— Леша! Я в Москву еду, если тебе что надо, передать, или привезти, то говори, — овчарка моему визиту обрадовалась, стала ласкаться, а Торшин достал бутылку, стаканы, собрал на стол, нехитрую закуску. Овчарка укоризненно на него посмотрела и вышла из комнаты.

— Нет мне ничего не надо, — он развил по стаканам водку, предложил, — ну на дорожку!

Я не делаю взрослым людям замечания, а уж тем более не рвусь спасать и воспитывать, каждый волен сам, выбирать себе судьбу, но Лешу, мне было жаль.

— Может подлечиться тебе надо, съездить куда, развеяться, что ты как сыч один, — робко заметил я, будучи уверен, что он пошлет меня вместе с благими пожеланиями куда подальше.

— Нас не надо, жалеть, ведь и мы никого не жалели…, — процитировал поэта фронтовика Орлова, Торшин, засмеялся, и спросил, — Вот у тебя грехи есть?

— Как и у каждого, — пожал плечами я, — только это не повод в «мировую скорбь» впадать.

— Все чему я верил, все, что защищал, п…, накрылось, это не «мировая скорбь», а бессмысленно прожитая жизнь, тащил я свой крест, да зря, думал народу служу, страну защищаю, а народ, то мне в душу и наплевал. Читал, что про нас пишут?

— Из п…, как ты говоришь, дети на свет Божий появляются, ее еще и по другому назвать можно, «Лоно». Может, слыхал значение этого слова? Так что зря ты так, может среди, этой крови, слизи, грязи, новая Россия и рождается, — задел он меня все-таки за живое, обычно, на эти темы я говорить не люблю. — А грязью КГБ поливают, так среди вашего «брата», дерьма тоже хватало. И народ тебе в душу не плевал, не ври, вот я часть этого народа, так я, что плюю на тебя?! Ты про крест все твердишь, так ты один его, что ли несешь? Нам всем досталась.

— Может тебе в попы пойти, — ухмыльнулся Торшин, — больно хорошо утешаешь. Хотя нет, оставайся юристом, получается у тебя, все с ног на голову поставить. Ладно, пей давай, «сие зелье» и монахи приемлют.

Мы выпили, разговор уже иной пошел, спокойный, без пьяного надрыва, мирно поболтали, о текущих делах, я стал собираться.

— Мне пора, — я встал, — дома ждут.

— Подожди, — Торшин достал с приставного столика, листок бумаги, ручку, написал пару строк, протянул листок мне, — здесь Ивлева координаты, если серьезные проблемы возникнут, позвони ему, скажешь, что от меня, он поможет.

На кафедре столичного университета, доктор исторических наук, профессор, и мой научный руководитель, раскатал представленную диссертацию как «бог черепаху». Уязвленный своей научной несостоятельностью, я стал дерзить.

— Вы просто не хотите, посмотреть на заявленную тему, под иным углом зрения, — заявил я корифею исторической науки, — у вас шоры на глазах.

— Ну-ка, ну-ка, — подбодрил меня корифей, — снимите с меня шоры, любезный.

— Говоря о монголо-татарском нашествии на русские княжества, татар, традиционно в русской, советской и современной истории, мажут исключительно черной краской, и города они выжигали, и пленных в рабство угоняли, и вообще исчадия ада. А если взять русские летописи до монгольского периода, то любой непредвзятый человек, легко убедится, что русские князья в захвате чужих земель и междоусобицах, применяли такие же приемы, и грабили и жгли, и соплеменников в рабство брали, а потом продавали их и оптом и в розницу. Даже пресловутая ордынская дань, о которой наши историки и писатели льют горючие слезы, составляла всего десятину от имущества, а природные «Рюриковичи» русские князья, налогов драли с податных сословий побольше чем, ордынские ханы, а за неуплату и имущество отбирали и пороли, и в рабство обращали, не церемонились. Все это в летописных источниках есть, — я сел на любимого исторического конька и поехал, и понесся, по весям нашей истории, как саблей махая цитатами из русских летописей.

— Вы, еще скажите, что завоевание, русских княжеств, было благим делом, — поддел меня корифей.

— А что, может и благим! — нагло заявил я, — если взять историческую географию, то российское государство с незначительными изменениями, точно вписывается в границы улуса Джучи. Наши историки не любят об этом вспоминать, но ордынское войско, защищало свои границы, от чужих завоеваний, а границы то эти на западе аккурат, по русским княжествам проходили. Это объективный факт. Период, второй половины тринадцатого века, и первой половины четырнадцатого, русские княжества успешно укрывались от внешних врагов, под ордынским шитом, и нападения на Русь с Запада, начались именно с момента начала распада золотоордынского ханства. Я уж не говорю о том, факте, что и само объединение Российского государства началось, с походов татарских туменов, которых использовал в своих целях и российский национальный герой, и святой Александр Ярославович Невский и Иван Калита, и их потомки, вплоть до 1480 года. Если все это суммировать…

— Ну, это уж вы хватили, — пытался остановить меня корифей. Но трудно остановить летящего галопом степного скакуна, так и я летел мыслью и словами, подобно табунной лошади, совсем забыв об элементарной вежливости, и не желая слушать оппонента, профессор это понял, смирился с неизбежным, со скукой поглядывая, в окно.

— Но суть дела даже не в трактовке, тех или иных исторических фактов, — продолжал я, не обращая внимание на профессорскую обструкцию, — а в том, что история двух народов: русского — понимая под этим словом не только славянские, но и иные неславянские племена, составляющие население русских княжеств; и татарского — как объединение части азиатских народов и не только кочевых, начиная с 1237 года, слилась в единое целое, независимо от того нравится нам это или не нравится. И именно с учетом того, что мы фактически стали одним народом, и объединены, не только по государственно-территориальному признаку, и надо ставить изучение нашей общей истории, а не делать в учебниках акцент, на «страшных» татар и героическую борьбу против них, русского народа. — Я начал постепенно выдыхаться снизил темп говорильни, а потом и вовсе сник.

— Полагаете, что новый прорыв в исторической науке свершили? — начал взнуздывать меня, корифей, — ничего нового в том, что вы сказали, нет. Всем серьезным историкам, это давно известно. Вероятно, — язвил он меня, — вы недостаточно хорошо знаете историографию, изучаемого периода. Вам не мешало бы вдумчиво почитать Гумилева. Так, что любезный, вы напрасно тратили свой запал. Я помню, что на эту тему еще с Ефимовым говорил, о цивилизационном выборе России, на рубеже тринадцатого — четырнадцатого века, он тогда новый роман планировал написать и как раз на историческую тему. Впрочем, вам это имя вероятно не о чем не говорит?

— Ученый палеонтолог, писатель, — Опять Ефимов, прямо судьба что ли, меня с его памятью меня сталкивает. — Мне как раз это имя о многом говорит, — продолжил я интересующий меня разговор, — А вы, что хорошо его знали?

— Не скажу, что очень хорошо, но были у нас общие интересы связанные как раз с историей, — ответил профессор, и тон его утратил язвительность, — Незадолго до его кончины, мы как раз о цивилизационном выборе России и говорили. Он очень интересные мысли излагал. О формирование российского народа, я тогда еще только аспирантом был, и его энциклопедические знания, очень большое впечатление производили. Жаль, что после его смерти, почти все его бумаги пропали, — вздохнул профессор.

— Вероятно, были причины, — заметил я. Рассказывать профессору об истории, которую мне поведал Торшин, я не собирался.

— Причины, — скривился профессор, — Ефимова якобы обвинили, в шпионаже, его бумаги чекисты изъяли. Глупость и шпиомания, нашего славного КГБ.

— Вы точно знаете, что его обвинили в шпионаже? — спросил я, — что до КГБ то там в то время дураков не много было, и шпиоманией эта организация в семидесятые годы, уже не страдала.

— Слухи такие по Москве ходили, — развел руками профессор, — а точно наверно никто и не знает.

— Ну, профессор, — решил поддеть его я, — вам как историку, оперировать слухами, не к лицу, ненаучный это подход.