В один прекрасный день в замок Дар Джун заявился некто вроде дервиша, то ли шаман, то ли колдун, одним словом, авторитет в мире пустыни. Он принес в дар госпоже замка старинную книгу, написанную арабской вязью.
Переплет был источен жучком и обгрызен мышами, что придавало некую достоверность заключенным в ней прорицаниям. Ведь в книге были собраны гадания о будущем, свершающимся по мановению таинственной руки. Одно из них предрекало, что долгожданный Махди, Спаситель арабского мира, появится здесь, в окрестностях Ливана, и отсюда прошествует дальше, устанавливая новый, лучший мир. Он проедет по Сирии на коне, родившемся под седлом, а сопровождать его будет белая женщина-европейка, скачущая рядом с ним…
Так никогда и не выяснилось, то ли дервиш надул уже начинавшую опьяняться леди Эстер, то ли оба они вместе обманывали легковерные массы верующих. Верно одно, с того момента леди Эстер начала демонстративно готовиться к своему призванию. В ее конюшнях было отведено почетное место двум будущим участникам миссии: Лулу и Лейле. Лулу была хорошей кобылкой арабских кровей, а у Лейлы спина была впалая. У нас про таких говорят «седлообразная», и таких среди верховых лошадей ценят меньше. Из Дар Джуна полетела весть: вот-де, предсказание начинает сбываться, появилась белая женщина и нашлась родившаяся под седлом лошадь. На Лейле отправится в Дамаск Махди, а на Лулу с ним рядом белая госпожа Дар Джуна.
Когда герцог Пюклер-Мускау, немецкий писатель и путешественник, посетил леди Эстер, она удостоила его чести представить его лошадям. Вот так: лошадям. Как он пишет, изнеженные животные встретили его наклоном головы, словно царственные дамы, дающие аудиенцию. У каждой из них был свой конюх, который каждое утро с мылом мыл лошади ноги, хвост и шкуру, ну и прочими косметическими процедурами лошадиной красы готовил свою подопечную к приему. Кроме всего прочего, отнюдь не каждый мог предстать перед ними, потому что леди Эстер сначала сверялась со звездами, согласуется ли гороскоп гостя с лошадиным.
Разбрасываемые полными горстями денежные дары навербовали белой герцогине сторонников среди вождей племен, а воображение простого люда заворожили таинственность и мистицизм, исходившие из Дар Джуна, а также фанатичная вера в пришествие Махди. Леди Эстер с ловкостью искусного дипломата настраивала мелких князьков друг против друга, и наконец села им всем на шею, возвеличившись до фактического положения суверенной хозяйки большого куска земли.
Ее власть молчаливо признавали воюющие стороны, они сговаривались с ней, просили ее помощи или нейтралитета. Это придавало леди Эстер с ее деспотическими наклонностями столько самоуверенности, что однажды она ответила Мех-мету Али так, как это могла сделать только сама царица Зенобия, отвечая римскому императору. После падения Акры множество албанских воинов искало убежища в Дар Джуне, и «белая женщина гор» укрыла их своим плащом. Мехмет Али потребовал выдачи албанцев, но королева Пальмиры надменно ответила: «Приходите и заберите их, если сможете».
Паша, конечно, не пошел за ними. Возможно, он и сам был суеверен, а может быть, просто не хотел вступать в перепалку с женщиной.
Итак, королева Пальмиры!
Так ее назвал народ, и в Европе тоже так стали титуловать эту необыкновенную женщину. (Мифом, конечно, оказалось то, что якобы 50 000 арабов провозгласили ее королевой Пальмиры.)
Путешествующие по странам Востока европейцы очень стремились встретиться с ней лично, но она принимала посетителей в исключительных случаях, да и они могли предстать пред лицом ее только при соблюдении церемониальных формальностей. Когда у нее побывал Ламартин[76], она очень обиделась на него, потому что поэт, разговаривая с ней, держал руки в карманах.
Ее гости рассказывали, что бывшая леди совершенно преобразилась, приобретя вид настоящей восточной властительницы. Это еще ничего, что свой замок она убрала в восточном стиле, а сама одевалась султаншей и курила наргиле. Азиатской была сама атмосфера, которую она создавала вокруг себя. С целой армией слуг она обращалась как настоящий восточный деспот. В случае малейшего проступка или небольшой лжи уже шуршала в ее руках бамбуковая трость, которой она стегала виноватого по чем попало. Для более серьезных случаев она держала дубину и гак обхаживала ею несчастных, что у них только кости хрустели.
В один прекрасный день, чтобы ужесточить дисциплину, она повелела во дворе замка вкопать в землю два кола. Такие же точно, какие местный суд применял для казни больших злодеев, сажая их на кол. Армия слуг серьезно восприняла намек, считая строгую госпожу вполне способной привезти палача из Дамаска, который кого-нибудь из них насадит на кол, как на вертел.
Но даже мираж в пустыне держится не вечно. Как приходит, так и исчезает.
Фата Моргана власти стала бледнеть. Блеск золотого света, пробудивший ее к жизни, погас. Опьяненная величием власти женщина так бездумно тратила деньги, что они кончились, а долги наоборот — опасно возросли. Королева Пальмиры брала кредиты в Англии как леди Эстер Стенхоуп, когда ее задолженность составила около 10 000 фунтов, кредиторы пригрозили наложить арест на пожизненную ренту.
Небо над Дар Джуном потемнело. А если уж потемнело, то — не стоит и говорить — пошел дождь; дождь промочил комнаты, потому что денег не хватало ни на ремонт комнат, ни на ремонт крыши. Ни на что другое. Стены осыпались, сады роз поросли сорняками, из зал исчезали дорогая мебель и ковры, из шкатулок госпожи — драгоценности. А поскольку шейхи из Дар Джуна уезжали с пустыми руками, то больше и не возвращались. Доверие народа тоже поколебалось. Если уж сокровища «Тысячи и одной ночи» могли иссякнуть, определенно, белая женщина могла потерять расположение духов. В тумане растворился и образ Махди, нет, не придет он скоро на сирийскую землю верхом на лошади, родившейся под седлом…
А Лейла и Лулу? Достоверных сведений об этих знаменитых животных не осталось. Возможно, хозяйка зарезала их, когда близился конец, чтобы они не попали в чужие руки.
А конец приближался. Только несколько слуг еще крутилось вокруг нее, албанцы-телохранители испарились, английского врача и компаньонку она отправила в Европу. Гости больше не напрашивались на аудиенцию. Последним гостем пожаловала худая болезнь: приступы судорог свалили ее, обмороки следовали один за другим.
Весть о ее болезни пришла в Бейрут, к тамошнему английскому консулу. Он тот же час сел на коня и в сопровождении одного американского миссионера помчался в горы.
Прибыли они в Дар Джун 23 июня 1839 года поздно вечером. Ни одна живая душа не вышла к ним навстречу. Глубокая тишина, полная тьма. При мигающем свете фонаря блуждали они по вымершим коридорам и нежилым залам. В некогда полном пестрого люда дворце была только одна покойница. В абсолютно обобранной пустой спальне, точно всеми заброшенная старуха-нищенка, лежала королева Пальмиры. Слуги ее все до единого разбежались, неся на спине украденное добро, кто сколько утащит. Маленькая девчушка-арабка, сиротка, которую она приютила и воспитывала, выкрала у нее из-под изголовья дорогие часы и исчезла вслед за остальными.
Двое мужчин вышли в сад и стали копать могилу под миртовым кустом. Покойницу вынесли и закопали, просто так, даже без гроба, поставив только знак над могилой.
Была уже полночь, когда они закончили. В небе пустыни молча и равнодушно сияли звезды, у которых леди Эстер Стенхоуп, иначе королева Пальмиры, столько раз просила совета.
И которые уже тысячелетия вводят в заблуждение прибегающих к ним[77].
Орель Антуан Тунен, король Арауканский
Кто такие были эти арауканцы?
Цветом кожи чуть светлее бронзы южноамериканская туземная народность, обитавшая вдоль границ Чили и Аргентины. Жили они небольшими племенами, занимаясь охотой, немного земледелием, скотоводством и конокрадством. Если их табуны редели, то они нападали на соседних поселенцев, в основном чилийцев, и угоняли все, что попадалось под руку. А те бросались в погоню и убивали их на месте, где настигнут. А в общем, арауканцы были народом воинственным и храбрым; большую часть жизни проводили в седле, оставляя домашнюю и прочую работу на женщин.