не изменяет дела.
Хотя бы точку, островок,
недвижимую малость,
как оправдание тревог
и право на усталость.
Но всё проходит, всё течёт,
ничуть не изменяясь.
Скажи, с чего начать отсчёт?
Я снова повторяюсь.
Далась вам римская цифирь,
Петрополь, Иудея,
когда вокруг такая ширь —
империя, Рассея.
Такая вольная тюрьма,
такое солнце светит.
Молчи, кричи, сходи с ума —
никто и не заметит.
Уйди — никто не позовёт.
Умри — никто не вспомнит.
Скажи, с чего начать отсчёт?
Куда нас ветром гонит?
Какой выдумывать мираж?
Какой звезде молиться,
пока идёт ненужный стаж
слепого очевидца?
И я вступаю в диалог,
я сам себя дурачу.
Я изворотлив, словно Бог,
прописанный на даче,
в углу, в немыслимой пыли,
не знающий лампады.
Хотя чего уж тут юлить?
Кому всё это надо?
Я не пророк. Какой мне прок
в бредовом откровеньи?
Я твёрдо вызубрил урок,
но это не спасенье.
Я сам уехал на Восток,
в Гоморру из Содома,
но даже этого не смог,
грустил — а как там дома?
Хотя чего уж тут грустить,
а всё-таки несладко.
И надо ждать. И надо жить.
И, значит, всё в порядке.
2.
Я видел – всё меняется, течёт.
Весенним льдом сносило переправы.
Я всё гадал – С чего начать отсчёт?
Вертелся и налево и направо.
Цель превращалась в средство, и оно
уже не находило новой цели,
но в этот миг мне было всё равно.
Я погибал в течение недели:
с живой смешалась мёртвая вода,
Весы сломались, Раки расползались,
Стрельцов казнили…
Знаки распадались
на составные части.
Навсегда.
Горчит вода.
Кончаются отсрочки.
В двухкомнатной бетонной одиночке
в дверной глазок лишь лестница видна.
Немногим больше видно из окна –
парит балкон – пустая птичья клетка.
Пусть форточка разбухла словно ветка,
Беременная будущей листвой,
но небо у меня над головой
не предвещает скорой перемены.
И в комнатах колотится о стены
мой взгляд, мой выдох,
голос мой…
3.
Видно и мне суждено потерять
имя, отечество, росчерк фамильный.
Видно и мне не дано выбирать
между судьбой и тюрьмой пересыльной.
Как-то вам дышится в этой стране?
Так широка, – даже эха не слышу.
Кто там царапнул ногтём по стене?
Как ты, безумец, забрался на крышу?
Эй, осторожней, - смотри, не свались.
Ты же кричал о спасительной цели.
Вот она церковь – слезай и молись.
Вот он покойник – ещё не отпели.
Думаешь - просто берут на испуг?
Где ж они – римско-советские греки?
Слишком непрочен спасительный круг,
красным свинцом наливаются веки.
Птичье круженье, как росчерк судьбы,
к горлу подступит голодная рвота,
но, отогревшись у ржавой трубы
вновь разрешаешь проблему полёта.
Только не проще ли всё позабыть,
если и злость убывает куда-то?
Этому городу некуда плыть.
Эта планета не так уж поката.
Кто мне подскажет, чего я искал?
Выхода? Счастья? Покоя? Излёта?
Всё что копилось, – уже растерял, -
слишком заносит на всех поворотах.
Что за империя, что за страна?
Что за размер не уводит от смысла?..
В силу вступают огромные числа –
кружат и кружат.
И цель не ясна.
4.
Стеченье суетных недель
И, как итог, - за всё в ответе
стихи – не средство и не цель,
но способ жить на этом свете,
во тьме, в ночи, когда строка
