* * *

Время течёт с ускорением в тех местах,

где населенье плотней, чем ядро сверхновой,

то есть, спрессовано городом не на страх,

а на совесть и к взрыву вполне готово.

Время - еле движется в деревнях –

как облака, как ветер среди дерев,

неторопливо, враскачку,

ходикам вторя,

к гирькам чугунным притянуто.

Не ускорить,

не подтянуть.

Звучит себе нараспев.

Шепчет песком сквозь пальцы,

водой сквозь сеть,

всхлипнув, уходит,

смеркается, остывает…

Не разделяет почву на жизнь и смерть,

ибо корней и всходов уже не знает.

Дерево, камень, птица, вода, цветок,

небо (на тропосферу и стратосферу

не разделённое) и безымянный Бог.

Только таким его можно принять на веру.

* * *

Всё устоится, устаканится,

на самом донышке останется

вино, не для похмельной пагубы,

а лишь для поминанья на губы.

Всё худо-бедно образуется,

обтешется,

пообломается,

уляжется

и зарифмуется.

Или хотя бы попытается.

* * *

Для чего скулить,

проклиная земной удел?

Если ты лишь взвесь –

оседай наравне со всеми.

Нужно просто жить

у начала великих дел,

то есть – именно здесь

и именно в это время.

* * *

Окурки в торт – и празднику конец.

Все разбрелись поспать.

Уже светлеет.

На блюде оплывает холодец,

надкушенное яблоко ржавеет,

три розы умирают в хрустале…

И ни одной бутылки на столе.

Гасите свет!

Хозяин еле жив.

Прилёг в салат.

Не трогайте, оставьте.

Уже проснулся дом.

Ты слышишь – лифт

разгуливает с воем в тесной шахте.

Ну, вот и досидели до рассвета.

Гасите свет.

Всё выпито и спето.

Гасите свет.