Переспрашивать и уточнять про какой-то Выброс у меня уже не было сил. Я распластался на холодной земле и просто лежал, без мыслей, почти ничего не чувствуя. Усталость, больше похожая на одеревенение, вдруг охватило все тело. Даже боль в ноге практически не ощущалась. Так уставать мне не приходилось ни разу в жизни.
— Полчаса привал, — предупредил Петр, — не проспать бы, только бы не уснуть… иначе… не спать… — но он и сам едва ворочал языком.
Трава перед самым носом, земля, Ракета… «Трава, трава у дома…» Стоп, это уже песня снится, не спать.
— Алло, подъем.
— Как, неужели уже пора?
— Пора, пора, и так целый час валяемся.
Не может быть, уже час? Только что ведь прилег. Все тело гудит, тяжелое, будто облитое свинцом. Еще бы минутку полежать, пять минуток… Ну, пожалуйста…
— Еще немного, погоди…
— Ну и валяйся тут, а я пошел. Это тебе не в школу маму упрашивать «еще минуточку, еще полминуточки», — передразнил Петр, — бандюки придут, уши-то тебе поотрезают.
Почему-то стало ясно, что насчет ушей это он не пошутил и даже не фигурально выразился. Все было и правда очень всерьез.
Я встал на четвереньки и так пополз за Петром.
— Да иди ты нормально, черт безрогий. Мы с тобой влипнем, блин. Как пить дать, влипнем.
Собирая остатки сил, я заковылял на двух ногах. Точнее, все-таки на одной. Костыль свой оставил еще перед аномалиями, чтоб не зацепиться об искры, так что теперь приходилось совсем туго. Потом подобрал какую-то палку, сухую и ненадежную, но все же это было лучше, чем совсем без опоры. Мы прошли довольно долго, потом под ногами зашумел гравий: началась железнодорожная насыпь. Пришлось передвигаться тише.
А вот и первый вагон на путях. Товарный, с насквозь прогнившими досками. Впереди на фоне темного неба чернели силуэты еще нескольких. Петр подобрал пригоршню гравия и выбрасывал камешки перед собой. Детектор же все еще не включал.
Начал накрапывать дождь.
— Это плохо, — заметил Петр, — там впереди Электры.
Что это за Электры такие, стало ясно очень скоро, когда еще издали в темноте показались голубые вспышки со змеевидными отростками. Они мерцали, освещая местность бледными всполохами. Когда же мы приблизились, стал слышен постоянный треск и гул, будто от трансформатора. Воздух вокруг приобрел специфический озоновый привкус и запах. Сколько вольт спрессовалось здесь — одному Богу известно. Или кто там создал это ужасное место — Зону.
— Близко не подходи, по сырой земле шарахнет, — предупредил Петр, но это я уже, собственно, подозревал и сам.
Аномалий было много (я насчитал штук тридцать), различных размеров. Однажды из одной вылетел белый шарик, размером с яйцо, и уплыл в темноту. Ничего себе, местечко. Да тут шаровые молнии родятся, как пирожки. Петра же беспокоило другое.
— Черт, как на ладони, только что не под прожекторами…
— Давай подальше отойдем.
— Ну, давай, попробуем.
Мы углубились в темноту, через некоторое время уперлись в стену из иззубренного кирпича. За стеной были слышны негромкие голоса и бодренькая музычка.
— Вот и приперлись, давай назад.
Попытка обойти аномалии с другой стороны привела нас к длинному пассажирскому составу, внутри некоторых вагонов которого подозрительно светилось сине-белым. В окнах последнего же и вовсе метался какой-то огненный шар, весь опутанный молниями и роем искр. Будто искал выхода и никак не мог найти.
— Это что? — показал я на шар.
— Черт его знает, сам такое впервые вижу, раньше тут этого дерьма не было. Давай-ка на землю опять.
Мы поползли под вагонами. Над головой трещало и гудело, будто в трансформаторной будке. Иногда у самого носа вспыхивали голубоватые искры. Было страшно прикоснуться к железным колесам состава. А тут еще и дождь… Тем не менее, какую-то часть пути мы успешно преодолели, потом Петр откатился на насыпь. Я последовал за ним. Причина такого маневра стала ясна сразу: прямо через дно одного из вагонов через равные промежутки била толстая жила молнии.
Издали, из темноты, раздался протяжный вой. Но не волчий — точно. Потом — будто расхохотался кто-то.
Пригибаясь, мы пошли вдоль насыпи.
О Боже, как же я устал. Можно вот прямо сейчас лечь на землю и больше никогда не подниматься. И пусть все аномалии этой треклятой Зоны, и все ее бандиты окружат — все равно не подниматься. Спать, спать. Вот люди идут по полю, они тоже хотят спать, они опускаются в жухлую траву, в лужи и мгновенно засыпают.
Сильный рывок за рукав заставил меня вернуться в действительность.
Почти перед самым носом — будто из ниоткуда — возник патруль. Два человека неторопливо двигались около вагонов в сторону от нас, потому шухер до сих пор и не подняли. Петр отчаянно замахал рукой, приказывая уходить в темноту. Мы спрятались за кустарником и ждали, когда фигуры дозорных вернутся назад и удалятся. Потом продолжили путь вдоль насыпи. Дождь заметно усилился, и без того насквозь сырая одежда теперь буквально налилась ледяной водой.
— И какого хрена я тут делаю. Из-за тебя все… — злился Петр.
Наконец, я не выдержал:
— Я тебя не звал за собой, сам ведь вернулся.
— Тебя урода пожалел.
Возразить в ответ было нечего.
Обойдя стороной несколько костров, мы уперлись в строение из блоков.
— На перегон не пойдем, там место открытое, сразу с крыш срежут, — сказал Петр, — а тут хоть малость радиации похватаем, но все не под пулю.
Это он утешил, конечно. Не известно еще, что лучше…
— Не известно еще, что лучше…
— Ничего, хвост не вырастет. Пошли.
— Дай хоть нога передохнет, а то совсем хреново.
— А вот сейчас как раз надо идти: мы уже рентгены хватаем.
— Как это уже?!
Я быстро пошел вперед.
— Стой, дурья башка. Сейчас заведешь нас в какую-нибудь жопу.
Но я и без приказов встал, как вкопанный: впереди раздались раскатистые залпы. Именно — залпы. Грянуло сразу и из многих стволов, потом кто-то истошно заорал, со всех сторон послышались тревожные крики.
— Что еще за новости? — нахмурился Петр. — Под чужую раздачу нам только сейчас не хватало.
Но мы все-таки рванули вперед, на выстрелы.
— А хотели по-тихому… — раздосадовано буркнул Петр.
— Под шумок, может, оно половчее будет?
— Посмотрим…
Скоро бой зазвучал совсем близко, за бетонной стеной. Частые хлопки выстрелов смешались с отрывистыми выкриками. На самом деле, было больше похоже на уличную драку, чем на отчаянную перестрелку.
— Заходи, заходи ему в спину, вон он, у стены!
— Я пустой!
— А вот тебе подарочек от дяди!
И грохот на секунду приглушил все остальные звуки.
— А черт, зацепило…
— Перезарядка!
— Рви, рви оттуда!
— Лови, петушара!
И снова треск и грохот.
Нас разделяла только бетонная стена. Петр решил, что лучше выждать исхода боя.
— Две собаки дерутся, третья не мешай. По-любому, потом легче будет проскочить, чем в горячке зацепят.
Мы залегли в кустах и слушали перестрелку. Несколько раз раздавался оглушительный треск, и тогда по ту сторону небо вспыхивало синим. Что это было, я не знал, потому решил, что какое-то не известное мне оружие. Потом выстрелы стали реже. Перестрелка стала удаляться.
— Пора, — Петр поднялся и побежал в темноту. Я едва поспевал за ним, из последних сил передвигая ногами. Даже забыл, что у меня есть оружие. Только когда полез вслед за Петром в какой-то пролом в стене, понял, что что-то мешает. Посмотрел: автомат.
Но стрелять было некуда. На месте стычки черными комьями бугрились трупы. Несколько Электр отсвечивало поодаль. В их мертвенно-голубом отблеске выхватывались из темноты чьи-то раскинутые руки, поднятые головы… Кажется, я понял, что за вспышки были недавно в небе. А вдалеке стучали выстрелы и ночь прорезали огненные иглы. Теперь мы просто пошли, убегать было не от кого. Вокруг — тьма, ледяной дождь хлещет в лицо, ноги вязнут в грязи.
