Увидев, что профессор мертв, Блетт испугался и второпях кое-как закопал тело прямо в парке, не принимая в расчет ни жару, ни непосредственное соседство с трупом целой стаи перламутровых кошек — как известно, охочих до всякой падали. В очередной раз набравшись как следует, Блетт решил, что причин для тревоги у него нет, и подался на побережье. У него вылетело из головы и то, что еще до ссоры с профессором и последовавшего за ней убийства он нарочно повредил все загородки и вольеры, — как он объяснил позднее, "просто назло и из принципа"; иных, более разумных доводов у него не нашлось. Он, видите ли, хотел, чтобы все эти редкие животные из зверинца профессора, на которых Чейзен проводил научные эксперименты или, того хуже, упражнялся в черной магии, обрели свободу. Пакости Блетта остались незамеченными и безнаказанными, потому что дворецкий Суондж в то время совсем не занимался зверинцем и к тому же регулярно наведывался в ближайший городок, где, по слухам, у него была подружка, владевшая небольшим отелем. Дальнейшая судьба Блетта была незавидной: он повесился в тюрьме.

О том, что произошло дальше, можно только догадываться. Слуги Чейзена решили, что он уехал на поезде (хотя, например, Суондж в этом сильно сомневался), а тело профессора между тем гнило в земле, приманивая аппетитными ароматами перламутровых кошек. Именно поэтому все они не хотели возвращаться в загон, а та кошка, которой удалось выбраться из вольера, забралась в дом (к тому времени труп профессора уже находился в кабинете). По-видимому, именно свежий трупный запах пробудил древние инстинкты и в ящерицах.

Ведь не зря эти животные участвовали в похоронных обрядах некоторых африканских племен. Профессор тщетно пытался узнать, в чем же именно заключалась священная миссия этих животных, — ему так и не удалось разгадать их страшную тайну.

Только несколько лет спустя мне в руки попалась книга о ритуальных практиках похоронных обрядов в Восточной Азии, в которой полстраницы было посвящено тем самым ящерицам, что пролило некоторый свет на их непонятное поведение в Нотерхэме. Я узнала, что ящериц специально тренируют забираться внутрь тел умерших и вычищать оттуда все внутренности, а затем исполнять гак называемый танец смерти. Свидетелем именно этого действа стал несчастный Джим Гарди. "Танцорами смерти" были и те ползущие трупы, которых имели честь созерцать я, Дорис и Суондж. По-видимому, с точки зрения служителей древних азиатских культов, этот ритуал не был ни омерзительным, ни жестоким. И никому из индонезийцев уж точно не пришло бы в голову назвать его "отвратительным кривляньем", как говорилось в брошюрке, найденной мной в библиотеке Чейзена. Позволяя животным вселяться в тела умерших и созерцая "танец смерти", люди обретали веру в то, что человеческий дух, покинув тело, переселяется в земли вечной радости и блаженства, так что ему совсем нет дела до того, что происходит с бренной плотью, которую он покинул. Выбравшись на свободу, ящерицы тут же обнаружили труп Чейзена. Одна из них немедленно совершила над ним привычный обряд, в заключение которого доставила своего подопечного в самое тихое и темное место, какое смогла найти, — профессорский кабинет, втащив его туда через распахнутое окно (до этого ящерица без особого успеха пыталась проникнуть в приоткрытое окно моей спальни). Теперь и остальные ящерицы хотели выполнить свою ритуальную миссию и, обнаружив сельское кладбище, принялись за дело. Острый нюх не подвел их, и вскоре каждая из них нашла себе мертвеца по душе. Зачем все они приползли к дому? Вероятно, таков был сценарий похоронного ритуала, в соответствии с которым ящерицам полагалось после "танца смерти" ползти назад в свой храм. Они посчитали дом своим храмом. Бедные-бедные ящерицы! Ни одна из них не миновала клыков и когтей диких кошек (единственное исключение составила разве что та, которую я собственноручно пристрелила из пистолета).

По счастливой случайности все жители деревни в ту ночь были дома, так что шествие ящериц-мертвецов прошло незамеченным. Джим Гарди, стало быть, оказался единственным свидетелем этого, мягко говоря, незаурядного зрелища и, выписавшись из больницы, по крайней мере раз в месяц напивался за чужой счет в обмен на подробный рассказ о том, что он видел на кладбище в роковую ночь.

Дорис и Суондж давно женаты. Они таки купили тот самый отель в соседнем городке и каждый год присылают мне к Рождеству открытки. В семействе подрастают трое юных Суонджей и одна малютка Дорис.

В доме Чейзена расположился пансион благородных девиц. Библиотека профессора была продана на аукционе за довольно приличные деньги. Лично мне сумма показалась чрезмерной. Несмотря на то что в собрании Чейзена действительно была пара-тройка редких книг, как подсказывает мне опыт, библиотека в целом не представляла особой ценности.

А что до холма в океане, то его образ остался со мной на всю жизнь. Те двое незнакомцев, которые вместе со мной наблюдали за чудесными метаморфозами холма, выросшего над водной гладью, помогли мне пережить печали моего одинокого детства и повзрослеть быстро, окончательно и бесповоротно.

Как я уже говорила, холм постепенно начал погружаться в океан, пока окончательно не исчез из виду, словно скрылся за горизонтом. Вскоре после этого я видела и другие холмы в океане. Они были похожи на тот, первый. Все они были лазурного цвета, совсем как море, и плыли куда-то на ветру, словно легкие корабли. Но тогда я уже знала, что это всего лишь облака.

Разумеется, и мой холм, тот, самый первый, огромный и неподвижный, тоже был облаком, цвет которого оказался темнее, чем у остальных облаков, и слился с водной гладью. И этому облаку удалось заставить меня впервые усомниться в постигаемости и рациональном устройстве природы и поверить в то, что мироздание может в любой момент дать трещину и погрузиться в хаос.

Помню, поняв, в чем дело, мы тогда долго смеялись, я и те двое. Я радовалась тому, что для моего холма нашлось разумное объяснение, а значит, можно было вздохнуть с облегчением и жить дальше. А моих новых друзей восхитило это удивительное явление природы. Мужчина долго благодарил меня за то, что я показала им этот холм и поболтала с ними, ведь теперь ему было о чем рассказать знакомым за ужином в пансионате, где он и его жена отдыхали. Они ушли, и больше я их никогда не видела.

Итак, это было просто облако. И не то чтобы я не верила, что на самом деле хаос окружает нас со всех сторон. Все мы знаем, что такое хаос, у большинства из нас он внутри, в наших душах. Дело, однако, в том, что мы больше всего на свете боимся столкнуться с хаосом во внешнем мире, поэтому нас так пугает все необъяснимое и сверхъестественное. Мертвецы в Нотерхэме воскресли в силу вполне понятных, хотя и необычных обстоятельств. Холм, выросший из моря, был лишь облаком, в штиль задержавшимся на одном месте.

Обман зрения, и ничего более.

И я смею надеяться, что мне удастся избежать прямого столкновения с хаосом, его непосредственным вторжением в этот мир, пока я в нем живу.

Возможно, позднее, за пределами этого мира, всем нам таки придется противостоять хаосу, но я хочу верить, что к тому времени мы успеем благополучно перевоплотиться в иные, высшие формы бытия, которым будут не страшны ни ослепительный свет небесный, ни кромешная тьма преисподней. И тогда душам нашим не будет никакого дела до того, что станется с бренной плотью, которую они покинули.