— Лично мне нравится подобный подход. Как в боксе, — одобрительно проговорил Купченко. — Раскрыться, выманить противника на атаку и самому нанести упреждающий удар. В окопе что за война? Пиф-паф… Попал, не попал… Ты убил, тебя убили… Случай, лотерея. А тут можно с костлявой пофинтить. И еще неизвестно, кто кого нокаутирует… Верно, командир?

— Верно, Василий. Поэтому, учитывая изменение условий и физические особенности каждого, я решил изменить прежний план действий. Двигаемся, как и раньше, двумя группами, но шуметь и оставлять следы будет только «Призрак-один». Со мной остаются Купченко, Петров, Ованесян, Колесников, Пивоваренко, Лейла и Хохлов. Остальные бойцы поступают в распоряжение капитана Малышева и составят группу «Призрак-два». Андрей, именно вам придется стать настоящими «Призраками». Исчезнуть, раствориться. Вас здесь нет, и никогда не было. Обнаружив наш след, немцы поспешат захлопнуть капкан, а вы к этому времени должны оказаться снаружи кольца.

— Положим, это не столь сложная задача, — кивнул Малышев и угрюмо поинтересовался: — А что дальше? Прикажешь наблюдать из укрытия, как вас уничтожат, и доложить командованию о выполнении задачи? Чтобы группа «Призрак» не числилась среди без вести пропавших?

— Охолонь, Андрейка… — неожиданно отозвался старшина Телегин. — Тебе ли, капитан, не знать, как важна для родных солдата, особенно бывшего осужденного, смерть на виду? Хотя я уверен, командир подразумевал нечто иное.

— Верно, Кузьмич. Пока мы, «Призрак-один», неуклюже будем играть с немецкими егерями в прятки да поддавки, вам предстоит изучить всю округу. Просчитать возможные пути отхода. Гляньте, вот здесь и здесь на карте отмечены лесные поляны. Оцените их с точки пригодности использования для посадки самолета. А главное, ни при каких обстоятельствах не обнаруживайте себя. Только в этом случае у всех остается возможность выполнить задание и уцелеть.

— Извини, Николай, погорячился, — повинился Малышев. — Уж больно не хотелось после штрафбата без дела сидеть. Но в таком разе попрошу придать моей группе Колесникова вместо Гусева. У тебя летчику заняться нечем, а у меня он главным экспертом будет. Кому, как не пилоту, лучше знать: годится поляна для взлета-посадки или нет?

— Согласен. А Гусева почему отдаешь?

— Командир, пять человек — это группа, шесть — уже толпа. Да и тебе чуток полегче будет. Парень хоть и не из нашей роты, а все-таки разведчик. Имеет не просто боевой опыт.

— Ладно, убедил. Махнем не глядя. Еще вопросы есть?

— Связь как будем поддерживать?

— Включайте рацию на прием каждый непарный час. Младший сержант Гордеева!

— Я.

— Выходить в эфир запрещаю категорически! Отмена приказа — трижды повторенное слово «Закат». Только после этого группе разрешается использовать режим передачи.

— Есть.

— Капитан Малышев! — Корнеев сделал паузу и менее официально продолжил: — Андрей, я подчеркиваю: к выполнению основной задачи «Призрак-два» может приступить исключительно в случае подтвержденного уничтожения группы «Призрак-один».

— Принято, командир.

— Вот и хорошо. Я очень на вас рассчитываю. Пока фрицы ничего не знают о существовании второй группы, есть шанс оставить их с носом.

— Николай, ну а если нас раньше обнаружат? — продолжал настаивать Малышев. — Мало ли что, на войне всякое случается… Как предупредить основную группу о постигшей нас участи?

— Вот об этом как раз беспокоиться не нужно. Спящими егеря вас не вырежут, — а звук боя и без рации далеко слышен. Хотя это уже не столь важно… Пойми, Андрей, задание будет выполнено любой ценой, но только вы сможете вытащить нас из расставленного немцами капкана. И гибель твоей группы почти равнозначна смерти всех. Теперь от вашей ловкости, скрытности, умения стать невидимыми, хитрости, изворотливости и ума зависит и наша жизнь. Наш билет домой. Не подведите, братцы, а то я обещал Дашеньке жениться на ней после войны… Поэтому придется постараться. Нехорошо обманывать тех, кого любишь.

— Понятное дело, — вполне серьезно кивнул Малышев. — И все же? Мало ли какую информацию надо будет сообщить.

— В самом крайнем случае пришлешь гонца. Для особо непонятливых диверсантов повторяю приказ: «В эфир не выходить!»

— Ладно, Корнеев, ты командир — тебе виднее, — сдался Малышев. — Давай уточним маршрут…

— Резонно. Гляди. Мы начнем со сторожевой башни. Из всех интересующих нас объектов она одна находится на восточном берегу реки. Обследуем ее, и если мимо — еще нынешней ночью переправимся на ту сторону. Потом проберемся к свечному заводу. Из-за новенького причала именно он кажется мне наиболее перспективным. Это займет все вторые сутки. Ну и напоследок — если опять не то, осмотрим монастырь.

— Не слишком ли долго? Фрицы могут не дать нам столько времени.

— Вообще-то, время работает на них. Чем дольше мы возимся, тем больше у них возможностей перебросить груз в другое место. Приглядывать за нами будут, но торопить не станут. Хотя ты прав, Андрей, возиться нельзя. А вдруг все это и в самом деле липа? Что предлагаешь?

— Позволь мне двигаться вам навстречу и осмотреть монастырь.

— Не успеете. Маршрут длинный. Начнешь торопиться — наследите, шум поднимете.

— Мы аккуратненько. Разреши, командир. Обещаю на рожон не лезть. Если успею — целые сутки выиграем. Ну а нет — тогда там и встретимся.

— Ладно, действуй. Только прошу тебя…

— Не надо лишних слов, Николай… — остановил его Малышев. — Лучше покурим и будем разбегаться. Как там в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону. Уходили комсомольцы на Гражданскую войну…»

Путешествуя пешком, обычный человек шагает со средней скоростью четыре-пять километров в час. Особенно если туфли не жмут, руки и плечи не оттягивает кладь, а небо над головой чистое и прозрачное аж до самого донышка. А если солнце прикрылось от летнего зноя облачным флером, и совсем не жарко, двигать можно еще быстрее. Дышится легко, привольно. Закроешь глаза и будто плывешь над землей в легком мареве дурманящих запахов, стрекотанья кузнечиков и высокого перезвона простодушных жаворонков. Благостно на душе, и в радость такая дорога… Даже не скатертью стелется она, а самодвижущимся эскалатором. Ноги сами выбирают шаг, и уже никакое расстояние не страшит путника, тем более что идти-то ему всего ничего — вот он, горизонт, рукой подать.

Разведгруппа могла бы двигаться гораздо быстрее обычного путника, но не получается. И не потому, что на ногах у диверсантов вместо удобных туфель тяжелые сапоги, или у бойцов плохая физическая подготовка. Они вынуждены таиться, выбирать самые неприметные, а значит — непроторенные тропки. Молниеносные броски и перебежки чередуются с длительной, порой — многочасовой неподвижностью. А время поджимает! За спиной непрерывно грохочет, словно там растянулась на многие километры переполненная товарняками железная дорога, и в небе, вместо беззаботного щебетанья птиц, слышится нарастающий гул авиационных двигателей.

Наши… «пешки». Идут неторопливо, уверенно, целеустремленно. Но вот к их ровному гудению примешивается другой, более хриплый и хищный рев. Со стороны солнца на стайку бомбардировщиков бросаются четыре сухопарые, быстрокрылые тени. Надсадно кашляют авиационные пушки, захлебываются скороговоркой пулеметы. Мимо!..

«Худые» проскакивают вниз и начинают спешно разворачиваться, пытаясь зайти ставшим вдруг такими неповоротливыми и медлительными «пешкам» в хвост. Но им навстречу скользит чуть отставшая шестерка «мигов» из группы прикрытия. Это уже не беззащитная добыча. Эти остроклювые «птички» и сами готовы выдрать хвост зазевавшемуся стервятнику.

Героям люфтваффе возможности краснозвездных истребителей очень хорошо известны, и четверка «мессеров» торопливо, ревя моторами на форсаже, уходит прочь, уклоняясь от неравного боя, бессильно ругаясь в эфир и скрипя зубами. Наверняка вспоминая свою былую безнаказанность и полное господство в небе первых лет войны. Но сейчас не сорок первый. Улетай, ощипанное воронье, недолго вам каркать осталось. Уж недалече треклятое гнездовье…