Воскресенье. На лестнице Артур встретил грузчиков, которые тащат диван-кровать Белы. Ему остается только перешагнуть его. Двери квартиры открыты. Он сжимает лежащие в кармане пиджака ключи от забот.

– Это я.

– Входите. Чего вы ждете? Чтобы я вам открыла?

Она снова говорит ему «вы», но сейчас не время заострять на этом внимание.

– Здравствуй. Как поживаешь?

– Замечательно!

Их голоса отдаются эхом от стен опустевшей квартиры. Он переступает порог. Пластмассовая скульптура прислонена к стене. Она служит вешалкой, кто-то из грузчиков накинул куртку на голову без лица. Бригада, которая уже вынесла из квартиры почти все вещи Клер, возвращается с диваном несолоно хлебавши. «По лестнице не проходит. Сейчас обвяжем и спустим через окно. Только спустимся за веревками и ремнями. Мужика резинового тоже забираем?» Клер кивает. Живой Артур видит, как его уносит грузчик Они с Клер остаются в почти пустой комнате, на разных концах непокорного дивана. «Вам больно?» – бросает она ему. Он не отвечает. «Вы такой гордый».

– Как это нет ремней? Кто готовил грузовик? Ты! Кто отвечает за ремни? Ты! Ну вот, весь день насмарку. Придется вызвать кран. Целый час потерян. – Бригадир разводит руками. – Прошу прощения, мадам. Придется дожидаться подъемника.

Бригада усаживается на ступеньки.

– Чтобы провести время, – начинает Артур, – я расскажу тебе кое о чем.

– О вашей личной истории, я полагаю.

– Начало ты уже знаешь.

– Хватит ломаться. Читай.

– Я не читаю, я буду рассказывать с того места, на котором закончил в прошлый раз. – Артур делает глубокий вдох. – Серж Максанс предложил поиграть в игру: «Артур, вот волшебная картинка. Посмотри на нее внимательно и спрячь под левой рукой. Потом скажешь мне, что ты видел. Помни, ты смотришь только один раз, потом нельзя. Если сплутуешь или покажешь мне рисунок, то он пропадет».

Артур рассмотрел рисунок и спрятал его. Прежде всего он по привычке поднял ладони, чтобы показать, что он видел, знаками. Но Максанс сразу закрыл глаза. Он хотел не видеть, а слышать. Каждый раз доктор усложнял задание, добавляя новый рисунок. Через несколько недель Артур получил для описания целую стопку картинок. Тогда он сложил оружие, заговорил и описал их все. Он начал с самых первых, оказывается, он их не забыл: яйцо и молоток. Это его первые слова. Он продолжает, вспоминает все картинки с других сеансов: акация, луна, шляпа, свеча, гроза и песок. Покинув тишину и перейдя к слову, Артур заметил, что у него хорошая память. Он сразу заговорил безукоризненно грамотно. Это обескуражило его мать, да и не только ее. Профессор Максанс успокоил ее и завязал с этой жесткой и соблазнительной матерью до грусти плотский роман.

Клер повторяет последний отрывок фразы: «До грусти плотский роман». С улицы доносится сигнал клаксона, грузчики разом вскакивают. Они сбегают по лестнице и бригадир, свесившись на улицу, машет руками.

– Вот и подъемник, – с широкой улыбкой сообщает он Клер.

Металлическая платформа прижимается к подоконнику.

– Хотите спуститься из окна? – сладким голосом предлагает бригадир. – Закреплю диван, а вы оставайтесь. То-то народ порадуется. Нет-нет я шучу, понимаю, что вам этого не надо.

Двое грузчиков взгромождают диван в качающуюся люльку.

– Грузчики ловчее вас, – резко бросает Клер Летуалю.

– Да, наверное, когда речь идет о мышцах.

– Нет, о силе тяготения.

Она поворачивается на каблуках, кладет связку ключей на каминную полку – звяканье металла о мрамор. Она выходит, оставляя двери открытыми. Артур, оставшись наедине с грузчиками, смотрит, как они устанавливают диван на платформе. По улице разносится эхо мотора «Триумф». Быстрый, как нож, блик сверкает на алюминиевом хребте подъемника. Диван-кровать опускается вниз.

Три дня спустя, ночью, Артур катается по городу за рулем кабриолета с откинутым капотом. Две фары настойчиво следуют за ним по всем улицам. Не снижая скорость, он уходит вправо. Со стенающим сигналом преследующая его машина прижимает его к тротуару. Свет вращающейся мигалки его ослепил. Он закрыл глаза. Полицейские спрашивают, почему он ездит с выключенными фарами. Он не знает, что ответить. Не открывая глаз, он нащупывает в кармане бумажник, протягивает им документы.

– Вам не холодно в открытом кабриолете, доктор?

– Холодно.

– Срочный выезд, доктор?

– Да, срочный.

– Ну так поезжайте дальше с открытыми глазами, доктор.

Полиция исчезает. Артур повторяет слово: «срочно». Он набирает номер на мобильном телефоне.

Он у матери. Бела уверяет его, что Клер вернется. Надо потерпеть. Где она живет? Она сняла однокомнатную квартиру, почти вся мебель хранится на складе. В квартире ужасающий беспорядок. Бела рассказывает о холодильнике, в котором плесневеют забытые продукты, о том, сколько пыли накапливается, о разбросанном по полу белье; Клер не живет там, а только ночует. «Она утверждает, что начала новую жизнь, сумела отдалить всех мужчин от своего тела. Она больше не будет ждать того редкого мужчину, который забудется, но не забудет ее. Она хвастается своим одиночеством. А еще она не может привыкнуть к новому голосу. Это похоже на одержимость». Бела повторяет слова Клер. У нее вырывается рыдание без слез, она умолкает. Артур пытается ее успокоить.

– Я не понимаю свою дочь. Вы создали ей голос. Она хочет быть женщиной, это и привлекает ее, и пугает.

– Но ведь она женщина, – уверяет Артур.

– Моя дочь сама не знает, кто она. Иногда я задумываюсь, есть ли она еще среди живых.

Артур везде опаздывает. Он оказывается перед дверью своего кабинета, читает табличку, как пациент, как чужой: Сибилла Франк и Артур Летуаль, фониатры. Он усаживается в приемной. Впервые за много лет он внимательно разглядывает картину Магритта «Ключ от снов». Яйцо, окрещенное «акация», туфелька по имени «луна», шляпа-котелок под названием «снег», свеча-потолок, стакан-апельсин, молоток-пустыня. Он закрывает глаза. От этих слов и картинок хочется пить. Он открывает дверцу холодильника. Дверца тяжелая, чтобы открыть ее, он напрягает мышцы. На белой пластиковой полке – конверт с его именем. Он узнает почерк Протягивает руку – конверт холодный. В нем приглашение на выставку. На обратной стороне – фраза: «Что-то порвалось между нами, и вы сделали все, чтобы разбить это навсегда».

Прибор ЕВА остался на его письменном столе. Он включает его, зажигается красный глаз. Артур громко произносит свое имя. На экране появляется сообщение обошибке. Доступ для него запрещен.

Эта встреча станет последней в их жизни. Шквальные порывы ветра сотрясают небо. Ветер завывает. По тротуарам ходят смерчи. День близится к вечеру, в косом апрельском свете – этом новом пронзительном свете, который после зимней темноты предательски режет глаза. Она предупредила его, что осталось уладить некоторые детали. Часовня Сальпетриер. Клер любезна, спокойна, неприступна. Между ними не осталось никакого контакта, даже слова их не соприкасаются. Артур обманулся в своих опасениях. Ни безразличного согласия, ни яростных возражений. Только задумчивый, обезоруживающий взгляд словно издалека. Она надела свой перстень на другую руку. Он на правом указательном пальце. Ей больше не нужна защита. Это знак того, что она перешла к действиям.

Никогда такая женщина не будет с ним рядом. Он хочет коснуться ее щеки, но рука не повинуется ему и опускается. Она поднимает на его глаза. Серые ирисы, черные дыры зрачков, устремлены вдаль. Что они ищут, глядя сквозь него?

Накрыт стол для фуршета. Стоящий рядом с ней человек что-то берет со стола, он в майке, хотя и прохладно. На плече у него родинка. Артур замечает взгляд Клер, направленный на родинку. Это случайность. Ее левая рука всего в нескольких сантиметрах от этой родинки. Она снова смотрит. В живот Артура погружается несказанно длинный нож.