Послышались шаги. Я осторожно выглянул из-за бака. Женщина несла пакеты с мусором. Я прошмыгнул за другой бак и замер. Зашуршали пакеты, потом шаги стали удаляться.
И вот так теперь прятаться всю жизнь? Забраться на какой-нибудь чердак или в подвал — и отсидеться там, пока не схлынут все эти события. По городу наверняка объявили план-перехват, так что проверяют все притоны, подвалы… участковые делают опросы… Моя поимка — вопрос времени, если безвольно сидеть на помойке. А если собаку вызовут? Или уже вызвали?
Представилось, что теперь вся милиция города только и занята тем, что ловит меня, поминутно расставляя новые и новые ловушки.
А вдруг ничего страшного, вдруг уже все забыли? «Ну, не получилось поймать — пусть пока побегает. Потом поймаем».
Может, и дома никакой засады нет, и мама ни о чем не подозревает? Можно подняться и прямо сейчас вернуться, жить, как и прежде, своей обычной жизнью, в которой проснулся еще сегодня утром. Приду домой, мама прозудит:
— Что так поздно?
И пойдет на кухню. А я — в свою комнату.
И я уже в самом деле поднялся, сделал шаг… Стоп. Это нервы. Прекрасно знаю, что все не так, что меня ждут, что мама лежит на диване, хватаясь за сердце, что комнату уже давно перерыли вверх дном, а в подъезде наверняка дежурят. Да и вернись я в свою комнату? Что делать там, в четырех тесных стенах? Выть от страха, метаться в этой коробке и подскакивать к окну при каждом шуме мотора, как это было тогда, после… после Людки? Но только на сей раз все гораздо серьезнее.
Я снова опустился за бак. Нет уж, лучше на воздухе.
Линялый кусок бумаги попался на глаза, я машинально поднял его. «Долг зовет! — значилось крупными алыми буквами, — Останови Зону!» Это была одна из тех листовок, что тоннами разбрасывались по городу, наряду с рекламами, бесплатными газетами и прочим мусором. Все давно привыкли к ним, они сделались частью городского фона — как реклама зубной пасты на двери аптеки. И вот теперь судьба подсказывала мне выход — я это сразу понял. В Зону — вот куда дорога. Не отсиживаться же, в самом деле, по чердакам до самых морозов, а потом ныкаться по подвалам за трубами парового отопления.
Но Зона… какое-то непонятное, черное место. Представлялась огромная мрачная территория, со всех сторон обнесенная колючей проволокой, с часовыми на вышках. А внутри — сплошная радиация да мутанты четырехглазые. А этот Долг — борется там с ними, отстреливает алкашей-железячников наравне с гигантскими крысами.
С глянцевых обложек же Зона выглядела не так ужасно. Полуобнаженная леди в костюме сталкера ведет на поводке неведомого животного. Красивые картины заката над трубами ЧАЭС. На экране — жизнеутверждающие интервью людей в галстуках.
Только порой в переходах можно было увидеть инвалидов с картонной коробкой, на которой черным маркером выведено: «Ветерану Зоны требуется операция». Может, и вправду ветеран, а, может, просто бомж в камуфляжной форме.
Мы все со временем привыкли к соседству с Зоной, только поначалу было немного не по себе, но — ничего страшного не происходило, она варилась сама в себе — будто в другом измерении, а здесь — здесь по-прежнему ходили автобусы, троллейбусы, мигали рекламой щиты, по улицам растекались люди.
Зона только однажды дохнула на нас, когда сын соседки будто бы вернулся оттуда. По крайней мере, так он утверждал до самого последнего момента, пока не загнулся от запоя. Деньги у него и вправду вдруг завелись немалые; рассказывал, что напал на поле из каких-то артефактов, набрал целый мешок и тут же сдал их некоему бармену. А потом сразу же свалил на «большую землю» от греха подальше.
Добра, впрочем, ему эти деньги не принесли. С месяц он пропьянствовал, сорил гривнами направо и налево. А однажды утром нашли его — захлебнувшимся в собственной рво. Не дошел всего несколько метров до квартиры. Некоторое время порассуждали о том, что деньги оттуда добра не приносят — да и забыли. Соседка только после этого и слышать про Зону не могла, все плакала. Оно и понятно.
Пацаны еще храбрились постоянно, что пойдут в Зону — как прежде, бывало, хвастались тем, что будут воевать в Чечне или Таджикистане. Правда, никто из них особенно не спешил осваивать радиоактивные поля.
Теперь же придется мне.
Паника почти улеглась, остался страх, колотящий все тело, пробирающий до самых косточек. Думаю, будь тогда тридцатиградусная жара — меня бы все равно трясло от озноба. Я изо всех сил старался успокоить себя и привести мысли в хоть немного стройное движение, понимая, что паника меня и погубит. Не раз видел в кино, как преступника отлавливали только потому, что у того не выдерживали нервы. Увидит патрульных на улице — и ну бежать.
Я решил пересидеть здесь до наступления темноты. Куда потом? На этот вопрос надеялся ответить еще до того момента, когда нужно будет вставать и куда-нибудь выдвигаться. Каким образом попадают в Зону — я не имел ни малейшего понятия. Будто бы этим занимаются специальные проводники, только вряд ли кто-то из них заинтересуется моей персоной бесплатно. Сколько следует же заплатить за переход — я также не имел представления. Впрочем, в карманах у меня было совсем не густо: что захватил с утра — то и имелось, слава Богу, ничего не потратил днем. На бутылку водки наскребется, но за бутылку — я подозревал — даже самый пропившийся сталкер меня никуда не поведет. Так что остро встала проблема добычи денег. И с этим я также не знал, что поделать. Не выхватывать же, в конце концов, из рук прохожих кошельки и сумки!
Впрочем, почему нет? Терять мне все равно нечего, везде край. Осталось лишь дождаться сумерек. Но как же медленно ползли минуты! Вместе с временем сжался и весь мир вокруг меня, сомкнулся кольцом, стал тесным, неуютным. Некуда пойти, всюду засада. И везде столько глаз — могут заметить ото всюду, даже что я сижу здесь — могут увидеть из окон верхних этажей. И позвонить, куда надо.
Если уже не позвонили…
Я быстро поднялся и зашагал прочь. В самом деле, как легко мог бы загреметь сейчас в ментовку, а все по глупости. Что я мог упустить еще? В таком состоянии можно спалиться на детали, которую не замечаешь сам, но для других она — сигнал. Что, что это может быть?
Я осмотрел себя со всех сторон. Ну конечно: грязные штаны и весь рукав. Сразу видно, что либо пьяный валялся, либо… в общем, подозрительно. И в таком виде я надеялся проскользнуть мимо патрулей!
Только бы прошмыгнуть куда-нибудь, забиться в укромную щель, затаиться, затихнуть до ночи. Меня нет, меня нет, меня нет…
Как же вязко совершаются шаги. Я едва отошел от помойки, хотя шел целую вечность. Если теперь сюда едет патруль, то меня будет видно еще издали. Надо двигать ногами быстрее, но не суетиться. Суета только выдает тебя. Всегда мне удавалось ускользнуть именно потому, что не суетился. Иначе давно бы попался. Но до сих пор хожу по земле, а не по бетонному тюремному полу.
По нервам резанул вопль сирены — автосигнализация сработала в соседнем дворе. Все вокруг снова сжалось в один ослепительный и тесный коридор, можно было идти только по одному этому коридору, ноги просто физически не могли свернуть ни вправо, ни влево. Думаю, попадись тогда на пути патруль, я бы попер прямиком на них.
И я — побежал.
Сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Сердце бешеным барабаном колотилось в ушах, пересохло во рту, а я уже припустил, что есть мочи. Мне вдруг явственно представилось, что жильцы того дома, увидев меня у баков, вызвали ментов, и теперь те с собакой начинают рыскать по окрестностям.
Я перемахнул через какие-то заборы, опять пропетлял проулками и дворами. Наконец, оказался в совершенно не знакомом мне районе. Только тогда остановился.
Меня колотило — озноб страха и холода. Смеркалось. Загорелись первые фонари, затеплились окна домов. В каждом из них шла своим чередом тихая, уютная жизнь. Только мне теперь не было больше места в ней. Признаться, снова захотелось пойти в ближайшее отделение и повиниться.
