- Остановите, сударь, - попросила Клементина тихо.

   - Гони, - приказал граф де Мориньер. И карета, как сорвавшийся с цепи пес, рванулась вперед.

   Клементина не удержалась, больно ударилась головой о стенку кареты, застыла, замерла, пережидая боль.

   Когда миновали страшное место, Пьер потихоньку стал придерживать коней. Она выглянула снова.

   - Почему? Почему вы не остановились? Эти люди остались без крова. Они голодны. Мы могли хотя бы...

   Он не дослушал.

   - Это война, - ответил жестко. - И вы, красивая и сытая, для этих людей - враг. Поверьте мне, теперь было не время выбирать, на чьей вы стороне.

   - В самом деле? - растерянно вопросила. - В таком случае, вот те господа нам, по крайней мере, друзья?

   Она кивком головы указала на группу драгун, движущуюся им навстречу по дороге. Жосслен де Мориньер взмахом руки приказал остановить карету, а сам пришпорил коня. Когда он вернулся, он выглядел еще более хмурым и обеспокоенным.

   - Двигай, - он подъехал к Пьеру, - но не спеши.

   Драгуны остановились на обочине. Пропуская карету, они назойливо по очереди заглядывали в окошко, чем страшно разозлили Клементину и напугали Терезу.

   - Что они сообщили вам, сударь? - спросила Клементина, когда драгуны остались позади.

   - Что дальше нас ждут картины, похуже этой.

   - Куда уж хуже... - пробурчала Клементина.

   Она откинулась в глубину кареты, подтянула меховое одеяло к самому горлу.

   Лица с пустыми глазницами, обезображенные последней гримасой, стояли у нее перед глазами.

   Она чувствовала себя ужасно. Сильный запах гари, смешанный с другим, каким-то очень неприятным, сладковатым запахом, проникал в карету, вызывая у нее отвратительные желудочные спазмы. Она зажимала ладонью нос и рот, старалась не помнить, не думать, не чувствовать.

   Несколько раз еще на пути им встречались группы драгун. Клементина слышала, как сквозь туман, негромкий голос Мориньера. Он что-то говорил, ему что-то отвечали. Клементина не высовывалась наружу. Она ничего не хотела больше видеть.

   *

   Клементина пришла в себя, когда карета резко качнулась, попав колесом в выбоину на дороге. Выглянула из окна, вскричала:

   - Да-да! Теперь направо, по мосту, потом вверх по дороге. А там...

   Оставалось совсем немного. Клементина с неистовой радостью узнавала родные места. Вот речка, где вместе с деревенскими мальчишками она летом ловила раков. Вот мельница. Сюда она бегала девочкой. Подолгу стояла во дворе, затаив дыхание, наблюдала за работой мельника и его сыновей. Смотрела, как медленно вращается мельничный круг, как сыплется мука, как грузят мельниковы сыновья мешки с мукой на телеги.

   Она обожала глядеть, как крутятся в реке лопасти мельницы, как бурлит между ними вода, как медленно шевелятся у берегов водоросли, похожие на русалочьи волосы. Любила насыпать в ладошку горсть серой, грубой, вперемешку с давлеными зернами, муки, затаить дыхание и вобрать ее разом в рот. И дождаться, пока превратится она во рту, ей тогда казалось, в самое вкусное на свете тесто. И медленно-медленно разжевывать зерна, небом ощущая запах хлеба.

   Клементине нравилась крупная, улыбчивая мельничиха, которая временами угощала ее горячими, только из печи, лепешками. Она напоминала ей большой рождественский каравай - высокий, сдобный, пахнущий медом и сулящий удовольствия. Нравился младший из сыновей мельника, Марсело, с которым Клементина проводила немало времени. Он умел ловить рыбу руками и залезать на самые высокие деревья. А еще он всегда с радостью делился с ней выпрошенным у матери хлебом. Они часто сидели вдвоем на мостках, бултыхали ногами в воде и болтали. Марсело рассказывал ей странные истории о водяных, живущих в реке, и о том, как они помогают его отцу молоть зерно. И всякий раз бросал в воду кусочек-другой хлеба - чтоб задобрить главного водяного и всю его семью. Клементина тоже тогда, впечатленная его рассказами, отламывала от своей горбушки кусочек и опускала его в воду - чтобы водяные продолжали помогать мельнику и по весне не размывали мельницу.

   Теперь мельница стояла недвижно. Не было слышно привычного скрипа большого мельничного круга. А ведь теперь - самое время молоть зерно! Неужели не уговорили водяного, не умилостивили?

   Клементина скользнула взглядом по зарослям кустарника вдоль реки, по небольшому лугу, уткнулась в подножие покрытого жухлой травой холма

   Подумала: взлететь бы поскорее на вершину этого большого холма, куда тянется теперь дугой дорога, скатиться бы потоком ветра вниз, проскакать тропой между холмами поменьше и ворваться в родной дом нежданной гостьей.

   - Уступите мне коня, господин де Бриссак, - попросила, не в силах сдерживать охватившее ее нетерпение.

   Де Бриссак взглянул на Мориньера. Тот покачал головой, ответил за юношу:

   - Не стоит, графиня. Скоро мы уже прибудем на место.

   - Ну, что вы за человек, сударь? - простонала.

   Замолчала. Смотрела на бегущую вдоль дороги тень кареты, на травы, колышущиеся от ветра. Когда спустились, миновали узкую низину, повернули в последний раз, вскричала:

   - Мы доехали! Теперь вдоль вот этой стены кустарника...

   Она замолкла на полуфразе, когда ее глазам открылся замок Брассер.

   Так же, как везде теперь, крестьянские дома вокруг замка были разрушены, а прямо от стен замка, распугивая кур, возившихся в земле, им навстречу шли солдаты.

   Она закричала, распахнула дверцу кареты, выпрыгнула из нее, не дожидаясь, пока опустят ступеньку, едва не упала, попав неосторожной ногой на заросшую травой кочку. Бросилась к дому.

   "Этого не может быть... Этого не может быть..." - шептала.

   "Это вполне может быть", - подумала с ужасом, вспомнив отца, его постоянное беспокойство о том, как свести концы с концами, его вечное возмущение новыми налогами...

   Конечно, он... он мог.

   Один из солдат шагнул вперед, чтобы задержать ее, бросившуюся к воротам замка, и Клементина изо всех сил толкнула его обеими руками в грудь. От негодования тот схватился за мушкет.

   - Остановитесь, сударь, - сквозь шум в ушах услышала она властный голос Мориньера.

   Клементина взбежала по невысокой лестнице. На двери, в которую она столько раз проскальзывала незаметно, возвращаясь с затянувшихся прогулок, висел, опутывая створки, красный шнур, к концам которого были прикреплены толстые восковые печати. Такие же печати она обнаружила и на парадной двери:

   "Королевская судебная палата.

   Май 1664"

   Покачнувшись, она сползла по каменной ограде, опустилась на высокие, стертые временем ступени.

   - Господи, деточка, - чьи-то руки обхватили ее поникшую голову. - Деточка... Я и не узнала тебя сразу.

   Почувствовав прикосновение, Клементина выпрямилась, вгляделась в лицо той, что говорила теперь с ней.

   - Ты не помнишь меня, детка?

   Она покачала головой. Она не помнила. И почти ничего не видела. Только буквы на красной восковой печати.

   - Мы жили вон там, - женщина махнула рукой куда-то в сторону. - Ты прибегала к нам. Гуляла с нашим мальчиком. С нашим Жано. Нет его больше... Теперь нет...

   - Как это произошло?

   Клементина не узнала свой голос.

   - Батюшка ваш... Батюшку вашего солдаты застрелили. Солдаты уничтожили весь урожай. Они насиловали женщин, убивали детей. Ваш батюшка не мог этого допустить! Он не мог...

   Женщина заговорила, быстро, горячо, боясь, что ее остановят, прервут.

   Оглянулась на приближающихся к ним солдат. Заговорила еще быстрее.

   - А матушка... как она кричала! Как кричала! И ее убили! Один удар алебарды и...

   - Ну, все, довольно, - Жосслен де Мориньер оттолкнул женщину и, подняв Клементину, взвалил ее на плечо, словно тюк, потащил к карете.