Я вижу, понимаю
И всё же снова режу
По болевому краю
Катящийся орешек,
Летящую пушинку,
Скользящую монету
И розовую льдинку
Неспрошенных советов.
Спроси, и я отвечу,
Но ты молчишь, обставясь
Словами чуждой речи,
Забыв родную завязь
Из кратких междометий,
До горечи глагольных:
Пошёл ты!.. – без ответа…
Иди на!.. – так прикольно!
А я через «гудбаи»,
Через «океи» лаю,
Салазки загибаю
И снова разгибаю –
Что проку слог коверкать,
Ведь мне не достучаться
Из лет, летящих сверху,
В твои неполных двадцать…
«»»»»»»»»»»»»»»
Это было в дальнем детстве сотню лет назад по полю
Или триста пней по лесу с кукушонком на сосне!
Мы с отцом дрова пилили для зимы розовощёкой,
Он был бравым лейтенантом, я мальчишкою с соплёй.
Пушки громко грохотали, но не здесь, а по Европе, В запасном полку солдаты – пять патронов и мишень, Раз-два-три и по вагонам под Варшаву, под Плоешти, Чтоб когда-нибудь вернуться или глубже в землю лечь.
А пила берёзы грызла, а отец мой адъютантик
При полковнике усатом – три звезды, просвета два, Мне шесть лет… а сколько нужно? на ногах бы удержаться
И на ручке пальцы стиснуть… и опилки на снегу…
Уходило лето в осень, а зима катилась к маю,
Отвизжали в ночь «катюши» и закончилась война, Порошок яичный сдуло, австралийская тушонка
Улетела, как погоны с лейтенантского плеча…
Плохо было? Да нормально! Две конфетки на неделю, Но зато своя картошка в огороде – завались!..
Мне б сейчас туда вернуться, где пила в берёзе пела, Где смотрелся кукушонок в человеческую жизнь…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Продаётся боль.
На килограммы.
На галлоны, литры, сантиметры –
Боль житейской, не сценичной, драмы
В полосатых чёрно-белых гетрах.
Я не продавец, не покупатель,
Сбоку я припёком у буханки,
И свои тревоги Геростратом
Сжёг давно на дальнем полустанке.
Сжёг и очерствел…
Ну да, конечно,
Все черствы, эгоистичны все мы,
Местечковы внутренне и внешне –
Пасынки проржавленной системы…
Продаётся боль…
А спроса мизер,
Вообще нет спроса никакого,
Пирамида с верха и до низа
Проросла корнями в бестолковость!
Вроде кто-то напрягает мускул,
Вроде кто-то полыхает гневно –
Так на то он и зовётся русским,
Чтобы к боли привыкать издревле…
“””””””””””””””””””””””
У меня свинца кусочек
Между плеврами застрял
И покалывает ночью,
И зовёт на перевал,
Где по снегу-монолиту,
Автоматами хрипя,
На Россию прут бандиты,
Прут бандиты на тебя.
Ты сопишь почти беззвучно,
Не внимая скрипу пуль,
А они ложились кучно
На заснеженный июль.
На камнях рождались звёзды,
Мелкий щебень сёк лицо,
Набивался плотный воздух
В обручальное кольцо.
В середине, не в начале,
Где их стало меньше нас,
На курке сломался палец,
Небо выплыло из глаз.
В синем синее таится,
Голубое в голубом
И дрожат твои ресницы,
И спокойно дышит дом.
Я вернулся, я на месте,
Долг исполнен боевой,
На груди от раны крестик,
А свинец, он неживой...
«»»»»»»»»»
Где-то как-то, где-то плохо, где-то очень хорошо, По седьмому кругу ада пролетаю нагишом
Мимо рая, мимо створок, мимо цербера-Петра:
Мне туда совсем не нужно, мне ваш рай до осетра!
Как-нибудь я в этой жизни голой задницей по льду
Поскольжу и прямо в землю на два метра упаду,
Грудь не пеплом, а песочком принакрою – и пока –
Есть местечко в этом мире для шального мужика!
Есть, а как же! Не напрасно я на этом свете жил, Перешагивал запруды, мчал себя за рубежи
Мимо ада, мимо рая, мимо столбиков-Петров,
Выставляемых охраной от людей, не от воров!
Вот такая свистопляска, вот такой сейчас расклад!..
Я мальчишкою на крыше, в небе турманы летят,
Кувыркаются в полёте в первозданной тишине –
Для чего мне райский воздух, в руки турмана бы мне!..
“””””””””””””””””””
Нет, не поэт я, а рабочий бык,
Себя не славословивший ни разу,
Кольцом в носу с действительностью связан,
Но не окольно, только напрямик.
У гения отсутствующий взгляд
И мысли сконцентрированы в точку,
А я песком рассеялся по почкам,
Выстреливаясь рифмой невпопад.
А «гении», что кони при узде,
Поэзию ярмом не называют,
Оплёвывая нехотя словами
Быка, что тянет плуг по борозде...
Хххххххххххххххххххххххххххххххххх
Бывают светлые мгновения
У очарованной души,
Когда любые словопрения
Невыразимо хороши;
Когда мне хочется завидовать
Тому, кто чист, нетороплив
И в глаз не целится обидами,
Колючее, чем ковыли;
Когда рукою друга об руку,
Он тиснет поверху свою,
Не стягивая горло обручем
Высоконравственных «люблю»…
«»»»»»»»»»»»»»»»»
У жизни сто дорог и тысячи тропинок,
Я по одной иду, весёлый и хмельной,
Под шорохом берёз и в запахах полыни
В органность мелодрам, затеянных весной.
Привет тебе, привет, осеннее светило!
Я летние дожди треплю за хохолки.
В новинку феврали и как сказать мне «были»
Коль и сейчас они щенками у руки?
Февраль, раскрой глаза и улыбнись в лицо мне,
Метелями шурша по рытвинам щеки,
Я шёл из январей, твои тревоги помня,
И не делил себя на части и куски.
У жизни сто замков и тысячи препонов,
А к счастью ключ один и он в моей руке…
Не веришь мне, февраль? Да-да, солгать я склонен, Пожалуй, я слова роняю налегке…
Но, чёрт меня возьми, грешно всю жизнь скитаться
И счастье не познать! А я его познал
На сцене бытия без всяких декораций,
Жаль, в краткости его смешинка солона…
Но всё же я смеюсь, и ты прости за это!
Нет-нет, ты не прощай, попробуй подыграть
На дудочке весне и на органе лету,
Чтоб ровно через год мы встретились опять!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Не хочу и не умею
Тлеть, а всё же молча тлею,
Прожигая дни собою
Сквозь пространство голубое.
Не могу и не желаю,
А в безвременье шагаю,
Чтоб остыть у края строчки
Бесконечно малой точкой.
Есть у времени порядок,
Он не в радость, не в награду,
Нарушать его не стоит,
Это правило простое.
Впрочем, если и захочешь,
Всё равно движенье к ночи,
Как в период ледниковый,
Ждёт живущего любого…
«»»»»»»»»»»»
Сосед мой, усталый медник,
Всерьёз поучал меня:
Стартующему последним –
Накатанная лыжня!
Но я, молодой и статный,
Не верил ему ни в грош
И первым взрывал диктатно
Коварную гладь порош.
Трёхслойно плетя кольчугу,
Узор нанося на меч,
Сосед не сводил на ругань
Неторопливую речь.
Он делал свою работу
Надёжно, не как-нибудь,
А я обливался потом,
В снегу увязал по грудь.
К скользящим за мною следом
Прирос незаметно жир,
А я Неизвестным бредил
И падал за миражи;
Там что-то светилось, грело,
Трубил беспокойный горн –
И тысячи снежных стрелок
Пронзали сердце в упор...
Своё отчеканил медник,
Безвестно в Ничто сойдя,
А я проживаю в бреднях
Тревожащего дождя;
Ветра налетают скопом,
Толкают на гололёд,
И пусть там зияет пропасть –
Я должен идти вперёд!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Пройдёт...
Всё в мире тленно!
И эта боль пройдёт,
Расплещется по венам
Её дроблёный лёд;
Горячее остынет,
Часы уйдут вперёд,
Постреливая в спину
Нюансами забот.
Последние причалы,
Бездумная волна,
На виртуальных скалах
Реальна тишина;
Ни сквозняков, ни свиста
