Я не против измененья
Ни причёски, ни лица,
Мне бы выжечь раздвоенье
Личных мыслей до конца!
Упорядочить нервозность,
Думать только об одной
В этом феврале морозном,
В даль бегущим за весной…
На прилавке розы алы,
Три гвоздики в кулаке…
Что-то ты недоверстала,
Юность, в дальнем далеке!
А иначе б сердце билось
В ровном ритме, и цветы
Однозначно не делили
Мне его на ты и ТЫ…
хххххххххххххххххххххххх
Я галантный мужичок,
Я могу авантюристом
К нелюбимой под бочок
Швартовать свою речистость:
Не желаете ль любви
Одиноких половин?
Нелюбимая вздохнёт,
Обовъёт руками шею,
И уйдём мы с ней в полёт
Как могли и как умеем,
Сунув головы в петлю
Из двойного «не люблю»!
Светел день, а ночь темна
И по небу черепахой
Над Землёй ползёт луна
Как головушка на плахе,
Вдруг потеряная мной
При прощании с женой…
Ой, да что теперь визжать,
На луну рычать по-волчьи!..
Нелюбимая свежа,
Любит яростно и молча –
Что ещё мне, мужику,
Нужно на своём веку?
Рот ко рту и грудь на грудь,
В стенку влипло одеяло…
Успокоится к утру
Треволненье в девять баллов,
Нелюбимая уйдёт,
Оборвав двойной полёт…
«»»»»»»»»»»»»»»»»
Нынче солнечный денёк!
Втиснувшись в людской поток,
Я по городу иду,
Улыбаюсь на ходу.
Как не улыбаться мне,
Если солнце по весне,
Если женщины с утра
Легче пуха и пера?
Вот они скользят вокруг
Пряные, как Бежин луг,
Поизящней лебедей,
Ярче всяких орхидей!
Я иду себе, иду,
Напеваю на ходу:
Да, у марта день восьмой
Женский, но немного мой!
хххххххххххххххххххххххх
Как говорят, садится снег,
Сугробы ниже, ниже, ниже,
Но не растает он вовек,
Пока ты в грудь чужую дышишь;
Пока ты с кем-то, не со мной
Капель ладонью тёплой ловишь,
Не помня о моей земной,
Земной не тающей Любови…
хххххххххххххххххххххххххххх
Ничего не знаю я, ничего не ведаю,
Вторники естественно крашу перед средами,
Среды ретуширую перед четвергами –
В жизни так положено, верь мне, дорогая!
На слова обычные день субботний нижется,
В берестяных грамотах осень пишет ижицы,
По листве шагаешь ты, выступая павой...
До чего мне нравится вязь полуустава!
Ничего не ведаю, зла совсем не помню я,
В белой обнажённости не ищу нескромное,
Пятницы раскрашены, дышится легко нам...
Жаль, что нет продления жизни по канонам...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Со слезами на глазах
Органист играет Баха,
А земля на трёх китах,
А киты на черепахе.
Хорошо устроен мир,
Если в нём сердечно тонешь,
Веришь в сказку от Платона
И целуешь Суламифь.
У Колумба сто путей,
Цезарю похвастать нечем
И страдает Прометей,
Птице скармливая печень…
Вот такая ерунда
В генной памяти гнездится,
Прорываясь иногда
В книгу Жизни на страницы.
Пушкин исписал перо,
Моцарт обыграл Сальери,
Многоженство не порок
И Москва слезам не верит.
Собственно, я всё сказал,
Жизнь сосу как карамельку,
В рот ко мне глядит коза –
Малолетка-егоза:
Ну и жадина ты, Белкин!
Ошибаешься!
Не жаль!
Хочешь, подарю тебе я
Светлую любовь-медаль
С искоркой от Прометея?
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Романтическое.
Между нами пули не жужжали,
не скакали конники вослед,
и клинки витой дамасской стали
нам не перекрещивали свет.
До чего же глупо и нелепо,
как сказал бы капитан Тревиль,
сдать врагу построенную крепость
с гарнизоном мыслей о любви!
А потом забыть о ретираде,
шелестеть словами, пить вино
и твердить княжне Волконской Наде
о победе под Бородино;
ничего не стоящей картечью
расстрелять межвековой туман
и пропасть в нём, души не калеча,
словно одинокий д,Артаньян...
© Copyright: Игорь Белкин, 2011
Свидетельство о публикации №111080200037
Хранилище 47. Любовно-шуточные
Игорь Белкин
Ворочаешься ты.
Скрипят пружины.
Сменить бы нужно старенький матрас,
не то соседи снизу шваброй длинной
начнут нам в потолок стучать сейчас.
Матрас – наследство от прабабки Фёклы,
столетний, безусловно, раритет,
в жару прохладен, от любви не мокнет,
не сыплет поролоном на паркет.
А ты ворчишь на неудобство позы,
в живот упёрлась левою ногой,
и нежеланьем страсть мою морозишь,
нет, чтоб шепнуть лукаво: дорогой!
И, кошечкой игриво изгибаясь,
поцеловать меня хотя бы в нос,
и по щеке погладить: баю-баю,
опять не брился на ночь, весь оброс!
И я б метнулся в ванную побриться,
в подмышки вбрызнув «Шипр»-одеколон,
и мы бы над матрасом словно птицы
взлетели – и прабабке наш поклон!
И от дурмана плясок половецких
стучать соседи перестанут нам
и тоже страсть озвучат не по-детски,
деля любовь как мы – напополам...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
А вот она, столешница дубовая,
на ней опять разделываю Слово я,
филейное – в запас, с костями проще –
на холодец и на святые мощи!
А вот и ножик шведский, сам он точится,
а вот любовь в постели, полуночница,
не спится ей без ласки колыбельной
в субботу, воскресенье, понедельник.
И далее – от вторника до пятницы...
Она – царица, и она – привратница,
а я условен при своей короне,
но всё же не прислуга, а персона!
В глазах её величественно бешенство,
сейчас она ударит по столешнице
рукой нетерпеливой: эй, мужчина,
не хватит ли бесплодной писанины?
На циферблате стрелки остановятся,
не впишется в бумагу пустословица,
что проку в ней, когда любовь в постели
важнее, чем потуги менестреля?
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Клянусь рогами и копытами,
и всеми фибрами клянусь:
я Вас, любимая, подпитывал
весельем, изгоняя грусть!
Результативно и внепланово
при солнце и в любую хмарь
слова изобретал я заново
без оговорок на словарь.
Под равнодушным взглядом месяца,
под писк несносных комаров
я плёл смешную околесицу –
чем дальше в лес, тем больше дров!
Вы улыбались снисходительно,
питаясь крохами тепла,
но слов моих поток живительный
напрасно выгорел дотла.
У Вас в глазах грустинка синяя,
Вам бесприютно и темно,
и небо молнии расклинили:
поверьте, это не смешно...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Я на лодке-плоскодонке через Волгу погребу
целовать свою девчонку, баловать свою судьбу;
я ей верю и не верю, знаю, ветрена она!..
Левый берег, правый берег, равнодушная волна...
Теплоходы белоснежны, чайки падают в пике,
лодка замерла на стрежне, словно палец на курке –
то ли силы не хватает, то ли где-то в глубине
молодых русалок стая помешать решила мне.
Ишь ты, вишь ты, интриганки, хулиганки в чешуе, нет, чтоб девушке Татьянке из жемчужин свить колье!
Задыхаясь от волненья и не тратя лишних сил
я бы этим украшеньем Таню сразу обольстил!
И пошли бы мы с ней мило в однокомнатный чертог, дева щей бы наварила, я бы тоже ей помог –
в ритме скоростного вальса ноги в руки – и вперёд! –
за портвейном в шоп смотался побыстрей, чем звездолёт...
Размечтался, мачо-муче, бесаме, босяк-ковбой!..
И поплыл под скрип уключин – дыбом шерсть и хвост трубой; озверел я, месяц кряду проживая в шалаше!..
Отпуск.
Глушь.
И ни наяды, хоть шерше, хоть не шерше...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Курительную трубку
