Я просто возвращался домой. Ничего не предвещало катастрофы. Впрочем, нет, анализируя потом предшествующие события, пришел к выводу, что все-таки предвещало; просто мы не умеем читать знаки или вовсе не желаем.

Сначала, когда я утром ехал в троллейбусе, с истошным воем нас обогнал конвой милиции: по машине спереди и сзади, а в центре — огромный решетчатый автозак. Я еще тогда вдруг ясно представил, как еду внутри этого серого, угрюмого ящика, качаюсь всем телом на голой скамье, смотрю на город через железные решетки… И каким же счастьем стало видеть все эти дома, прохожих… — сквозь обычные троллейбусные стекла. И я сказал себе, что ни за что и никогда не поеду так, как сейчас кто-то — с воющим конвоем, отгороженным ото всего мира решетчатыми окнами и дверями. Уж лучше тогда сразу покончить с собой.

А второй раз случился буквально через десять минут, когда уже на улице двое в спортивных костюмах как-то вежливо, но напористо попросили провести их до Западного переулка. Я попытался было отвертеться: некогда, тороплюсь… Но они и слышать ничего не хотели, упрямо требовали. Собственно, ничего грубого с их стороны не было, даже не проматерились ни разу. Но на их фоне я отчетливо осознал себя слабаком и «вшивым интеллигентишкой». Решив, что быстрее действительно отвести их туда, чем стоять и пререкаться, мы выдвинулись. Через десять минут оба пожали мне руку и удалились: я довел их. И все. Но до меня только тогда дошло, что могли бы и ограбить. А еще — что доведись сидеть с такими (а на самом деле — гораздо хуже) — я был бы смят и сломлен сразу. И в который раз утвердился в мысли, что лучше покончить с собой, чем доводить дело до тюрьмы.

А ведь она маячила вполне не иллюзорно — тюрьма. «Подвигов» на моем счету предостаточно, чтобы на уши встала, если не вся милиция Украины, то уж по районам — точно. Где-то уже наверняка лежит серенькая неприметная папочка с «разработкой»… меня. Фототаблицы, схемы, протоколы… И какой-нибудь угрюмый опер — самый настоящий, не киношный — регулярно работает по моему делу.

Нет, на самом деле — только не у меня так. Это настоящих преступников «разрабатывают», по городу вешают объявления, фотороботы, про них рассказывают в криминальных сводках… А про свои дела я даже краем уха ни разу не слышал.

Потом утро забылось, за событиями дня затерлись и гопники, и сирена конвоя. На самом деле, именно тогда следовало бы бежать домой, собрать вещи и больше никогда не возвращаться. Как ни крути — Бог или дьявол — но кто-то давал мне знак в то утро. Но я не внял предупреждениям. Или подсознательно ждал третьего? Но третьего не последовало. Только когда входил в подъезд своего дома, на спину сзади навалилось что-то тяжелое, прижало к грязному крыльцу.

— Не рыпайся сука, это арест.

И сразу стало отрезвляюще ясно: это так. Меня — поймали. Это все-таки случилось.

Желудок провалился куда-то в колени, жуткий страх лишил воли, заставил обмякнуть все тело. Я даже не подумал о сопротивлении. Я вообще ничего не подумал в первую минуту. Меня подбросило и поставило на ноги.

Потом пришла первая мысль: «Как же так? Где я мог промахнуться?» И еще: «Неужели так просто оно все и бывает?»

А потом я понял, что пока еще свободен, мне даже не завели руки за спину. И я рванулся всем телом — вперед. Сшиб головой кого-то, изо всех сил оттолкнул, поскользнулся, но удержался и побежал куда-то. Куда — не знаю, только бы подальше и прочь. Думаю, они запинали бы меня до смерти, поскользнись я в самом начале. За спиной слышался топот и матерные крики с призывами остановиться. Я инстинктивно оглянулся и увидел бегущего за мной со страшной — как мне тогда показалось — силой плотного человека в светлой куртке, а за ним на некотором отдалении — еще двое, в каких-то темных одеждах. Потом где-то среди деревьев сбоку завыла сирена. И это все было послано — за мной.

Все происходило, как в бреду или кошмаре, от которого не проснуться. Не отступала мысль, что этого ни за что не должно было случиться. Это всегда бывает с настоящими преступниками, а мне достаточно просто остановиться и сказать:

— Ну ладно, ладно, я все понял, я больше так не буду. Правда-правда никогда не буду, хватит уже, я все понял, ладно.

И они меня отпустят. Ну, пригрозят еще в напутствие.

Я даже так и хотел остановиться, тем более, когда сзади послышалось:

— Стой, сука, хуже будет!

Ноги понесли еще быстрее.

И тут сзади хлопнуло, треснуло. Потом еще раз.

Они же стреляют. В меня стреляют.

И это уже были совсем не шутки. Какое там остановиться — прибьют сразу. Они теперь рассвирепели. Стоит мне замедлиться — как налетят, сшибут с ног, изобьют до смерти, а то и вовсе пристрелят.

Я припустил к проходным дворам, надеясь оттуда перемахнуть через стену и запетлять проулками. Прохожие шарахались — то ли от меня, то ли ото всей этой погони, сзади не отставал топот, сбоку по-прежнему выл «бобик».

— Обходи его, обходи суку!

И топот раздвоился.

Я вбежал в какой-то подъезд, сам не понимая, зачем. Просто надо было куда-то забежать, а по прямой была только эта дверь. Уже поднимаясь по лестнице, понял, что это конец. Наверх — только на крышу, если дверь чердака не заперта. И тут на третьем пролете увидел приоткрытое окно. Видимо, кто-то из жильцов курил здесь. Думать особенно было некогда, внизу уже грохнула дверь. Я прыгнул на подоконник подвинулся вперед, закрыл за собой окно (и как только догадался!) и провалился вперед, в пустоту.

Земля приближалась стремительно и в то же время — как-то плавно. Мне даже показалось, что я могу управлять собственным полетом. Но, когда ноги воткнулись в землю, в пятках что-то отнялось, в голове хлопнуло и зазвенело. Хрустнуло в позвоночнике, я непроизвольно вскрикнул. Меня опрокинуло, я откатило за мусорные баки. Думаю, это и спасло. Сквозь шум в ушах я прислушивался. Гудел город, несколько раз почудилось, что слышу крики «Вот он, держи!» Но это только почудилось. Через несколько минут я на четвереньках отполз за кусты, приподнялся и, почти не чувствуя ног, заковылял обратно в парк. Потом понял свою оплошность: сейчас в людные места лучше не соваться, там наверняка ППС ходят. Свернул в очередной безликий проулок, потом еще, еще… Петлял долго и бессистемно, шарахаясь от каждой тени, прячась от прохожих в уступах стен или протискиваясь в двери подъездов.

Это конец. Всему конец. Всей жизни, всем планам, стремлениям, мечтам.

Отчего-то сразу подумалось, что теперь никогда не куплю себе компьютер. И никогда не придется смотреть в голубоватый отсвет его монитора. Стало невыразимо жалко себя, свою только начавшуюся, но уже загубленную жизнь. Что я им сделал? За что они меня так?..

Хотя ведь знаю, за что. И разум, конечно, безжалостно напоминал про все «эпизоды». Но почему-то всегда казалось, что это — будто игра, не по-настоящему. Но вот расплата пришла, пришла на самом деле, теперь уже не во сне.

Только теперь ужас схватил за горло изо всех сил. Укрыться бы дома, спрятаться там и никому, никому не открывать дверей… Но домой теперь нельзя, на все сто там засада. Нет у меня теперь дома.

А что там мама? Что она будет думать, ожидая меня сегодня вечером? Будет одна — совсем одна — смотреть в черное окно, не спать всю ночь и… проклинать меня или жалеть, плакать…

Тугой комок скрутил горло, резанул до слез. Не так все должно было быть, совсем не так!

Я едва держался на ногах, надо было собраться с мыслями, отбросить эмоции, да и просто передохнуть, отдышаться. Сердце колотилось бешено, хотелось пить и сильно тошнило — от страха. Желудок вывернуло прямо на мостовую.

— Эй, иди блевать в другое место! — послышался чей-то голос.

Я испугался, что меня запомнят, и поспешил прочь. Потом набрел на какую-то помойку за домами, притаился за огромными вонючими баками. Подумал, что можно было бы сюда и вовсе зарыться, если облава. Лучше посидеть в вонючем мусоре, чем в ледяной бетонной камере. Потом примерно с час сидел на земле, пока озябшие ноги не онемели. Нужно было что-то решать. Против всех правил логики, хотелось домой, сейчас — как никогда прежде. Как же не ценим мы то самое простое, что у нас имеется! Когда-то я ненавидел свой дом, свою комнату… а теперь они стали мне роднее всего на свете. И я никогда больше не попаду туда.