Но ей пришлось опереться о его спину, чтобы дотянуться до груди. Дрю застонал еще громче, когда теплые холмики прижались к его спине, и повернул голову, стараясь дотянуться губами до ее губ. Но ничего не получалось.

— Поцелуй меня, Габби. Ты ведь этого хочешь.

У Габриель! перехватило дыхание. Видит Бог, она хотела! Безумно хотела.

Глядя на его губы, она провела рукой по его животу, спустилась ниже… И, услышав, как он охнул, прижалась к его спине еще теснее. Но тут в дверь громко постучали, предупреждая, что у нее осталось еще секунд тридцать, чтобы привести себя в порядок и взять себя в руки.

Габриела наскоро вытерлась, накинула рубашку и почти выбежала из каюты. В последний раз она позволила себе подобную глупость! И пусть она добилась всего, что хотела, безумно воспламенив его, искры того же огня больно ее обожгли.

Она часто, почти каждую ночь, видела его во сне. И не удивлялась этому, поскольку целыми днями думала о нем. Но ни один из снов не возбудил ее так, как сегодня.

Они лежали в постели на узкой койке в его каюте.

— Пора раздеваться, девушка, — пробормотал он, и она едва не засмеялась, потому что это был сон, а во сне можно делать все на свете! Но сон, лишавший ее разума. Он лежал на ней и целовал в губы. Потом снял с нее ночную сорочку, и ей тоже захотелось гладить его обнаженную кожу. Девушка ощущала такой жар и такие приятные новые ощущения между бедер, что не смела открыть глаза, проверить, правда ли это. Боялась, что иначе проснется.

А Габриела не желала просыпаться. Не сейчас. Сначала нужно узнать побольше о его ласках. Пусть он научит ее искусству любви…

Правда, это смешно. Нельзя видеть во сне то, о чем ты понятия не имеешь. Но может, именно ее страстное желание сделало его ласки такими нежными. И к тому же она успела узнать сладость его поцелуев. И во сне они были такими, как она их помнила. Хмельными, пьянящими, ошеломляющими. И его язык дерзко проникал ей в рот.

Наверное, она успела забыть что-то из того, что он обещал с ней сделать, потому что во сне все было по-другому. Она уже была обнажена: он не снял ее одежду медленно, не спеша, как обещал. Но уверил, что она будет отвечать на поцелуи. И она отвечала. Сказал, что она не сможет с собой совладать, и она даже не пыталась. Поклялся, что будет льнуть к нему достаточно крепко, чтобы ощутить всю силу его желания, и, о Боже, во сне все именно так и было!

Но все же она многое помнила из его издевок, потому что во сне позволяла целовать себя и касаться повсюду: шеи, плеч, груди. Он припал губами к соску, и ее словно обожгло раскаленной сталью, а по телу прошел озноб предвкушения. Он клялся, что она потеряет разум от желания, и, вполне возможно, так оно и было. Нет… но будет… потому что он стал скидывать одежду… О, не важно, в каком порядке. Главное, чтобы он сделал с ней все, что намеревался!

Дрю стал лизать ее соски. Тогда только от его слов они съежились и затвердели. Совсем как сейчас. Потом лизнул пупок… Живот, горячее, влажное местечко между ног. О Боже, сколько наслаждения! Он действительно сведет ее с ума, нет, погодите… откуда все это взялось! Она многое знала о любви, но только не это.

Габриела медленно приходила в себя, стряхивая остатки сна, но он снова стал целовать ее в губы, успокаивая и ободряя. И она твердо помнила, что это сон, всего лишь сон. Он прикован цепью и не может оказаться с ней в одной постели.

И тут ее пронзила острая боль, унесшая всякое подобие сна и сладких грез. Она уставилась в лицо Дрю Андерсона, освещенное мягким сиянием лампы, и понимала, что он снова это сделал!

И на этот раз погубил ее по-настоящему. Непонятно, как умудрился освободиться, но сейчас лежал на ней, в ее постели. На обоих не было ни единой нитки… и он только сейчас похитил ее девственность!

— Господи, что ты наделал! — ахнула она, отталкивая его. — Как ты…

— Ш-ш, я только хочу подарить тебе наслаждение, — жарко прошептал он, и даже сквозь охватившую ее панику что-то шевельнулось в ней.

— Ты победил! — вскричала она. — Отобрал все! И теперь корабль снова твой, и ты лежишь в моей постели!

— Нет, милая! Обещаю, ты тоже не останешься в накладе! Помнишь, как ты воспламенила меня сегодня утром?

Сейчас моя очередь ответить тебе тем же, но я закончу то, что начал, и ты не будешь разочарована. Позволь показать тебе! Позволь любить тебя.

Он не злорадствовал, не смеялся из-за того, что вышел победителем. По правде говоря, она не могла понять, о чем думает Дрю, поэтому тихо охнула от неожиданности, когда он снова стал ее целовать.

Он обращался с ней бережно, не желая будить раньше времени. Но теперь она проснулась, и он обрушил на нее всю страсть, накопившуюся за неделю. Она думала, что ей не удалось воспламенить его, и, очевидно, ошиблась.

Этот поцелуй помог опомниться от потрясения и с поразительной быстротой зажег в ней прежний огонь. Его губы опалили ее, язык властно хозяйничал у нее во рту, широкая ладонь придерживала ее затылок, не давая увернуться. И теперь она и не хотела этого.

Руки словно по собственной воле поднялись и обвили его шею. Он просунул пальцы между их телами и сжал ее грудь. И она ощутила, как его плоть наполняет ее, но остается неподвижной, словно в ожидании. И все же сознание того, что он в ней, отозвалось волной наслаждения, неуправляемым потоком ощущений, которые он так часто пробуждал в ней раньше.

Она прижалась к нему, вбирая еще глубже. И это оказалось так прекрасно, что она сделала это снова и снова. И, о Господи, поток ощущений затягивал ее все глубже. Взрыв наслаждения превзошел все, что ей довелось испытать в жизни, и продолжался, пока Дрю не сделал первого выпада… а потом, как ни невероятно это звучит, повторился еще раз, в тот момент, когда он яростно изливался в нее.

И замер.

Габриела и сама была не в силах шевельнуться. Она была совершенно обессилена, и по каждой клеточке тела разливалось блаженство. Но почему потом, а не раньше?

Правда, сейчас единственное, на что она оказалась способна, — мирно заснуть.

Габриела не знала, как долго Дрю позволил ей спать. За единственным окном каюты было еще темно, так что по небу судить нельзя. Но, честно говоря, он вообще не будил ее, потому что сидел за маленьким столиком, который при необходимости мог вместить даже четверых. Правда, двоим было гораздо удобнее.

Он сидел лицом к Габриеле, значит, некоторое время наблюдал за ней. Правда, сейчас, казалось, был глубоко погружен в свои мысли и отчего-то мрачно хмурился.

Она почти не пошевелилась, только слегка повернула голову, чтобы посмотреть, где он. И сейчас была уверена, что он не подозревает о ее пробуждении. Что же, тем лучше. Кроме того, она понятия не имела, как он успел освободиться. Должно быть, ему помогли. Но кто, если его команда была надежно заперта в трюме? Должно быть, предателем оказался один из тех людей, которых Охр нанял в Лондоне. Что, если кто-то раньше знал Дрю или членов его команды и просто выжидал, чтобы помочь им сбежать?! И если Дрю на свободе, тогда и его команда тоже, а это означает, что ее люди…

Господи, она и подумать боится о том, что сделали с ними американцы! Перед захватом корабля она предупредила своих, чтобы никого не покалечили. У американцев же не было причин щадить «пиратов». Уж скорее наоборот, тем более после недельного заключения. Охр? Ричард? Да живы ли они?

Но тут новая мысль поразила ее, столь же тревожащая, только в ином смысле. О том, что случилось в этой постели. Она до сих пор ощущала его запах, окружавший ее, напоминавший о безвозвратном падении. Какой идиоткой нужно быть, чтобы принять это за сон?! Но после первых же ласк и поцелуев она прекрасно поняла, что это не сон, поэтому даже не могла привести это в свое оправдание. Впрочем, какова бы ни была причина, ей вообще не имелось оправдания. Тем более она сама хотела, чтобы это случилось.

Но стоит ли думать об этом сейчас? Главное — обернуть ситуацию в свою пользу. От этого зависели свобода, а может, и жизнь отца, не говоря уже о том, что если Дрю сдержит слово, она сама окажется в темнице. А пока он отвлечен собственными размышлениями, у нее появилась прекрасная возможность.