Марвин находился в столовой и, взглянув на вошедшую Кэролайн, встретил ее упреком, хотя явно обрадовался ей:

— Почему вы убежали? Я было подумал, что наконец-то обрел того, кто интересуется садоводством. Я был так расстроен, что едва не рассердился. А я бы никому не советовал сердить меня.

Несмотря на страх и все то, что Кэролайн узнала, она снова ощутила на себе действие его непонятного, животного магнетизма, и внезапно Марвин представился ей деревом, одиноко растущим в пустыне безумия. Она подбежала к нему, схватила за руку и прижала его мягкую ладонь к своей щеке:

— Я так напугана. Пожалуйста, помогите мне.

Он удивился, даже встревожился:

— Но почему, мадам? Я вовсе не сержусь.

— Пожалуйста, не называйте меня "мадам". Я боюсь вашего отца — и остальных. Они сделали с моим мужем что-то ужасное.

Он кивнул едва ли не с удовольствием:

— Полагаю, они его обездушили. Теперь он станет одним из нас и ему будет гораздо лучше. Неужели вы хотите, чтобы вас тоже обездушили?

— Нет! — Она отчаянно замотала головой и попыталась прижаться к его груди, но он отстранился:

— Ну и прекрасно. Не помню, чтобы женщин подвергали обездушиванию. Отец обычно дренирует их, а я сажаю то, что осталось, в своем саду. Из женщин вырастают самые лучшие трупаты. Полагаю, что именно это ожидает и вас.

— Не-е-ет! — закричала она и принялась трясти его в припадке страха, но, подобно глубоко укорененному дереву или валуну, вросшему в землю, он даже не шелохнулся. — Не позволяйте им сделать это со мной. Пожалуйста… пожалуйста, защитите меня, и я буду вас слушаться, сделаю все, что вам будет угодно. Все, что угодно.

Какое-то время он раздумывал над ее предложением. Потом склонил голову набок и спросил:

— Все, что угодно? Даже поможете мне работать в саду целыми днями?

— Да. Я стану помогать вам, помогать.

— Поможете мне сажать маленькие частицы и кусочки? Прореживать? Пересаживать? Поливать? Срезать? Крошить? Готовить смесь?

— Да-да, о господи, конечно да.

Он одобрительно кивнул:

— Замечательно. Вы меня очень порадовали.

— Так вы защитите меня от них?

Прекрасные синие, такие невинные глаза смотрели прямо на нее.

— Если они попытаются дренировать вас, я рассержусь.

— Да, но вы защитите меня?

Он насупился, и Кэролайн вздрогнула.

— Я же сказал. Я рассержусь.

Марвин отвернулся и пошел прочь с тем обиженным и возмущенным выражением лица, какое бывает у мальчишек, когда кто-то усомнится в их честном слове. Кэролайн чувствовала себя, как мышь, которая спасается в мышеловке от стаи злонамеренных котов. Она уселась в кресло и зажмурилась. В ее сознании тут же всплыли все эти жуткие слова: "Дренировать, обездушить, мок, шедди, мок, шедмок, лизнуть, зевнуть, дунуть, свистнуть…" Голос безвременно усопшего мистера Баркера навязчиво шептал:

Кэролайн хихикнула, поджала губы и попыталась свистнуть. Что такого ужасного может заключаться в свисте? С другой стороны — тут ее пробрала дрожь, — кто бы мог подумать, каким ужасом оборачиваются такие простые действия, как лизнуть, зевнуть или, упаси господи, дунуть.

— Чем ты тут занимаешься?

Она открыла глаза. В дверях стоял Шеридан, и взгляд его был исполнен холодного презрения. Кэролайн заметила, что он слегка изменился. Его лицо приобрело тот мертвенно-бледный оттенок, которым отличались те. На подбородке у него темнела щетина, и показалось даже, что на голове — а может, это была просто игра лихорадочного воображения? — проступили бугорки прораставших рогов.

— Жду. Ужина. Или еще чего, — ответила Кэролайн.

Кроксли пробурчал что-то — или, может, прорычал? — повернулся и вышел в дверь, ведущую на кухню. Минут двадцать спустя появился Грантли, катя перед собой сервировочный столик, и Кэролайн тотчас заметила, что и в его облике произошли перемены. Волосы больше не были взбиты в высокий кок вроде вороньего гнезда, но аккуратно расчесаны по обе стороны головы, открывая заостренные уши. Два блестящих черных рога выглядели на его голове вполне уместно, если оценивать их беспристрастно. Они придавали его удлиненному лицу едва ли не благородный вид, во всяком случае, привлекали внимание к прекрасной форме черепа. Однако Кэролайн не смогла сдержать возгласа и прижала к губам судорожно стиснутые кулачки. Грантли не обратил на это внимания или вообще не заметил и, поставив на стол несколько накрытых блюд и одну тарелку, отвесил почтительный поклон:

— Мистер Кроксли приносит свои извинения, мадам, и уполномочил меня сообщить вам, что будет ужинать на кухне. Он думает, что ему будет удобнее среди своих.

Кэролайн ничего не сказала на это, будучи не в состоянии отвести взгляда от рогов, вид которых вызывал у нее глубокую тревогу. Грантли окинул опытным глазом накрытый стол и направился к двери, исполненный непоколебимого достоинства. У самой двери он помедлил и вежливо кашлянул:

— Да, еще одно небольшое дело. Мадам устраивает быть дренированной в восемь часов?

Кэролайн издала какие-то нечленораздельные звуки, закончив единственным словом: "Дренированной!" Грантли воспринял это высказывание как выражение согласия и поклонился:

— Весьма обязан, мадам. Прошу прощения за неподобающую спешку, но я нахожу, что нам совершенно необходим запас жизненной эссенции, и вклад мадам будет по достоинству оценен.

Кэролайн застонала, соскользнула со стула и скорчилась на полу. Она не почувствовала, как Грантли вернулся, поднял ее тело и усадил ее обратно на стул. Придвинув стул вплотную к столу, он удостоверился, что подобное падение не повторится.

Не оставалось ни малейшего сомнения в том, что моки — за исключением некоторых мелких недостатков — являют собой превосходный образец прислуги.

Шедди и мэдди явились за ней ровно в восемь часов.

Пара бородатых физиономий, две пары могучих рук, пара мускулистых спин. Они подняли Кэролайн из-за стола, вынесли ее из столовой и понесли по длинному коридору. Перспектива неминуемой смерти — лучшее средство для пробуждения жизненных сил, и Кэролайн полностью пришла в себя задолго до того, как ее внесли в просторную, скудно обставленную комнату.

Скудно обставленную! Длинный стол, большая оцинкованная ванна, два пластмассовых ведра, два ножа для разделки мяса, пила и резиновый шланг. Грантли надел мясницкий фартук.

— Если мадам ляжет сюда, — Грантли указал на стол, — мы приступим к делу.

Кэролайн сопротивлялась, боролась, пиналась, визжала и изо всех сил старалась вырваться из железной хватки держащих ее рук, но борьба оказалась безнадежной. Грантли взирал на все происходящее с выражением изумления на лице:

— Весьма прискорбно, что мадам не осознает необходимости сотрудничать.

Ее подтащили поближе к столу, снабженному ремнями для фиксации тела и зажимом для головы. Отвернувшись, она увидела, что у окна стоит Шеридан, грузный, высокий, еще больше похожий в этот миг на тех, и глаза у него горят от вожделения. Он хихикнул — низким, утробным смешком — и кровожадно потер руки в предвкушении удовольствия.

Кэролайн повертела головой во все стороны, но нигде не было видно ее защитника, красавца, невинного мальчика с его роковым свистом. Ее вопли оформились в слова:

— Марвин, помоги мне! Марвин…

Она уже лежала на столе и два бородатых чудовища готовили ремни, чтобы зафиксировать ее, когда дверь распахнулась — и появился он. Синие глаза тревожно расширены, полные губы чуть приоткрыты, белокурые волосы спутаны. Словно он только что поднялся с непорочного ложа. Он ничего не сказал, но вопросительно взглянул на отца.

Грантли нахмурился:

— Это тебя не касается. Когда ее дренируют, ты можешь посадить все, что останется.

— Я хочу, чтобы она помогала мне в саду, — произнес тихий голос.