— Да вы прямо ангелы! Только не из рая, а из ЧК, — иронизирую я, — так уж прямо все и было! И не сажали, в дурдома не прятали. А вот Виктор Петрович! Он что-то под твою категорию «мучеников» не подходит, статья «клевета на советский строй», и срок от звонка до звонка отсидел.
Предварительно деликатно покашляв, в кабинет вошел официант, расставил с подноса горячее, забрал пользованную посуду, заменил приборы, поинтересовался, не надо ли чего уважаемым гостям, и плавно ступая, удалился.
— Сажали, — вздохнул Ивлев, — только понимаешь, и в КГБ тогда дураков хватало, на многих высоких постах партийные выдвиженцы сидели, идеологическую невинность блюли, следили, чтобы выполняла организация руководящие распоряжения «родной» партии. Им тоже показатели были нужны в работе, шпионов и предателей не так и много было, ловить их сложно было, да и знаний у партийных товарищей таких не было. К внешней разведке их и близко не подпускали, тут Председатель был решительно настроен. А тут раскрытие целого «антисоветского заговора», успех, доказательство, что не зря хлеб едим, а «высоко сидим, далеко глядим», вот твой Виктор Петрович под их пресс и попал. На следствии никого не сдал, всю вину на себя брал. Идеалист, под такую его. Вот за идеализм ему и впаяли по полной программе. Только и в лагере ему мой приятель, ну тот, что деньги ему дал, помог, не лес валить, устроил работать в библиотеку. Предлагал ему покаяться, взамен, освобождение, только знакомый твой, не того поля ягодка, каяться не стал. Все хватит, — неожиданно прекратил рассказ Ивлев, — давай горячее есть, а то остынет. А ты выпей под горячее то, не выделывайся, я и, правда, рад бы выпить да не могу.
Я молча выпил, закусил, есть не хотелось. Ивлев тоже без аппетита, поковырял в своей тарелке, выпил воды, снова вздохнул.
— А хороший он мужик, — тихо сказал он.
— Кто?
— Да, Виктор Петрович, — пояснил Ивлев, и уж совсем неожиданно для меня, добавил, — Я бы с ним в разведку, пошел. Такой в спину не ударит, и прикроет если, что.
— Еще вопрос взял бы он тебя в эту самую разведку, — я отодвинул свою тарелку, достал сигареты, закурил.
— А ты, — спросил он меня, — ты бы пошел?
— Да! Я тебя в деле видел и, Леша про тебя только хорошее говорил. Я пошел бы. — Ответил на вопрос. Искренне ответил, что не говори, а он меня от тех сволочей спас, — Только я уже давно в разведку не хожу, и ходить не собираюсь. — Подумал, глядя на Ивлева, спросил, — А ну признавайся генерал, ты на лечение Виктору Петровичу, тоже денег давал?
— Нукай, на лошадь, а не на меня. И чего ты взял, что я деньги давал? — с раздражением спросил Ивлев, — я не сентиментальная барышня, а бизнесмен.
— Да? — протянул я, — А скажи-ка бизнесменский господин-товарищ, откуда ты вообще про Виктора Петровича узнал? Ты же в контрразведке работал, к диссидентам отношения не имел, рассказать тебе о нем только твой работник мог, и только в том случае если бы от тебя помощь бы потребовалась. Давай колись чекист! Облегчи душу.
— Ты что поп? — Ивлев разозлился, — чего ко мне в душу лезешь. Вот хрен тебе а, не исповедь, — Ивлев показал мне хорошо известную комбинацию из трех пальцев, — и жаргон брось, словечки типа «колись», тебе не к лицу. — Слил раздражение, успокоился, усмехнулся, хмыкнул, — Знаешь, а я бы тебя в контрразведку, взял работать, умеешь версии строить.
— Нет, не для меня эта работенка, — я, чуть передразнивая его, хмыкнул, — у меня и своих грехов за глаза хватает. А с вами и последнюю надежду на райские сады и прекрасных гурий потеряешь. Ты мне лучше про Ефимова расскажи, Леша то мне не все поведал.
— Самое главное он тебе рассказал, а технику нашей работы, извини, я раскрывать не собираюсь, — Ивлев с тоской смотрел на мою сигарету, шевелил ноздрями, аромат табачный ловил.
— Закуривай, — протянул ему пачку, — не мучай себя.
— Изыди сатана, — замахал руками Ивлев, творя святой крест, — даже и не надейся, не предам КГБ ради сигареты.
Мы оба рассмеялись, напряжение, бывшее в начале встречи прошло. Сатана, убоявшись крестного знамения, изошел, сигарету я потушил. Деликатный официант, появился на пороге. Выслушал распоряжение Ивлева, испарился. Через несколько минут снова материализовался, с кофейным сервизом и бутылками ликера. Лукавый был официант, хороший психолог, заметил, одинокий окурок, принес сигары и все аксессуары к ним. Молодец! Наверно он чаевых состояние сделает.
— День твой последний настанет буржуй, — весело процитировал Маяковского, отставной чекист — коммунист, налил себе из кофейника кофе, обрезал и закурил сигару. И стал точь в точь похож на этого самого плакатного буржуя.
— А как же, вред от курения, — кивнул я на сигару, — ты же бросил.
— Так я не взатяжку, — преувеличенно серьезно ответил Ивлев, — только для аромата и настроения. — Выдохнул ароматный дымок, хлебнул кофе, расслабился, подобрел, благожелательно разрешил, — Ладно задавай свои вопросы, по Ефимову, а то смотрю тебе и водка не в радость, кофе не пьешь, мучает тебя бес любопытства, ох как мучает.
— Почему Григошин предупредил Ефимова, что подтолкнуть его хотел, это так по плану, было? — начал задавать я давно подготовленные вопросы.
— Нет, это его личная инициатива была, по другому Ефимов, умер бы в результате «несчастного» случая. А так Григошин, по своему конечно, ему свое уважение продемонстрировал. Мы знали об этом, но промолчали, в рапортах, о встречи Джеймса и Григошина не сообщали. Я и сейчас думаю, что прав Григошин, в конце концов, Джеймс не предатель был, он своей стране служил. А это всегда заслуживает уважения.
— Почему обыск у Ефимова делали, через десять дней после его смерти, зачем это надо было, он же весь компромат уничтожил?
— Дураки выслужиться хотели, я же тебе говорил, что у нас полно партийных выдвиженцев было, вот они после драки и решили кулаками помахать, погнали пену с обыском. Только ничего не нашли.
— А откуда слухи пошли, о шпионаже?
— Круг ученых и писателей, он узкий в то время был, кто — то из наших, ради «красного словца», в их среде проговорился. Да и обыском много напортачили, а шила в мешке не утаишь, вот слухи и поползли. Да и надо было, как-то объяснять, почему Ефимова печатать перестали, а тут слухи гуляют, никто вопросов и не задавал, боялись в пособники угодить. Только друг Ефимова писатель Казанкин, напрямую в Политбюро обратился, требовал разъяснений. Ему ничего не значащей отпиской ответили, дескать, идет следствие, оно выяснит все обстоятельства дела.
— А как вообще так вышло, что полвека, никто ничего не заподозрил, ведь шла серьезная утечка, и КГБ не могло об этом не знать?
— Знали, искали, даже сажали, — Ивлев поморщился, задавил сигару в пепельнице, с горечью продолжил, — Тебе Леша говорил, что в сорок пятом, английскую агентурную сеть вскрыли? — Я утвердительно кивнул, — так вот, тогда сообщения расшифровали, круг лиц имеющих доступ к изложенной там информации очертили, Ефимов там отсутствовал, месяц наблюдение вели…, а потом, — Ивлев безнадежно махнул рукой, — Начальство стало давить, а подать нам английского резидента! А то ваши головы полетят! Вот всех кто в списке был, и взяли. Допрос с пристрастием провели, и сразу трое признались, что они эти самые шпионы и есть. Так то. А утечка не прекращается, дальше пошли головы лететь. С пятьдесят третьего, после смерти «отца народов», головы уже не летели, но людей под подозрением держали, доказать ничего не могли, так карьеры людям ломали, от серьезной работы отстраняли. Понимаешь, основа работы контрразведки это анализ, а шпионы и предатели, они почти всегда на трех этапах ловятся: первое — данные об утечке, такие данные, как правило, от своей разведки получают; второе — доступ к информации, по которой идет утечка, это уже контрразведка определяет, кто такой доступ имеет; третье — способ передачи информации, тоже контрразведка вычисляет. Так вот Ефимов в этом плане уникум был, прямого доступа к данным не имел, информацию через книжки передавал напрямую, без посредников, взять его на связи было невозможно, да никто и не думал, что и так можно. Сам был весь из себя положительный, любимец руководства страны, вне подозрений. Так и работал. Куда там до него, всяким агентам с двумя нулями. Были у него и экстренные каналы связи, один мы вскрыли, про остальные не знаем.