Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Плакси, что сидел напротив на корточках, пожал плечами.

– Не знаю, – ответил он. – Однако сдается мне, что ничего хорошего. Впрочем, нам может повезти, ведь у нас рог единорога, а это – могущественный талисман. Через несколько дней о нем узнает весь Пустынный Край. И потом, ты владеешь заколдованным клинком.

– Я рад, что ты вспомнил о нем, – сказал Корнуолл. – Мне давно хотелось выяснить, почему ты отдал его Джибу. Ну да, он объяснил тебе, для кого берет оружие. Но тут ты дал маху, мастер гном. Тебе следовало бы выяснить, что я собой представляю. Тогда бы ты понял, что, обойди хоть целый свет, худшего воина, чем я, не найти. Да, я ношу меч, но что с того? Мой клинок был старым и тупым, фамильной реликвией, которая мало на что годилась, и я не обнажал его много лет подряд.

– Ага, – усмехнулся Плакси, – и в конюшне сражался тоже не ты.

– Я наткнулся на лошадь, – заявил с отвращением Корнуолл, – она лягнула меня в живот, и я выбыл из игры. Если бы не Джиб с его верным топором и не лук Хэла, мы бы ни за что не спаслись.

– А мне говорили, что ты убил своего противника.

– Случайно, уверяю тебя. Он сам напоролся на острие.

– Ну что ж, – сказал Плакси, – по мне, неважно как, главное – что получилось.

– Просто не надо меня хвалить за то, чего я не делал, – буркнул Корнуолл.

– Порой мне кажется, – заметил Плакси, – что вершители великих дел обязаны своей громкой славой времени, которое умудряется превратить обыкновенную резню в героическое деяние.

Енот встрепенулся, поднялся, обошел костер, встал перед Корнуоллом и оперся передними лапами о его колено. Усы зверька шевелились, он возбужденно поводил носом, глядя на сковородку с лепешками.

– Потерпи, – сказал ему Корнуолл, – скоро все будет готово. Можешь не бояться, про тебя не забудут.

– Интересно, – проговорил Плакси, – что он понимает? Разумная зверюга. Хэл постоянно с ним разговаривает и уверяет, что он ему отвечает.

– Меня это нисколько не удивляет, – отозвался Корнуолл.

– Они очень привязаны друг к другу, – продолжал Плакси, – ни дать ни взять братья. За Енотом однажды гнались собаки. Он был тогда совсем крохотным. Хэл отбил его у своры и забрал к себе, и с тех пор они неразлучны. Кстати, теперь, когда он вон какой вымахал, никакая собака в здравом рассудке с ним не свяжется.

– Собаки, должно быть, хорошо его знают, – прибавила Мэри. – Хэл рассказывал, что по соседству с ними живет самогонщик, который каждую ночь охотится на енотов. Так вот, его псы предпочитают не брать след нашего приятеля. Бывает, правда, что в азарте они кидаются за ним, но быстро приходят в себя.

– Да, собакам ума не занимать, – признал Хэл. – Но все равно до старины Енота им далековато.

– Они все еще здесь, – сказал Джиб, – шныряют себе по кустам.

– Они увязались за нами, едва мы пересекли реку, – объяснил Плакси. – Мы их не видели, но они были с нами всю дорогу.

Кто-то дернул Мэри за рукав. Она повернулась. Из кустов выглядывало крошечное существо, личико которого выражало крайнюю озабоченность.

– А вот и один из них! – воскликнула девушка. – Ну, выходи. Не шевелитесь, а то вы его перепугаете.

– Я Бромли, тролль, – заявило существо. – Ты меня не помнишь?

– Да как-то не… – Мэри призадумалась. – Ты из тех, с кем я играла в детстве?

– Ты была маленькой девочкой, – сказал Бромли, – не выше любого из нас: меня, брауни Ловкие Пальцы или какого-нибудь залетного эльфа. Ты и думать не думала, что мы разные, потому что была ребенком. Мы строили запруды на ручье; нам с брауни это не слишком нравилось, но мы развлекали тебя. Когда тебе хотелось лепить куличики, мы шли и лепили их вместе с тобой.

– Теперь я вспомнила. Ты жил под мостом, и я считала тебя поэтому очень странным.

– Да будет тебе известно, – в голосе Бромли прозвучало высокомерие, – настоящие тролли обитают исключительно под мостами. Никакое другое место для них не годится.

– Разумеется, – согласилась Мэри. – Я знаю, что так оно и есть.

– Еще мы дразнили людоеда, – продолжал Бромли, – швыряли в его берлогу камни, землю и палки, а потом убегали. Сдается мне, он и не подозревал о наших проделках. Мы были настолько робкими, что боялись собственной тени. Но феи куда пугливее, они шарахаются от каждого куста.

Корнуолл раскрыл было рот, однако Мэри покачала головой.

– Зачем вы следите за нами? – спросила она. – Почему прячетесь? Мы могли бы все вместе погреться у костра и поговорить о том о сем. Мы бы даже потанцевали, а заодно бы перекусили. Кукурузных лепешек много, на всех хватит.

– Они не выйдут, – ответил Бромли, – и лепешки их не соблазнят. Они и меня не хотели пускать, но я должен был прийти. Я не забыл тебя. Ты была в Пограничье?

– Меня туда забрали.

– Я искал тебя и никак не мог понять, почему ты ушла. Если не считать куличиков, которые нагоняли на меня тоску, у нас все было в полном порядке.

– А где сейчас Ловкие Пальцы? – осведомилась Мэри.

– Ушел, – ответил тролль. – Брауни, они все бродяги, не то что мы, тролли. Мы живем оседло. Находим мост, который нас устраивает, поселяемся под ним и…

Внезапно из темноты послышалось пенье дудки. Позже, делясь впечатлениями, путники выяснили, что внезапности, в общем-то, не было: какое-то время дудка словно сопровождала разговор Мэри с троллем, но пела негромко, будто кузнечик в траве или кустах. Однако затем звук усилился: раздалась переливчатая трель, перешедшая в раздирающий уши вой, который, похоже, не собирался обрываться. Дикая и грозная музыка разливалась в ночи, напоминая отчасти плач, отчасти боевой клич или возгласы безумца. Мэри вскочила. Корнуолл мгновенно оказался рядом с ней; случайно он задел ногой сковородку, и лепешки попадали в огонь.

Плакси, судя по всему, старался закричать, но из горла у него вырывался только сдавленный шепот:

– Темный Дудочник, Темный Дудочник, Темный Дудочник…

По крутому склону холма с глухим стуком скатилось что-то круглое. Подпрыгивая, это «нечто» подкатилось к костру. На оцепеневших от ужаса путников вытаращились мертвые глаза, скривились в гнусной усмешке губы. Какой-то шутник подбросил в лагерь отрубленную человеческую голову.

Глава 19

К полудню они отыскали место, с которого скатилась голова. Саму голову, после краткого отпевания, погребли под огромным валуном, возле которого поставили грубый крест, чтобы отметить могилу.

– Они нас не трогают, – возмущался Оливер. – Зачем же мы норовим их оскорбить? Твои дурацкие перекрещенные палки для них хуже проклятия.

Однако Корнуолл не желал ничего слушать.

– Крест – не оскорбление, – заявил он. – И потом, насчет «не трогают» – а голова? Она принадлежала человеку, скорее всего христианину. Ее владелец вправе ожидать от нас молитвы и креста, и мы ему в такой малости не откажем.

– Ты думаешь, он из людей Бекетта? – спросил Джиб.

– Наверно. После трактира мы о Бекетте ничего не слышали. Мы не знаем, перешел ли он границу, однако другим людям, не из его компании, здесь взяться неоткуда. Видно, этот бедняга отстал или заблудился и наткнулся на того, кто не питает особой любви к человечеству.

– Ты упрощаешь, – заметил Плакси. – В Пустынном Краю нет никого, кто любил бы людей.

– Но, кроме происшествия с головой, – возразил Корнуолл, – ничего пока не случилось.

– Подожди – увидишь, – посоветовал Плакси.

– И не забывай, – добавил Оливер, – что ты – единственный среди нас человек. На нас они могут коситься, а вот тебе…

– А Мэри? – спросил Хэл.

– Мэри жила здесь ребенком. К тому же у нее рог, который воткнул в дерево какой-то ошалевший единорог.

– Мы же не грабители и не убийцы, – сказал Джиб, – мы, если хотите, паломники. Им нечего нас бояться.

– Дело тут не в страхе, – буркнул Плакси, – а в ненависти, той самой, что копилась на протяжении столетий.

…На вторую ночь Корнуоллу удалось немного поспать. Правда, лучше бы он не засыпал. Стоило ему закрыть глаза, как начинался один и тот же сон без конца: он вновь видел голову, вернее, ее обезображенного двойника, колдовскую пародию, вырванную из действительности, но не ставшую оттого менее отвратительной. Испуганный, весь в поту, он просыпался, мало-помалу успокаивался, укладывался – и все повторялось заново. Опять ему мерещилась отрубленная голова, но уже не кошмарная, а такая, какой она была на самом деле: вот она лежит у огня, так близко, что искорки перепрыгивают на волосы, поджигают бороду, пламя охватывает лицо, волоски скукоживаются и рассыпаются один за другим; глаза выглядят так, словно в глазницы вставлены кусочки мрамора; рот перекошен гримасой, лицо как будто вывернуто набок, оскаленные зубы сверкают в свете костра, в уголке губ и на бороде высохшие струйки слюны. Лишь под утро Корнуолл заснул по-настоящему, измученный настолько, что даже кошмар с головой бессилен был помешать ему погрузиться в забытье.

18
{"b":"176245","o":1}