Тук-тук-тук, стучат капели… резонирую в ответ…
В пустоту, в необъяснимость, в нежеланье, в первоцвет…
Правит оттепель зимою… ну, сатрапка, ну, змея!
И напрасно мокнет в луже сердце, оторопь моя…
ххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
Не основанием морали
На время нижутся слова,
Но всё же я кручу педали –
Вперёд, вперёд, за острова!
Ещё два взгорбка, два подъёма,
Два спуска в глинистый овраг,
И ароматами черёмух
В меня плеснёт архипелаг.
Там разобщённое едино,
Там лыко каждое в строку,
И души лепят не из глины,
И не ссекают на скаку.
На белом розовые блики,
На синем ленты облаков,
И чудо-заросли клубники
Не для грехов, а для грешков…
Ах, до чего я аморален,
Топча святые рубежи
Благопристойных тихих спален,
Век не познавших гнусной лжи!
Одна любимая на свете,
Другие женщины не в счёт…
А время белой краской метит
Виски над розовостью щёк…
Слова ложатся на бумагу,
А я за их девятый вал
Лечу, лечу к архипелагу –
Вперёд, вперёд, за острова!
хххххххххххххххххххххххххх
По февральским снегопадам прохожу в истому дня: Я прошу вас, не пылите, не ворчите на меня!
У зари кокошник алый, у берёз российских грусть…
Это вечность!
К ней я тоже очень скоро прикоснусь.
Мир совою не гугукнет, не расплавится сугроб,
Ной ковчег не будет строить, чтобы пережить потоп.
Всё обыденно и чисто, даль привычна и светла,
В море чувства и искусства капли падают с весла…
Я у края, вы у центра…
Боже мой, какая блажь!
По апрелю вновь берёзы будут править макияж.
В треске почек позаглохнет мой смешной речитатив –
Это нужно, чтобы время не состарилось в пути…
хххххххххххххххххххххххххххххххххх
По прелым листьям прохожу, и осень дёргаю за спицы.
В лесу такая тишина, которой век мне не напиться.
На серых нитях паутин дрожит роса, переливаясь…
Ах, тишина, ну, почему ты молчаливая такая?
Тугие шишки от сосны и вертолётики от липы…
Законсервирована жизнь в них мегабайтами по чипам.
Сноп информации плеснёт и, нате вам, ростком белёсым
Проклюнет мир над головой одна из самых юных вёсен.
А я по осени скачусь, дожив ноябрь до упора,
В страну иную, где молчат и не ведут переговоров
О лишнем дне в среде людей, загруженных своей заботой
Рассветы новые встречать и биться птицами в полёте…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
То, что сердце настучало.
Можно ль выразить словами
то, что сердце настучало,
что под алыми крылами
мчит к последнему причалу,
и покашливает глухо,
и подраненною птицей
падает в судьбу-проруху
на прочитанной странице?
Можно!
Только очень трудно
годы пережить вторично,
вытравив из них простудность,
унижающую личность…
И другое, и другое!..
Избирательная память
время выгнула дугою,
заменяя были снами…
И не снами тоже…
Боже,
проскакали мимо кони,
и никто их не стреножил,
и опущены знамёна;
на стеклянности холодной
зубья пробует ножовка,
и туман садится плотно
в отзвук тротуарной бровки…
Вот, излился я словесно,
начудил согласно плана,
и не кисло, и не пресно
мне от собственных изъянов;
а в причудливом рассвете,
седовато-рыжеватом,
утро выставило сети
для последнего захвата…
«»»»»»»»»»»»»»
Есть в мире истина простая –
жизнь не растянешь на века…
Прости, Земля, я улетаю
за облака,
за облака!
Стелясь туманом по рассвету
и плавясь звёздами в росе,
прощально вспыхивает лето:
ты смертен, милый, как и все!
Да-да, я это понимаю,
мысль совершенно не нова,
у пропасти с ребристым краем
бездарно выцвела трава…
Луну не вылепить из бликов,
ноябрь не обратить в апрель,
шипенье вьюг не перекрикнет
ушедшей юности свирель…
Ветра залётные листают
остатки дней, остатки чувств…
Прости, Земля, я улетаю,
и не вернусь,
и не вернусь!
«»»»»»»»»»»»»»
Шагает по жизни судьба-сумасбродка
В угоду эпохе и календарю…
А горечь полыни не вытравить водкой,
А свежее сено щекочет ноздрю!
А, впрочем, не сено, недоразуменье,
Газонокосилкой прожёванный хлам,
Исторгнутый в мир с постоянным свеченьем,
В рутинные всегородские дела.
Но запах-то, запах!
Летит по закату
Случайная бабочка...
Боже ты мой,
Она, как и я, ошибается в датах,
Плутая по времени вместе со мной...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Жизнь.
Движение.
Полёт.
Суета.
Закат.
Восход.
Человек из чрева выпал,
Вырос, и чего-то ждёт.
А вокруг него метель,
Кутерьма и канитель,
И зачатие подобных
Ради выхода в апрель
Или в лето прямиком,
Материнским молоком
Миокарды и нейроны
Увязав в единый ком…
Ах, какие облака!
Ах, как тянется рука
У девчоночки потрогать
Кнопку-пипочку соска!
А потом…
А что потом?
Жизнь с добром и не с добром,
Буераки и бураны,
Сердце гранью и ребром.
И движение вперёд.
Суета.
Закат.
Восход.
Человечек вновь из чрева --
Твой по крови…
И живёт…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Срываюсь в день щербинками души,
Прислушиваюсь к тёплому дыханью
Ветров, пересушивших камыши
У неприметной кромки мирозданья.
Здесь всё моё: и ноздреватый лёд,
И серые осевшие сугробы
И солнце, что слонёнком воду пьёт,
Беззвучно в полынью макая хобот.
Здесь можно отстраниться от забот,
От мелких дрязг, таких же вожделений,
От черствости, берущей в оборот
И ставящей безгрешность на колени.
А мне, признаться, надоело лгать,
Есть тот предел, где нужно "тормознуться"
И не шагать бессмысленно за гать,
Фальшивя полумаской правдолюбца.
Есть тот предел, где сердце не звенит
И начинает отзываться глухо
На лживый звук, упёршийся в зенит,
Приятный обывательскому уху...
Срываюсь в день щербинками души,
Бегу по плавной линии восхода
И насыщаю сердце кислородом,
И отвергаю догму: не спеши!
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
А пошёл бы я, качаясь,
вдоль размашистой реки
напевать под крики чаек
две положенных строки,
те, что в душу мне запали –
о шумящем камыше,
о заведомых печалях
и о ночке в шалаше.
Силам ада не приспешник
и не сотворивший зло,
а пошёл бы я неспешно
всем раздаривать тепло:
горсть текущему моменту,
горсть в сокровищницу лет,
горсть настурций с алой лентой –
милой праздничный букет.
Тень за тенью, шаг за шагом,
мысль хмельна и озорна;
жизнь не пробежится за год,
бесконечность ей нужна;
не споткнуться бы, не выпасть
за предельную черту,
где горит бумажной кипой
расставанье на мосту...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
А жизнь – не библейская сага,
в пергамент не втиснешь её,
и сутью раздавленных ягод
искрится у нас бытиё;
виденья смыкаются с явью,
весенняя свежесть хмельна,
и хочется по разнотравью
в иные бежать времена.
Бежать?
Это лишнее, право,
зачем, для чего, почему?..
Душевная чистая гавань
мне люминофорит во тьму:
за обетованностью гнаться –
едино, что сердце загнать
в колючую дрёму простраций
и вымерзнуть, словно стагнат.
А мысли хрустящей фольгою
легли на фарфоровый наст,
а радуга гнётся дугою
и мчится Пегас на Парнас;
скакать неприятно охлюпкой,
но я же не где-то, а здесь
в стране первозданной и хрупкой
