Ненависть мешала думать, она должна была с нею справиться.

   Драгуны исполняли волю короля, и противиться им значило пойти против Короля. Позволить им грабить ее землю - значило не исполнить свое предназначение.

   Она не имела права теперь ошибиться.

   "Все, что хочешь, дорогая, но войны на твоей земле быть не должно! - подумала. - Только не война".

   Заметив бледность, разлившуюся по лицу Клементины, Ансельм де Ларош схватился за шпагу. Она коснулась его руки, сжимающей эфес, остановила.

   - Что вам угодно, господа? - спросила, удивляясь, насколько звонко и твердо прозвучал ее голос.

   - Кто вы? - спросил один из драгун. Конь под ним, разогретый скачкой, беспокоился, вскидывал голову, нервно перебирал ногами, высекая искры о камни мостовой.

   - Сударь, этот вопрос с большим правом могу задать вам я. Но я отвечу. Я - хозяйка этого замка. Мой супруг, граф де Грасьен, верный слуга его величества, сейчас находится в отъезде по делам государственной важности, а потому все вопросы вам придется решать со мной. Чего вы желаете?

   Выехавший вперед приподнял шляпу. Согласно с ним колыхнулись султаны остальных драгун.

   - Капитан Лагарне к вашим услугам, мадам! - Он решил, на всякий случай, быть учтивым.

   Кто его, в конце концов, знает, что скрывается за этими словами: "верный слуга" и "дела государственной важности"? Все они - верные слуги его величества. Но он не раз сталкивался с тем, что есть и те, что "вернее самых верных". И тут ошибешься - несдобровать. Отчего он не поинтересовался заранее, через чьи земли будет пролегать их путь?

   - Мы направляемся в замок проклятого гугенота Молинара, - ответил. - Но мои солдаты устали. Не позволили бы вы, графиня, остановиться на ночь под сенью вашего замка?

   - Замок не вместит всех, - Клементина оглядела двор еще раз. - Но вы можете встать лагерем под его стенами. Вас же, господин Лагарне, я приглашаю отужинать и отдохнуть в доме графа де Грасьен.

   Не дожидаясь, пока капитан спешится и последует за ней, направилась в дом.

   Быстро раздала указания слугам, поднялась в спальню поправить прическу и переменить платье. Выбирала платье из тех, что носила при дворе - пышное, с глубоким декольте, украшенное изысканным венецианским кружевом.

   Лагарне казалось, что он попал в рай. Ему никогда не приходилось прежде ужинать в обществе такой прелестной женщины. Более того, в его окружении подобные феи вообще не водились.

   Она была настолько очаровательна, мила и предупредительна, что к концу ужина Лагарне не знал, что и думать.

   С одной стороны, графиня, безусловно, проявляла к нему исключительное внимание. Достаточно вспомнить, как следила она за тем, чтобы в кубке его не заканчивалось вино, как царственным кивком головы приказывала слуге, стоявшим за его спиной, подавать ему следующее блюдо. С другой стороны, он поверить не мог, что такая высокородная дама могла в первый же вечер проникнуться к нему столь сильной симпатией, чтобы... Нет, об этом и речи быть не могло!

   Все удовольствие от ужина и общения с графиней де Грасьен испортили его люди.

   Графиня отправила солдатам несколько корзин с вином и хлебом. А они - что с них возьмешь? - решили, что в дар им посланы и две прелестные девушки. Мальчики его, собственно, и не сделали ничего. Так, похватали девушек за груди, да впились разок-другой в нежные девичьи губы, но девушки, вырвавшись из пылких объятий, прибежали все в слезах. Поправляли чепцы, прижимали руки к разорванным воротам.

   Графиня поднялась. Губы ее сжались, превратились в тонкую линию. Он вскочил следом, не в состоянии отвести взгляда от вздымающейся под прикрывающим декольте кружевом груди графини.

   - Уймите ваших головорезов, капитан! - произнесла ледяным тоном.

   Вышла из-за стола, увела с собой девушек.

   Ему пришлось прервать ужин, отправиться в лагерь, по-отечески пожурить своих солдат.

   Когда он вернулся, графиня стояла у окна, смотрела в темноту. Что она могла там видеть?

   Он склонился, самым смиренным тоном, на какой только был способен, попросил прощения. Она обернулась, легким движением руки пригласила его вернуться к столу.

   - Я вынуждена извиниться, капитан, - произнесла тихо. - Вам придется заканчивать ужин без меня. Я очень устала. После ужина Гийом препроводит вас в вашу спальню. Доброй ночи, мессир.

   Когда подошло время прощаться, графиня спустилась вниз - свежая, очаровательная, невероятно красивая. И теперь стояла на том же месте, на котором он увидел ее вчера, когда только въезжал в ворота этого гостеприимного замка.

   Лагарне, между тем, был удивлен.

   Он приказал сворачивать лагерь, когда солнце уже изрядно поднялось над горизонтом. И за все это время, с самого рассвета, на глаза ему не попалось ни одной женщины, девушки и даже ребенка.

   И утром в доме ему прислуживали одни мужчины. Старик подавал завтрак, юноша - принес ему в комнату вычищенный, отутюженный мундир, темноволосый молодой мужчина - подал к крыльцу коня.

   "Куда все подевались?" - думал он.

   Встретившись взглядом с графиней, Лагарне почувствовал, что лицо его заливает краска стыда. Это было так неожиданно для него, что он разозлился. С какой, собственно, стати, должен он стыдиться нормальных мужских поступков своих солдат? С какой, черт побери, стати?!

   Но он сдержался. Очень хотелось ему заслужить хотя бы один еще благосклонный взгляд графини. Поэтому Лагарне склонился, подмел пером пыль с булыжной мостовой, проговорил благодарственные слова.

   Она улыбнулась, кивнула:

   - Хорошей дороги, капитан.

   Лагарне вскочил на коня, погарцевал перед крыльцом, взмахнул еще раз шляпой. Умчался.

   Когда драгуны покинули замок, Клементина, наконец, выдохнула. Она одержала первую победу.

   Глава 13. В Лувре

   Она, разумеется, и подумать не могла, что в эти же дни в Париже, о ней вспоминал сам король.

   Сначала Людовику напомнила о Клементине Мария-Терезия. Весь день накануне королева провела в слезах. Об этом ему не раз успели сообщить придворные.

   - Ее величество скучает.

   - Ее величество тоскует.

   - Ее величество плачет в часовне.

   Когда Людовик явился в спальню супруги в четыре часа утра, глаза Марии-Терезии по-прежнему были красны от слез.

   - Отчего вы не спите? - вопросил с едва сдерживаемым раздражением.

   - Я ждала вас, ваше величество, - смиренно отвечала королева. - Вы так задержались...

   - Я отвечал на срочные депеши.

   Людовик был вежлив, но внутри него клокотал вулкан.

   Сначала Лавальер в течение всего свидания проливала слезы на его плече, плакала о своей загубленной душе. Теперь - королева. Поистине, эти женщины решили свести его с ума!

   И все же ему не хотелось выглядеть жестоким, поэтому он спросил участливо, насколько мог:

   - Что я могу сделать, чтобы вы стали счастливы, душа моя?

   Королева вздохнула:

   - Ах, зачем? Зачем, ваше величество, вы позволили этому вашему несносному гордецу, графу де Грасьен, забрать у меня лучшую из моих придворных дам? С ней мне было так покойно и даже порой весело!

   На следующее утро Летелье пришел к нему для доклада. Говорил об усилении беспорядков на юге королевства.

   Вдруг вздохнул:

   - Напрасно господин де Грасьен так упорствовал: его супруга была бы теперь здесь в безопасности.

   Людовик промолчал. Посмотрел подозрительно. Он не знал прежде ничего о симпатии этого старого вояки к молодой красавице-графине.

   И, наконец, ближе к полудню перед ним предстал Кольбер, уже много месяцев ведущий обширную и непростую переписку с Бернини. Кольбер вновь намекнул ему, королю, на необходимость решить вопрос с приглашением зодчего во Францию. И Людовик, написав Бернини письмо и приложив к письму вексель на 30 000 ливров на дорожные расходы, не мог не вспомнить тот вечер, когда, решив развлечься, он пригласил графиню де Грасьен в кабинет, где были разложены бесконечные проекты перестройки Лувра.