Сразу по приезде домой Рэчел приняла ванну и попыталась отдохнуть, но поняла, что ей это не удастся. Она встала с постели и, подойдя к своей дорожной сумке, достала оттуда шелковый халат Мэтью. Рэчел расстегнула ночную рубашку, и та белым облаком сползла к ее ногам. Теперь она стояла обнаженная и, взяв халат своего возлюбленного, стала надевать его на себя. Шелк приятно холодил кожу. Халат был слишком широк для нее, и ей пришлось завернуться в него дважды. Он был, кроме того, чересчур длинным и волочился по полу, а рукава свисали. Но все это не имело значения для Рэчел. Ей казалось, что это какая-то часть Мэтью касается ее, защищает и ласкает ее.

Рэчел следила за усиливающейся грозой. Неужели же она смогла бы когда-нибудь смириться со своей утратой? Он был по-прежнему рядом с ней, он жил в ее сердце.

«О Мэтью, что же мне делать? — вопрошала она, подняв глаза к небу. — Как мне перестать думать, желать, чувствовать? Как просыпаться по утрам, зная, что тебя никогда не будет со мной?»

Руки девушки сжались в кулаки, ногти глубоко вонзились в кожу. «Будь ты проклят! Во имя всего святого, будь ты проклят, Мэтью, за то, что оставил меня одну!»

«Вот уже почти год, как не стало Мэтью, но я по-прежнему тоскую по нему. Ничто и никто не в состоянии заполнить пустоту. Каждый день я скорблю о своей утрате.

Не знаю, что стало бы со мной без поддержки родителей и друзей. Мы стали очень близки с Доминикой. Она счастлива, в ее жизни появился новый мужчина, свободный цветной человек, занимающийся вместе с партнером какими-то делами, связанными с морскими перевозками. Деловая жизнь постепенно возвращается в Новый Орлеан. Я постоянно бываю в Бель-Шансон у родных Мэтью. Там все переменилось — царит атмосфера печали. Маргарита, некогда ласковая и жизнерадостная, стала после гибели Мэтью замкнутой и нелюдимой. Месяцев шесть назад ее отправили погостить к родственникам в Филадельфию. Радостное выражение не появляется больше на лицах четы Деверо.

Они потеряли сына и расстались с дочерью, хотя и для ее же пользы.

Боже мой, с кем еще разлучит меня эта война? Она продолжает свое черное дело. Столько смертей, столько изуродованных судеб! Жизнь здесь продолжается, но какой ценой? На смену изысканности и любезности пришло ощущение обреченности и бессилия. Каждое сообщение о новой битве порождает надежду, что эта битва окажется последней, здравый смысл возобладает и бесконечная бойня наконец прекратится.

Папа всерьез поговаривает о переезде в Калифорнию, в Сан-Франциско. Им с мамой нравится эта идея, и папа считает, что поскольку эта часть страны изуродована и опустошена войной, то единственное место, где можно забыть все эти ужасы, — это Запад. Каким далеким кажется то время, когда мы с Мэтью строили планы насчет медового месяца в северной части Калифорнии!

Теперь я столкнулась c необходимостью нового выбора. Ехать ли мне с ними? Покинуть ли Новый Орлеан и все, что связывает меня с памятью Мэтью? Должна ли я попытаться построить заново собственную жизнь, бежав от прошлого?

Я не нахожу ответа на эти вопросы».

— Вы говорили, что ваши родители собираются вскоре покинуть Новый Орлеан? — спросил капитан Баррет Фрезер во время их с Рэчел совместного ужина.

Он повел ее в один из лучших ресторанов города, сказав, что хочет кое-что отпраздновать.

— Да, — ответила девушка, вылавливая со своей тарелки крупную, сочную креветку и запивая ее шампанским.

Сегодня вечером Рэчел чувствовала себя довольной — нет, не радостной, не окрыленной, — просто спокойной и довольной. И это оказалось очень приятно.

— Вы поедете с ними? — спросил он, стараясь, чтобы по его тону она не догадалась, как он боится разлуки с ней.

Рэчел пожала плечами:

— Я и в самом деле не знаю. Они хотят, чтобы я поехала с ними. — Она подождала, пока Баррет снова наполнит ее бокал, и, сделав глоток, грустно вздохнула: — Мэтью собирался повезти меня туда в свадебное путешествие.

— Мэтью, — еле слышно пробормотал Баррет.

— Простите?

— Нет, ничего, — солгал он.

— Я думаю, что я все-таки поеду, — сказала она, — но не уверена, что хочу этого.

— А чего вы хотите, Рэчел? — спросил он и, перегнувшись через стол, взял ее за руку.

— Чтобы Мэтью вошел сейчас в эту дверь и сказал мне, что все это было дурным сном, что он жив и здоров и вернулся ко мне.

Баррет подавил вздох:

— Но ведь этого не может быть.

Рэчел горько улыбнулась:

— Вы спрашивали меня не о том, что может быть, а о том, чего я хочу.

— Не задумываетесь ли вы о том, что рано или поздно вам захочется выйти замуж? Иметь собственный дом? Детей?

На лице Рэчел отразилось страдание.

— Я надеялась, что все это будет у меня с Мэтью, — ответила она.

— Все это у вас еще может быть, — настаивал он.

— Об этом я ни разу не думала, Баррет.

— А вы подумайте, — заявил он. — Вы ведь так молоды, Рэчел, и вполне способны осчастливить мужчину.

— Какой же мужчина захочет жениться на женщине, чье сердце безвозвратно принадлежит умершему?

— Я захочу, — коротко ответил он.

Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Рэчел в изумлении уставилась на него, лишившись дара речи.

Он улыбнулся открытой и искренней улыбкой:

— Я люблю вас, Рэчел, и думаю, что сумел бы сделать вас счастливой. — Он посмотрел ей прямо в глаза и добавил: — Если вы дадите мне возможность, я приложу все силы, чтобы нам было хорошо вместе.

Рэчел опустила глаза. Ей никогда и в голову не приходило, что капитан испытывает к ней нечто большее, чем простая дружба.

— Но я не люблю вас, — честно призналась она.

— Тем не менее я нравлюсь вам, правда?

— Разумеется, — подтвердила Рэчел.

— Это уже кое-что — для начала. А я могу и подождать. Любовь придет позднее, я уверен.

Он говорил так, словно действительно верил в это. А что, если он прав? Он нравился ей. Хотя тут не было ничего общего с всепоглощающим чувством, которое внушал ей Мэтью. Прикосновение его рук не вызывало трепета, его приближение не заставляло сердце отчаянно колотиться.

Но он предложил ей то, о чем она мечтала всю жизнь, — завести свой собственный дом и семью. Она, правда, мечтала завести это с Мэтью. Именно в его объятиях желала она погрузиться в глубины чувственности, в его доме мечтала растить детей, на его жизнь хотела бы влиять, к его миру принадлежать.

— Подумайте об этом, — предложил меж тем Баррет. — Неужели я настолько ужасен, что вы предпочтете до конца дней остаться старой девой? — поддразнил он, стараясь вернуть разговору шутливо-беззаботный характер.

— Когда вы хотели бы получить ответ?

— Вскорости, — ответил он. — Я не собираюсь давить на вас, но раз ваши родные подумывают о переезде в Калифорнию, а я вот-вот должен получить увольнение, то, я полагаю, мы могли бы пожениться и я забрал бы вас в Вермонт. Вы полюбите его, Рэчел, там так красиво. Хотя совсем иначе, чем здесь.

В этом Рэчел не сомневалась. Все пойдет иначе. Ей придется носить его обручальное кольцо. Спать в его постели. Нянчить его детей.

При мысли о детях острая боль кольнула ее где-то внутри. Это детей Мэтью она должна была растить. В постели Мэтью зачать их. Дочь или сына, но обязательно похожих на Мэтью. Вот чего она действительно хотела.

— Я обдумаю ваше предложение, — пообещала она Баррету.

Он был счастлив уже тем, что она не отказала ему сразу. Она оставила ему надежду. Он облизнул пересохшие губы.

— Я знаю, что не я любовь всей вашей жизни, Рэчел, но я был бы хорошим мужем вам и хорошим отцом нашим детям. Даю вам слово.

— Я верю вам, — ответила она, — а теперь расскажите мне поподробней о вашей ферме.

Пока он рассказывал, она еще и еще раз взвешивала в уме его предложение. Он хороший человек, добрый и мягкий. И пусть она не пылала к нему страстью, зато их связывает глубокая общность. Он человек с юмором, она всегда с удовольствием слушает его. Он внимателен и обходителен. И он будет терпелив. Он не ожидает от нее пылких признаний в любви. Его любовь не потребует от нее полной самоотдачи, как это было с Мэтью. Баррет готов довольствоваться тем, что она сможет ему дать.