Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Не прошло и двух дней после отъезда из Сольё, как вечером, перед заходом солнца, мы увидели Париж. На площади Бастилии, которую революция переименовала в «Площадь славы», почтовая карета остановилась перед кабачком «Золотое солнце». Кучер открыл дверцу и, мигнув мне глазом, громко спросил:

— Кто поднесет стаканчик водки кучеру?

— Я, я, — поспешно ответила Жакарас.

Она совсем охрипла от непрерывного пьянства. Шатаясь, она поднялась со своего места и, наступая на ноги другим пассажирам, пошла к выходу из кареты. Кучер помог ей спуститься на землю и, взяв под руку, повел в кабак.

Настал удобный момент. Я сделала знак Аделине, взяла на руки Кларе, и, оставив на месте все вещи, мы быстро вышли из кареты. Остальные пассажиры провожали нас удивленными взглядами. Через полминуты мы уже смешались с густой толпой, сновавшей по площади.

Бегство удалось. Теперь оставалось только узнать дорогу к дому столяра Планшо.

Спросив у первого встречного, как разыскать переулок Гемене, мы бросились бегом в указанном направлении, часто оборачиваясь, чтобы удостовериться, что Жакарас не следует за нами. Но, к счастью, ее не было видно.

Двери нам открыл сам Планшо. Я назвала себя и, указывая на Аделину и Кларе, сказала:

— Это дети Воклера.

Планшо и его жена Жанетон приняли нас, как родных. И не прошло и получаса, как мы сдружились с ними так, словно всю жизнь были знакомы. Мы не уставали рассказывать, а они — слушать о нашей родине, о тебе, Воклер, о марсельском батальоне, который должен был скоро прибыть… Теперь вы сами понимаете, что нужно сохранить тайну Аделины и продолжать выдавать ееза нашу дочь.

— Ты права, Лазули, — сказал Воклер. — Я хорошо знаю Планшо, — это добрейший человек. Но, если бы он узнал, что Аделина — дочь маркиза, он поднял бы невероятный шум и способен был бы выгнать ее из дому.

Обернувшись ко мне, Воклер добавил:

— Держи язык за зубами, мой мальчик! Для этой девочки вернуться в свою семью — значит сунуть голову прямо в волчью пасть! Мне кажется, что Жакарас, Сюрто и старая маркиза — одна шайка. Эта тройка, надо думать, решила извести маркиза д’Амбрена, Роберта и Аделину, чтобы завладеть наследством. Мне нет дела до маркиза и его сынка — пусть погибают, они это заслужили. Но Аделину мне жалко, и мы ее спасем!

В это время раздался стук в дверь, и в комнату вошла жена Планшо. Снова начались объятия, поцелуи, рукопожатия, расспросы. Затем Жанетон затараторила:

— Вот молодцы! Ай да наши красные южане! Они ничего не боятся! Не то, что эти дохлые парижане! У здешних холодная кровь, как у рыб. Они сами не знают, чего хотят. Вот языком они умеют молоть без устали! В этом деле они мастера. Надеюсь, вы не последуете их примеру, и, если вам удастся захватить Капета в его дворце, вы не удовольствуетесь тем, что покажете его народу из окна[30], как это сделали они! Да, вот о чем я хотела вас предупредить: ваши товарищи идут сегодня на празднество в Елисейские поля. Знайте, что там соберутся и аристократы; они будут задирать вас, чтобы вызвать скандал. Они вооружены до зубов и готовы на все. Следите за ними хорошенько, не спуская глаз. И не говорите мне потом, что вас застали врасплох!

— Жанетон говорит дело, — сказал Воклер. — Нам надо быть настороже. Если так, придется идти к товарищам сейчас же. Собирайся, Паскале!

Повернувшись к Жанетон, он добавил, указывая на свои пистолеты:

— Вот два добрых сторожевых пса. С их помощью мы прямехонько пойдем своей дорогой, невзирая ни на какие козни аристократов!.. Кстати, Жанетон, там, на празднике, должен быть Сантерр. Знаете ли вы его? Что вы думаете об этом парижанине? Надежный ли он человек?

Жанетон оглянулась и тихо заговорила:

— Поверьте, я не хочу запугивать вас, но советую прийти на праздник всем вместе и держать оружие наготове!.. Вы спрашиваете о Сантерре? Поговорите-ка о нем с Планшо, он его хорошо знает и может вам сказать, какая цена этому молодчику…

Голос Жанетон упал до шепота.

— Вчера, после захода солнца, он украдкой пробрался в королевский дворец. Наши видели это. Но не беспокойтесь: за ним следят в оба глаза. Мы с Планшо знаем все, что происходит в Париже, — недаром мой старик каждый вечер ходит в Якобинский клуб[31]. Вот это настоящие люди, якобинцы! Они-то не зарастут мхом! Якобинцы заказали нам семь гильотин… сами понимаете, к чему это…

Вдруг, спохватившись, она вихрем кинулась вниз и уже с лестницы крикнула:

— Я забыла, что должна сварить клей своему старику. Заказ-то ведь спешный: все семь гильотин должны быть сданы в две недели!

Когда стук ее шагов затих в первом этаже, я спросил у Воклера:

— А что это такое, гильотина?

— Понятия не имею, — сказал Воклер. — Якобинцы заказали гильотины для своего клуба, может быть, это скамьи для сидения или столы?

— Я не больше твоего знаю, что такое гильотина, — возразила Лазули, — но только это не скамья и не стол. Хотите посмотреть на нее? В маленькой комнате есть одна, — она заменяет Аделине кровать.

Любопытные, как дети, мы пошли в комнату Аделины. Здесь на полу лежал ящик шириной в четыре и глубиной в два локтя. К бокам его были приделаны две длинных доски с глубокими желобками. Концы досок были скреплены перекладиной, а к середине перекладины был прибит блок.

— Вы видите, гильотина должна стоять перекладиной кверху, — сказала Лазули. — У Планшо оказалась только одна лишняя кровать, а так как нас трое, он принес эту штуку. Он сказал, что между ящиком и перекладиной гильотины поместится не только маленькая Аделина, но даже самый высокий взрослый человек.

Воклер со всех сторон осматривал странное сооружение. На лице его было написано глубокое недоумение. В конце концов он разочарованно покачал головой, словно говоря: «Не могу понять, для чего служит эта штука!..»

Я осмелился высказать предположение:

— Может быть, это часть разборной триумфальной арки, которую готовят к празднику?

— Кажется, мальчонка прав, — ответил Воклер. — Весьма возможно, что эта штука действительно предназначается для поддержки арки. Однако, пора нам идти в казарму, Паскале!

Мы попрощались с Лазули, Аделиной и Кларе и вышли на улицу.

Я с большим любопытством смотрел на встречных пешеходов, коляски, носилки, восторгался позолоченными и разрисованными вывесками над дверьми лавок.

Скоро мы дошли до площади Бастилии.

Утром мы только мимоходом видели развалины огромного замка. Усеянные толпой, они казались очень живописными. Теперь же эти руины производили суровое и величественное впечатление.

Мы обошли кругом замка и затем направились к тому самому кабачку «Золотое солнце», куда кучер уводил Жакарас пить водку.

Войдя в кабачок, я сначала в ужасе отпрянул: посредине общего зала на поперечной балке висели генерал в полной форме и женщина с короной на голове. Только приглядевшись, я понял, что это не люди, а чучела.

— Знаешь, кто это? — спросил Воклер. — Генерал — это Лафайет[32], а женщина — королева. Каждый вечер патриоты этого квартала собираются в кабачке, срывают чучела с веревок, тащат их на самый верхний этаж дома и выбрасывают из окна при восторженных кликах толпы. Когда-нибудь они проделают то же самое в королевском дворце, но уже не с чучелами…

Выйдя из кабачка, мы пошли по набережной Сены. Сена — это река, протекающая по Парижу. Она значительно уже Роны, вода ее грязна и масляниста, и течение такое медленное, что нужно долго всматриваться, чтобы определить, в какую сторону течет река.

День был уже на исходе, когда мы добрались до отведенной батальону казармы.

Марсельцы - i_023.png

Глава двенадцатая

АРИСТОКРАТЫ ПОДНИМАЮТ ГОЛОВУ

Марсельцы - i_024.png
вернуться

30

20 июня 1792 г. вооруженная манифестация парижан проникла в королевский дворец. Манифестанты потребовали от короля утвердить декреты Законодательного собрания против контрреволюционных священников и вернуть трех министров, не пользовавшихся доверием короля, которым он дал отставку 13 июня. Король, вынужденный показаться народу в красном колпаке и пить за здоровье нации, отказался категорически удовлетворить требования манифестантов. Жирондисты, пытавшиеся вначале использовать выступление парижан для нажима на короля, в это время сами уже боялись активности масс и постарались, чтобы это народное выступление не вышло из рамок мирной демонстрации. Пробыв до вечера во дворце, толпа покинула его, не причинив никакого вреда королю.

вернуться

31

Якобинский клуб — один из наиболее известных революционных клубов, возникший в начале революции и сыгравший в ней выдающуюся роль. Свое название получил по монастырю святого Якова, в котором он помещался. На первых порах Якобинский клуб объединял все прослойки буржуазии и часть мелкой буржуазии, но с дальнейшим углублением революции, концу 1792 г., классовый состав Якобинского клуба определился как мелкобуржуазный. Позднее, во время наивысшего подъема революции, в 1793–1794 гг., Якобинский клуб получил значение политической партии, руководившей проведением революционной диктатуры общественных низов.

вернуться

32

Маркиз Мари-Жозеф де Лафайет (1757–1834) — политический деятель из среды либерального дворянства. В начале революции Лафайет, пользовавшийся доверием верхушки буржуазии, сделался весьма влиятельным лицом и был после взятия Бастилии назначен командиром Национальной гвардии. Но с дальнейшим развертыванием революционной активности масс Лафайет показал себя сторонником королевской контрреволюции и врагом народных масс.

26
{"b":"175666","o":1}