— Да… — подтвердила Лейла.

— Ну вот видишь. А почему спрашиваешь? Ты же не первый год на фронте? Да и не отправила бы тетя Ира с нами трусиху.

— Это только с непривычки так кажется, что в разведке страшнее… — вклинился в разговор ефрейтор Семеняк. — Михаил Иванович как-то упоминал, а я запомнил термин — психологический фактор… Если вокруг одни враги, значит, и опасность погибнуть выше. Тогда как на самом деле на передовой у рядового пехотного Вани гораздо больше шансов поймать шальную пулю или осколок. А тут — как у Христа за пазухой. Ни бомбежек, ни артобстрела… Если только наши шуметь не начнут. Тьфу-тьфу-тьфу. Смекаешь, о чем я, дочка?

— Спасибо, Игорь Степанович.

— Пустое, дочка. Не стоит благодарности. Мы все через это прошли. Вот если подобное чувство у тебя на пятом и дальше задании появляться станет, вот тогда следует насторожиться и прислушаться к нему. Потому что это уже интуиция сработает. А в первый-то раз…

— Слышь, Степаныч, у тебя в вещмешке, случаем, диплом психолога не завалялся? — с усмешкой поинтересовался Пивоваренко. — А то мне бы тоже консультация по некоторым жизненно важным вопросам не помешала.

— В смысле: пить или не пить? — подхватил шутку ефрейтор Семеняк. — Ответ однозначный: пить… но в меру.

— Группа, слушай мою команду. Отставить зубоскальство. Подтянуться. Поправить снаряжение. Приближаемся к реке… Соблюдать тишину при подходе. Усилить внимание.

Странный народ — люди. Все б им куда-то повыше взобраться. Память о Всемирном Потопе, затопившем все равнины и долы, гонит их в горы, что ли? Прекрасная широкая долина, живи и радуйся, так нет — башню с одной стороны взгромоздили, монастырь — с противоположного боку возвели.

И если такой выбор места по отношению к военному объекту еще более-менее понятен, то культовое сооружение зачем на косогор поднимать? Чтобы оказаться во время молитвы поближе к Богу? Так для Всемогущего и Вездесущего Творца и Создателя лишняя пара метров по вертикали ничего не значит. Словом, морока одна… Зато, пока на молебен поспеешь, изрядно запаришься… Хорошо хоть луна перестала прятаться, решив наверстать свое за те несколько часов, что еще оставались до рассвета.

Пройдя буквально несколько сотен метров, Петров тронул за рукав идущего впереди Гусева.

— Иван, а ты хорошо бегаешь?

— Не понял вопроса, товарищ капитан?

— Я к тому, старшой, — объяснил сапер. — Что за полчаса можно и больше чем три километра пробежать, верно?

— Вообще-то да… Только я все равно не…

— Понимаешь, Ваня, нам что важно? Чтобы фрицы начали эвакуацию груза преждевременно. Верно? Верно. А для этого требуется не просто шум поднять, а переполошить их как следует. Согласен?

— Ну да. За этим мы и…

— А я вот, Ваня, лично очень сильно сомневаюсь, — продолжил Петров, — что какой-то трах и бабах посреди голого поля их настолько впечатлит, что они тут же бросятся нарушать собственные планы и инструкции. Смекаешь?

Гусев остановился и развернулся к Петрову.

— И что?

— А давай-ка мы вот этот фугас не у дороги заложим, а прямо под стенами монастыря прикопаем? Как считаешь, когда рванет у них прямо под ногами, фрицы скорее из своего укрытия к аэродрому ринутся?

— Наверняка, — кивнул Гусев. — Но командир…

— Корнеев нас с тобой пожалел, чудак человек… Дал запас времени для отхода. Но ведь мы побежим очень-очень быстро, правда, старшой? Зато шансы выманить фрицев существенно возрастут. Да и Хохлова скорее увидим. Только он из ворот покажется, а мы уже тоже там.

— Это да… И все-таки приказ был…

— Ну что ты, Иван, в самом деле, как зеленый первогодок? Сам же отлично знаешь, что в разведке все предусмотреть и просчитать нельзя. По времени мы укладываемся? Укладываемся. Точное место установки фугаса на карте отмечено? Нет. Сказано — в стороне от дороги. Мы и установим в стороне. А что, совершенно случайно, рядом с местом закладки монастырская стена оказалась, мы не в ответе. Приказ запрещающий взрывать монастырь был?

— Нет…

— Вот видишь… — усмехнулся сапер. — Ну так что, рискнем?

— А давай… — Гусев и сам отлично понимал, что подобная акция будет куда эффектнее предложенной Корнеевым. Ведь если немцы свой таинственный груз и в самом деле прячут в монастыре, то после такого взрыва они обязаны покинуть рассекреченную территорию.

— Тогда вперед, старшой, — приказал шутливо Петров. — Шевели копытами! Время идет, а под каменный фундамент подкапываться — это тебе не картошку окучивать. Хорошенько попотеть придется.

— Ничего, капитан, кто потеет, тот не мерзнет, а не потеют только покойники… — отшутился старший лейтенант и прибавил шагу.

Серая громада старинного монастыря вполне отчетливо просматривалась на фоне еще темного предутреннего неба. И чудилось в ее хмурой настороженности что-то чуждое, зловещее и совсем не по-христиански враждебное к людям. Казалось, что это старинное святилище, последнее прибежище для страждущих духом, храм — повидавший на своем веку слишком многое, опаленный войной и смертью — уже и сам боялся окончательно спятивших человечков и отторгал их. Проклиная и отказывая в защите…

Кузьмич уже заждался.

Укрывшись чуть в стороне, старшина время от времени нетерпеливо поглядывал на сломанную верхушку дерева: вдруг не та сосна? В предрассветной полумгле и ошибиться недолго. Свою часть маршрута он преодолел даже быстрее, чем рассчитывал. То ли на южную опушку фрицы чаще наведывались за сушняком и больше расчистили подлесок, то ли — с северной стороны кустарник сам по себе рос гуще, но Телегин добрался до условленного места меньше чем за полчаса. Ничего и никого не встретив по пути…

Хотя и не безрезультатно. Примерно в полутора километрах от аэродрома — в притихшем на ночь лесу звук разносится так же хорошо, как над водой, но из-за многократного эха точное расстояние определить почти невозможно, — Кузьмич услышал характерный гомон. В лесу таились люди. И судя по производимому шуму — много. Не меньше десятка. Но к непосредственной задаче, поставленной капитаном, это наблюдение не имело отношения. Все-таки не родная уссурийская тайга, тут повсюду фрицы…

Малышева тоже услышал издали. Тот шел, не придерживая ветки, позволяя кустам и деревьям недовольно шелестеть, упруго скользя влажной от росы листвой по ткани одежды. Но из того, что командир не топал наобум, старшина понял: эта небрежная торопливость капитана вызвана не непосредственной угрозой, — и чуть-чуть высунулся из своего укрытия.

— Ты уже здесь, Кузьмич… — сразу же заметил его Малышев. — Хорошо! Что интересного видел?

— Ровным счетом ничего. По эту сторону поляны ни людей, ни техники.

— Совсем?

— Рядом с аэродромом — чисто, — подтвердил старшина. Потом добавил, на всякий случай: — Но фрицы в лесу есть. Точное расстояние не скажу. Километр или полтора. Но не ближе… Лес чужой, эхо непривычное, — прибавил, объясняя: — Примерно, с отделение. Пойти взглянуть?

— Нет. Наверняка там залегло в засаде то самое оцепление, о котором я предупреждал Степаныча. Но нам, если не поднимем стрельбы, оно не помеха, а Корнееву о фрицах ефрейтор доложит. У нас с тобой, Кузьмич, задача куда интереснее будет. По непроверенным пока данным — на аэродроме постоянно находится два летчика и шесть человек охраны. Смекаешь, о чем я?

— А то… — понимающе хмыкнул старшина. — Двое — летчик и солдат, это отдыхающая смена. Еще двое — в таком же составе, дежурят у самолета. Остается — три солдата и фельдфебель.

— Почему фельдфебель?

— Без старшего немцы пост не оставят. А для офицера — слишком малочисленный гарнизон. Если к каждой пятерке рядовых по лейтенанту выделять, то это ж какую прорву лейтенантов подготовить надо?

— Ничего, — ухмыльнулся Малышев. — Вон у нас на каждого сержанта по полтора капитана.

— Сравнил… — хмыкнул Кузьмич. — Где мы, а где вермахт.

— А летчики? Они же тоже офицеры.