* * * Жила я долго, вольность возлюбя, О Боге думая не больше птицы, Лишь для полета правя свой полет… И вспомнил обо мне Господь, — и вот Душа во мне взметнулась, как зарница, Все озарилось. — Я нашла тебя, Чтоб умереть в тебе и вновь родиться Для дней иных и для иных высот. * * * Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце. «Посмотри, — я еще недомучена, Недолюблена, недоцелована. Ах, разлукою сердце научено, — Сколько слов для тебя уготовано! Есть слова, что не скажешь и на ухо, Разве только что прямо уж — в губы… Милый, дверь затворила я наглухо… Как с тобою мне страшно и любо!» И зовет его тихо по имени: «Обними меня! Ах, обними меня… Слышишь сердце мое? Ты не слышишь?.. Подыши мне в лицо… Ты не дышишь?!..» Молчалив и бледен лежит жених, А невеста к нему ластится… Запевает вьюга в полях моих, Запевает тоска на сердце. * * * На Арину осеннюю — в журавлиный лёт — собиралась я в странствие, только не в теплые страны, а подалее, друг мой, подалее. И дождь хлестал всю ночь напролет, и ветер всю ночь упрямствовал, дергал оконные рамы, и листья в саду опадали. А в комнате тускло горел ночник, колыхалась ночная темень, белели саваном простыни, потрескивало в старой мебели… И все, и все собирались они, — возлюбленные мои тени пировать со мной на росстани… Только тебя не было! 17-30 сентября 1927 На закате Даль стала дымно-сиреневой. Облако в небе — как шлем. Веслами воду не вспенивай: Воли не надо, — зачем! Там, у покинутых пристаней, Клочья не наших ли воль? Бедная, выплачь и выстони Первых отчаяний боль. Шлем — посмотри — вздумал вырасти, Но, расплываясь, потух. Мята ль цветет, иль от сырости Этот щекочущий дух? Вот притянуло нас к отмели, — Слышишь, шуршат камыши?.. Много ль у нас люди отняли, Если не взяли души? <1912–1915> * * * На каштанах пышных ты венчальные Свечи ставишь вновь, весна. Душу строю, как в былые дни, Песни петь бы, да звучат одни Колыбельные и погребальные, — Усладительницы сна. <1912–1915> * * * На самое лютое солнце Несет винодел, Чтобы скорей постарело, Молодое вино. На самое лютое солнце — Господь так велел!— Под огнекрылые стрелы Выношу я себя. Терзай, иссуши мою сладость, Очисти огнем, О, роковой, беспощадный, Упоительный друг! Терзай, иссуши мою сладость! В томленьи моем Грозным устам твоим жадно Подставляю уста. * * * Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. С вдохновеньем святотатцев Сердце взрыла я до дна. Из моих любовных святцев Вырываю имена. * * * Нет мне пути обратно! Накрик кричу от тоски! Бегаю по квадратам Шахматной доски. Через один ступаю: Прочие — не мои. О, моя радость скупая, Ты и меня раздвои, — Чтоб мне вполмеры мерить, Чтобы вполверы верить, Чтобы вполголоса выть, Чтобы собой не быть! 27 сентября 1932 * * * Окиньте беглым, мимолетным взглядом Мою ладонь: Здесь две судьбы, одна с другою рядом, Двойной огонь. Двух жизней линии проходят остро, Здесь «да» и «нет», — Вот мой ответ, прелестный Калиостро, Вот мой ответ. Блеснут ли мне спасительные дали, Пойду ль ко дну, — Одну судьбу мою вы разгадали, Но лишь одну. 1915 * * * Он ходит с женщиной в светлом, — Мне рассказали. — Дом мой открыт всем ветрам, Всем ветрам. Они — любители музык — В девять в курзале. Стан ее плавный узок, Так узок… Я вижу: туманный берег, В час повечерья, Берег, холмы и вереск, И вереск. И рядом с широким фетром Белые перья… Сердце открыто ветрам, Всем ветрам! 17 июня 1915 |