Он мгновенно достал небольшой пистолет, большим пальцем сдвинул предохранитель, и выстрелил в ногу, самому «отважному» мстителю, который уже примерился ударить дубинкой пожилого человека. Мститель упал и, решив, что настал его последний час, закатил глазки, и всем своим видом показал: «Не надо, не добивай, я уже убитый!». На хлопок выстрела, калибр у пистолетика маленький был, потому и хлопок, в ресторан быстро вошли еще двое людей неопределенного возраста, но весьма определенных навыков. Они даже оружие доставать не стали. Просто встали так, что пройти к немолодому человеку, убравшему пистолетик, минуя их, было решительно невозможно. Впрочем, мстители такого желания, больше и не проявляли.

— Ивлев, — представился мужчина, подойдя ко мне, — у вас, что неприятности?

Я коротко обрисовал ситуацию. Ивлев хмыкнул. Один из охранников Ивлева, выполняя его приказ, поднял и подвел под его светлые очи, того менеджера, которому досталось кипятком в лицо.

— С тебя штука баксов, — ласково проинформировал его, Ивлев.

— За что? — заскулил менеджер, — он мне лицо ошпарил, а я еще и плати!

— Пятьсот за костюм, — пояснил Ивлев, показывая на мой безнадежно испорченный разлитым кофе и вином, пиджак, — пятьсот за моральный вред. Будем платить, или как?

Менеджер, явно догадывался, но не хотел точно узнавать, что это такое «или как», он достал из бумажника наличность, пересчитал, и покаялся: «У меня только триста».

— Ничего, у тебя есть друзья, они помогут, — также ласково утешил его Ивлев, и обратился к друзьям менеджера, — Вы как поможете, другу? А он вам потом отдаст!

Друзья под взглядами охранников Ивлева, решили помочь попавшему в беду товарищу, вывернули карманы, собрали деньги, передали Ивлеву, тот проверил, было на пятьдесят долларов больше. Он положил полсотни на стойку бара, и благородно заметил: «Нам лишнего не надо». После чего небрежно посоветовал пришедшему на скандал и выстрел администратору ресторана: «Врача для молодых людей, через часик, после нашего отбытия, вызовите, а пока перевяжите, номер моей машины лучше не запоминать, к чему вам лишние хлопоты». Администратор почтительно закивал, дескать, не извольте беспокоиться барин, все сделаем в наилучшем виде.

У меня отлегло от души, получив компенсацию, я был уверен, что теперь запросто смогу оплатить обед в любом ресторане. Из вертепа, куда я столь опрометчиво зашел, Ивлев предложил переехать в более приличное место.

Пока ехали, я с молчаливым восхищением рассматривал генерал-майора КГБ в отставке. Постарше меня будет, а как уверенно вписался в рыночные отношения. Как замечательно знает современную новорусскую экономику. Я, даже и не подумал о компенсации, быть бы живу. А он сразу сориентировался, подсчитал ущерб, выставил претензию, уверенно убедил молодых людей, исполнить ее в полном объеме. Настоящий бизнесмен, а главное ствол у него под рукой и пользоваться он им умеет, а для бизнеса в России это не последнее дело.

Приличным местом был клуб, с отличным рестораном, умеренными ценами, и предупредительным персоналом. Ивлева здесь знали. Нам предложили откушать и поговорить в отдельном кабинете.

— За знакомство, — вежливо предложил тост Ивлев, и налил мне водки, себе минеральной воды, без газа, — Возраст, здоровье, избегаю горячительных напитков, — объяснил он свое поведение.

Я не принадлежу к тем собутыльникам, которые навязчиво требуют, чтобы вместе с ними обязательно пили водочку. Более того, считаю неприличным указывать сотрапезнику, что ему есть и пить.

Из солидарности я тоже налил, себе воды и, предупреждая вопрос, пояснил, — Возраст, здоровье, семья, пора и о положительном примере для детей подумать.

Ивлев хмыкнул. Он вообще часто хмыкал, или носоглотка не в порядке, или он так свои эмоции выражает, решил, я.

— Леша, вас правильно охарактеризовал, — обратился ко мне Ивлев, — за словом в карман не полезешь, и в бою, не обмочишься.

— Вы тоже парень не промах, — ответил я на комплемент, — причем не промах в буквальном смысле.

Пока официант споро, расставлял холодные закуски, мы непринужденно вели светскую беседу, так ни о чем. Официант удалился, пообещав, что подаст горячее, через тридцать минут.

— Ну и что тебя интересует, — неожиданно перешел на «ты» Ивлев, — мне Леша рассказал, что ты Ефимовым заинтересовался. Что ты хочешь узнать, и что ты вообще знаешь об этом деле?

Я предельно сжато, рассказал, что мне известно, со слов Торшина, и упомянул ту версию, которой придерживался Виктор Петрович.

— То, что тебе этот малохольный рассказал, об антисоветской деятельности Ефимова, полная ерунда, — чуть улыбнулся Ивлев.

— Вовсе он не малохольный, — оскорбился я за Виктора Петровича, — он за свои убеждения, отстрадал в лагерях, не многие генералы на это способны, — попытался я, уколоть упреком Ивлев.

— Потому то, они и стали генералами, — снова хмыкнул Ивлев, — думаешь, зацепил меня? — Я неопределенно пожал плечами. — А вот и нет, где этот демократ — исусик, а где я. Я на коне, у меня свое дело, деньги, власть, а у него справка о реабилитации и нерегулярно выплачиваемая нищенская пенсия по инвалидности. Хочешь прикол про твоего героя, расскажу?

Я снова пожал плечами. Все-таки, задело тебя генерал, раз ты мне, что-то хочешь доказать, а может не мне, а себе?

— Тогда слушай! — Ивлев от удовольствия, рассказать забавную историю, бессознательно, потер ладони, — У исусика, проблемы со здоровьем начались, деньги на лечение понадобились, вот он и подает прошение на высочайшее имя, о выдачи денежного пособия, с перечнем своих заслуг перед новой демократической Россией. Ему отвечают, что средств, на это в бюджете не предусмотрено, и приписали еще, ищите спонсора. Он туды, он сюды, а вот нет спонсора, не дают новоспонсоры денег, не выгодное это вложение капитала. Он к фондам иноземным, что раньше демократию поддерживали, за помощью бросился. Бац! И фонды денег не дают, да еще недвусмысленно намекают, что мол, надоели вы, попрошайки русские. Пригорюнился исусик. Узнал об этом, «злодей», что в свое время его дело вел, денег принес, а сумма не маленькая была, исусик гордо отказался. Тогда «злодей», а он у меня работает, деньги через два банка прогнал, и до исусика, они как премия «За выдающийся вклад в развитие демократии», дошли. Исусик ликует, вновь в справедливость поверил. А «злодей» руки потирает, сделал свое «черное» дело, погубил невинность, исусика, совратил его душу, обрек ее, на муки адские.

— Ну и к чему ты мне эту историю рассказал? — я тоже незаметно без всяких брудершафтов, перешел на «ты».

— А к тому, что умели мы тогда работать, умеем и сейчас, и не звери у нас служили, а нормальные люди. Каждого диссидента не раз и не два вызывали и предупреждали: «Бросьте ребята, не дело это, плохо вам будет». Начиная с пятьдесят шестого года, специально не одного человека под статью об «антисоветской деятельности» не подводили. Я в КГБ как раз в шестьдесят восьмом пришел работать, тогда наши войска в Чехословакию вошли. Визгу было на весь мир. Советские оккупанты! И у нас правдолюбцы нашлись, вышли с плакатиками «Руки прочь, от Чехословакии!». Сутки прошли и все, ну почти все диссиденты покаялись, что не поняли, «мудрую» политику партии, их и отпустили, только пальчиком по отечески погрозили мол, больше так не шалите. Я это к чему говорю, что в то время уже, старались даже виновных не сажать, а уж безвинных тем более. Так вот не был Ефимов в списках лиц, подозреваемых в антисоветской деятельности, я это тебе точно говорю, мы это дело, через агентуру, проверили, тогда те, кто такую деятельность вел, все как на ладони были, через осведомителей знали их всех как облупленных. А знаешь, кто любил провокации с инакомыслящими устраивать?

— Ну и кто же?

— Наши коллеги из западных спецслужб. Вот тебе пример, только имен называть не буду. Дорвался такой вот инакомыслящий, до зарубежного печатного органа, и дает информацию об «ужасах», которые творятся в СССР, или прямые данные, или рассказик или повестушку, жалостливую печатает, о нарушениях прав человека. Чудак, еще псевдоним себе берет, чтобы не узнало «всевидящее око» КГБ о нем, и невдомек ему, что давно уже все про него известно. На Западе дело это раздувают, что бы значит, мы случайно не пропустили, утечку «секретных» данных, и общественное мнение, соответственно настраивается. Затем наши западные коллеги аккуратно, передают в СССР полные сведения о личности автора, раскрывают его псевдоним. Обычно это, через дружественные СССР общественные организации, делали, те прямо в ЦК обращались, минуя КГБ. Из ЦК нам идеологи «херовы», в работе оперативной ничего не смыслящие, поручение дают: «Пресечь клевету и антисоветскую деятельность». Пресекаем, тихо мирно без особого шума, в основном пальчиком грозим: «не шали». Шалун за сердце хватается, с трагизмом всех оповещает, что раскрыли его, и ждет его смерть лютая и неминуемая. На Западе наддают, КГБ преследует диссидентов, и печатают «последнее слово» мужественного борца за свободу. Из ЦК новый циркуляр, угомонить и изолировать «борца». Выполняем. Тут уж «свободная» пресса, ликует, аресты в СССР, ужасы Лубянки, пытки диссидентов. Все довольны. ЦК довольно — указало КГБ на недостатки в работе, пресекло идеологическую диверсию. Свободная пресса довольная — тиражи повысились. Коллеги из спецслужб довольны — задание выполнено, общественное мнение сформировано. Даже «страдальцы» внакладе не остаются, их, как правило, депортировали, и они на Запад в ореоле «мучеников» прибывали. Вот так дело было.