка ген. Н. А. Клюева, переданная им из плена. В своей записке генерал Клюев справедливо указывает массу причин поражения 2-й армии в Восточно-Прусской наступательной операции, причин объективных, почти неизбежно ведших к разгрому. Но вот именно что «почти» — собственное поведение и ответственность Н. А. Клюев обходит стороной, забывая, что именно ему, ему лично император вверил судьбы десятков тысяч людей его корпуса и комкор-13 распорядился сдаться в плен. В годы Гражданской войны в 1919 году ген. Н. А. Клюев являлся участником Белого движения, то есть получается, был прощен своими старыми соратниками. Значит, он не подлежал тем репрессалиям, что рядовые участники войны, хотя каждый из них сдавался в одиночку (максимум — подбивал на добровольную сдачу нескольких товарищей), а генерал Клюев сдал в плен более двадцати тысяч человек?
