И тут справа выполз человек. Я быстро дернул в его сторону дулом и увидел, что это Петр. И сразу простил ему все.

— Ты куда пропал? — зашипел на него.

— Да вот, блин, через дозор ихний не проползти никак было, пришлось отлеживаться, ждать, когда рассосутся. Зато теперь знаю, где можно пролезть. Давай, за мной, только тихо и башку не поднимай.

— А собаки? Собаки у них есть?

— Какие собаки? Ты что? Нету никаких собак.

— А лай? Я слышал лай…

— Это дикие псы, они сюда не суются.

Петр быстро пополз вперед, я едва успевал за ним, к тому же, приходилось через силу подтаскивать больную ногу, но просить двигаться помедленнее — я понимал — все равно, что просить о смерти. Вот одни голоса приблизились, поравнялись с нами справа, послышались другие — впереди, слева, потом опять справа… Петр продолжал ползти. Благо, было темно и трава достаточно высокая; думаю, что днем сюда стоило соваться разве что на танке: территория была просто нашпигована бандитами. Значит, сегодня никаких наемников. Хотя, черт его знает, кто для нас лучше.

Вдруг Петр перестал ползти, я едва не налетел носом на подошвы его ботинок. Впереди послышались шаги и быстро приближающиеся голоса.

— Ні, я про це не чув, — говорил один.

— А про вертоліт на болотах? Невже не чув про вертоліт?

— Біс його знає. Тут скрізь вертольотів багато. Он, один до цих пір на рейках гниє. Може, чув щось…

— Той вертоліт учених, а цей військовий. Це ж зовсім інша справа.

— Та все одно, чий. Не піду я кровососові в лапи. Мені ще пожити хочеться.

— А пам'ятаєш Яшку Самоху? Адже він тоді сильно піднявся, коли військові вантажівки на мосту ошмонал. Теж все ссалі на міст піти, а потім злилися, що не пішли. А адже він теж звав з собою.

— А скільки він там на мосту рентген зловив? От його робило фон, як від самого контролера. І довго твій Яшка прожив після цього? А?

— Як знаєш, мені більше дістанеться.

— Ага, дістанеться. Кровососові ти на обід зі всіма кишками і гівном дістанешся.

Я вжался в землю, изо всех сил притворяясь то ли травой, то ли мусорной кучей. Вспомнил и про совет Петра дышать в одежду, чтоб не засекли пар. Но эти двое быстро удалились. Так я и не понял, что за вертолет они имели в виду. Впрочем, это было совершенно не важно. Впереди горели костры, вокруг которых сидели люди, мужики с оружием сидели, и требовалось их обойти так, чтоб остаться незамеченным. Мы залегли за большим цементным чаном.

— Тут напрямки не проползти, — прошептал Петр, — придется налево подавать, но надо быть осторожным, там аномалий по самое не балуй. А уж как костры проползем — то считай, что полпути сделали, потом еще железная дорога останется.

Поползли налево. Стало будто холоднее. Или только так казалось. Отблески костров сюда не доставали совсем, так что пришлось ползти практически в кромешной темноте. И вдруг впереди — словно красно-желто-голубые искорки рассыпались, закружились. А над ними еще, еще… Но они не освещали ничего вокруг, а больше смахивали на разноцветную пыль. В темноте было похоже на маленький такой салют.

— Ракета, — шепнул мой проводник.

— Что?..

— Ракета, — он указал на искры, — почище Трамплина будет. Тот же Трамплин, но еще хуже. Запустит на орбиту, метров на сто вверх — а оттуда не дюже приятно падать потом будет. Даже экзоскелет не поможет.

— Черт, чего у вас тут только нет.

— О, это только начало, — не без гордости подтвердил Петр.

— Не сомневаюсь…

— Здесь иногда Спутник найти можно, дюже редкий арт. Только почти всегда Ракеты пустыми стоят, а если тут и было что, бандюки давно собрали. Или сами, или нашего брата сталкера заставили.

— В каком смысле заставили?

— В рабство загнали, сволочи. На себя работать заставляют, прикажут в аномалию лезть — полезешь, как миленький, не то пулю в затылок — и вся недолга. Мы, конечно, освобождаем, когда можем, но…

— Совсем обрадовал. Тогда уж лучше сразу себе пулю пустить, чем…

— А ты не храбрись. Посмотрю, как ты сам себе мозги вынесешь, если, не приведи Бог, вот так окружат. На словах все мы правильно рассуждаем да геройствуем, а как в самом деле придет пора дуло к своей же башке приставить, так в штаны наделаем, а курок не спустим. Я бы, например, не храбрился заранее.

Затем, к моему удивлению, Петр вытащил детектор и отключил его.

— Зачем?.. Как же мы…

— Пищит дюже громко, засекут. Что-то мне сегодня не охота выбирать между пленом и пулей.

— А как же мы проползем теперь?

— А искры видишь? Вот так и проползем. Подальше от центра держись — тогда, быть может, все и обойдется. Давай за мной и чтоб след в след.

И мы снова ползли. Петр изредка подбрасывал впереди себя камешки, ужом изворачивался, петлял, то и дело менял направление. В какой-то момент показалось, что мы находимся в самом сердце этих искр. Они повсюду. Кружатся, пляшут, вибрируют. Протяни руку — и смерть. Мне оставалось лишь довериться Петру и его опыту. Порой, кроме его грязных подошв с налипшими комьями и травой, я ничего не видел перед собой. Да и, признаться, не очень хотелось видеть. Боялся, что, если посмотрю вперед, то увижу впереди совсем непроходимую стену из искр. Однажды увидел, как камень, брошенный Петром, вдруг подпрыгнул и, будто бы сам собой, ушел вертикально вверх. В иное время, должно быть, это выглядело бы потрясающе, но только не теперь, когда мы лежали на ледяной земле, в кромешной тьме, а со всех сторон окружили аномалии. И бандиты вокруг. И никто не придет на помощь.

Несмотря на пронизывающий холод, одежда была пропитана потом, мерзко прилипала к телу при каждом движении. Тупо ныла нога, дергаясь в такт пульсу. Вот подошвы впереди двинулись прямо, я подтянулся вперед. Вот еще раз, еще… Потом пауза. Шевеление Петра, затем его ноги поворачиваются влево, я повторяю тот же маневр. И снова — ползок вперед. Казалось, этому не будет конца. Голова, вначале охваченная почти паническим сумбуром, со временем начала соображать более-менее логично, стали появляться связные мысли. Я постарался себя утешить: бандиты сюда вряд ли сунутся, побоятся аномалий. В конце концов, аномалия не может соображать, ее можно просто проползти. А бандит с оружием — тот куда как опаснее.

— Тише ты сопи, — прошипел Петр, — как паровоз дышишь. Услышат ведь.

Наверное, от натуги и я правда начал дышать чересчур громко. Пришлось глотать ртом холодный воздух, а выдыхать, уткнувшись в землю или в отворот куртки: пар на фоне искр могли легко заметить издали.

И снова ползок вперед, и еще… Приподняться на локтях, подтянуться, захватить ртом воздух, притянуть саднившую ногу, не вскрикнуть от резко подступившей боли, опуститься лицом вниз, противно липнет ледяная сырость одежды, выдохнуть в траву, перед носом землистые подошвы, снова приподняться, подтянуться, вдохнуть, подтянуть, выдохнуть, приподняться, подтянуться, не закричать, стиснуть зубы, приподняться, подтянуться, приподняться… Искры почти у самого плеча, локоть подвинуть немного вбок — и все. Приподняться, подтянуться, не закричать… Даже мыслей больше нет никаких, только эти подошвы перед самым носом и искры, везде искры окружили.

И вдруг:

— Кажись, прорвались.

Я поднял голову. Перед глазами все еще кружили, вибрировали разноцветные точки, прошло несколько секунд, и я понял, что это уже в глазах искры, а не на самом деле. Тряхнешь головой — и они исчезли, расслабишь глаза — снова завертелись.

— Вот черт, — я протер лицо, помотал головой, пошевелил затекшей шеей.

— Ага, у меня тоже рябит и пляшет… А ничего мы, да? Я уж думал, никогда не пройдем.

— Да и я ведь тоже…

— Ну ничего, ничего, полежим маленько — и дальше.

— А до утра отлежаться не выйдет?

— Ты что? Утром мы вообще, как на ладони будем. Если проходить, то только сейчас, пока темно. Да и луны нет, вот с луной нам повезло, да.

— Интересно, здесь вообще кто-нибудь ходил, кроме нас.

— Да, ходили ребятки, когда тот снайпер сидел на башне, помнишь? Уж не знаю, тут или еще где ходили, но ходили. Скорее всего, где-то еще. Аномалии после каждого Выброса меняются, так что да, где-то еще ходили.