Ход был весьма точно рассчитан, и она даже испытывала некоторые угрызения совести, в особенности когда замысел сработал. Малкольм начал за ней ухаживать за несколько месяцев до ее шестнадцатилетия, а в день рождения сделал предложение. Ей шестнадцать, она влюблена и без памяти счастлива! Неудивительно, что Джорджина сумела быстро забыть о подспудном чувстве вины из-за того, что купила себе мужа. В конце концов никто Малкольму рук не выкручивал. Он получил то, что хотел, так же как и она. И потом, она была уверена, что определенные чувства к ней он испытывал и что они разовьются и в конечном итоге сравняются по силе с ее чувствами. Так что все шло нормально, если бы не англичане, черт бы их побрал.

Ее братья предприняли попытку вмешаться. Она узнала, что они пошли ей навстречу и позволили состояться помолвке в шестнадцать лет, рассчитывая, что до достижения восемнадцати лет она десять раз передумает. Однако Джорджина их перехитрила. После окончания войны братья неоднократно пытались уговорить ее забыть Малкольма и найти другого мужа, тем более что в предложениях не было недостатка. Как-никак, а приданое у нее было знатное. Однако она хранила верность своей единственной любви, несмотря на то что становилось все труднее объяснять и оправдывать тот факт, что Малкольм не возвратился к ней, хотя прошло уже четыре года после окончания войны. Но наверняка у Малкольма имелась веская причина для этого, и сегодня она наконец ее узнает и еще до отъезда из Англии выйдет замуж.

— Это должно быть здесь, девочка. Джорджина устремила взгляд на небольшой уютный коттедж с побеленными стенами и ухоженными клумбами, на которых росли розы. Она нервно передернула плечами и даже не шевельнулась, когда Мак протянул ей руки, чтобы помочь спешиться.

— Может, его нет дома?

Мак ничего не сказал, терпеливо стоя с протянутыми руками. Из трубы дома шел дым, и оба хорошо это видели. В коттедже явно кто-то был. Джорджина нервно прикусила губу, затем расправила плечи. В конце концов чего ей нервничать? Выглядела она отлично, гораздо лучше, чем когда ее в последний раз видел Малкольм. И он, конечно же, будет рад, что она разыскала его.

Джорджина позволила Маку снять ее с лошади и пошла вслед за ним к двери по выложенной красным кирпичом дорожке. Неплохо бы несколько секунд передохнуть, чтобы дать успокоиться сердцу, но Мака такие мелочи не волновали. Он энергично постучал в дверь, а затем открыл ее. И в то же мгновение Джорджина увидела в дверном проеме Малкольма Камерона. Она успела подзабыть его лицо, но сейчас вспомнила, тем более что оно практически не изменилось, только под глазами появилось несколько типичных для моряка морщинок. Казалось, что он остался в том же возрасте; во всяком случае, он выглядел моложе двадцати четырех, правда, заметно подрос. Малкольм был не меньше шести футов, примерно такого же роста, как и Джеймс. Господи, и чего ради она вдруг приплела сюда Джеймса? Но вытянувшись вверх, он не раздался в ширину, оставшись стройным, даже несколько долговязым. Слишком широкая грудь и узловатые мускулистые руки Джорджине никогда не нравились.

Малкольм выглядел изящным, даже более чем изящным. Он оставался по-прежнему красивым. Джорджина не сразу заметила у него на руках белокурую сероглазую девочку лет двух. Взгляд Джорджины был устремлен на Малкольма, который также смотрел на нее и, похоже, не узнавал. Но он должен узнать ее. Ведь не настолько же она изменилась. Конечно, он был удивлен, но это вполне естественно. Меньше всего он мог ожидать, чтобы на пороге его коттеджа появилась Джорджина.

Ей следовало что-то сказать, но голова работала плохо. Малкольм перевел взгляд на Мака. Выражение лица его быстро изменилось, появилась приветливая улыбка, свидетельствующая, что он узнал Мака. Это неприятно задело девушку, которая совершила столь долгое путешествие, чтобы найти его.

— Иен Макдонелл? Да неужто ты?

— Да, парень, это я, собственной персоной.

— В Англии? — Малкольм недоверчиво покачал головой, затем хмыкнул. — Не могу в это поверить! Ну заходи же! Черт побери, вот так сюрприз!

— Да, сюрприз. Причем для всех нас, я так думаю, — глухо сказал Мак, глядя при этом на Джорджину. — У тебя есть что сказать, девочка?

— Да. — Джорджина вошла в маленький холл и окинула его беглым взглядом. Затем ее глаза вновь остановились на женихе, после чего она без обиняков спросила: — А чей это ребенок, Малкольм?

Мак кашлянул и поднял глаза к потолку, словно необструганные бревна представляли для него величайший интерес. Малкольм нахмурил брови и спустил девочку на пол.

— Я с вами знаком, мисс?

— Ты и в самом деле меня не узнаешь? — с огромным облегчением спросила Джорджина.

— А разве я должен вас узнать? — еще более озадаченно произнес Малкольм.

Мак снова кашлянул. Или поперхнулся на сей , раз? Джорджина с неодобрением взглянула в его сторону, после чего изобразила, пожалуй, самую ласковую и нежную улыбку в своей жизни.

— Да, должен, но я прощаю тебя за то, что ты меня не узнаешь. В конце концов это было так давно, и мне говорили, что я здорово с тех пор изменилась. Теперь я и в самом деле в это поверю. — Она нервно засмеялась. — Мне несколько неловко, что я должна представляться тебе. Я Джорджина Андерсон, Малкольм, твоя невеста.

— Малышка Джорджи? — Малкольм засмеялся, но смех его прозвучал сдавленно и неестественно глухо. — Не может быть. Джорджи?

— Уверяю тебя…

— Но этого никак не может быть! — воскликнул он, но в его словах звучало не сомнение, а ужас. — Такая красавица! Ведь она не была… то есть она не выглядела столь… Да ведь никто не может до такой степени измениться.

— Не могу с тобой согласиться, — довольно жестко сказала Джорджина. — Это произошло не за одну ночь, как ты понимаешь. Если бы ты постоянно видел меня, ты бы наблюдал постепенные перемены… но тебя ведь не было… Клинтон, который отсутствовал три года, был поражен переменами, но все же узнал меня.

— Но он твой брат! — возразил Малкольм.

— А ты мой жених! — парировала она.

— О Боже мой, я надеюсь, ты не думаешь… Это было сколько… пять или шесть лет назад? Я даже подумать не мог, что ты меня ждешь… И потом эта война… Она все изменила, разве ты не понимаешь?

— Нет, не понимаю. Ты находился на английском судне, когда началась война, но не по своей вине. Ты оставался американцем.

— В том-то и дело… Я никогда не считал себя американцем. Это мои родители хотели осесть в Америке, а не я.

— Что ты хочешь этим сказать, Малкольм?

— То, что я англичанин и всегда им был. Я так и сказал, когда меня завербовали, и они поверили, что я не дезертир. Мне позволили наняться матросом на судно, что я с радостью и сделал. Мне было все равно, с кем плавать. Постепенно я сделал карьеру. Сейчас я второй помощник на…

— Мы знаем название твоего судна, — перебила его Джорджина. — Благодаря этому и нашли тебя, хотя нам понадобился целый месяц. У вас учет и регистрация поставлены из рук вон плохо, тут американцы здорово превосходят вас. Мои братья всегда знают, где можно найти любого члена команды, когда он на берегу… Ну да это просто к слову. Значит, ты встал на сторону англичан! Четверо из моих братьев были каперами во время войны, и ты мог убить любого из них!

— Спокойней, девочка, — вмешался Мак. — Ты ведь знаешь, что он вынужден был воевать против нас.

— Да, но он это делал добровольно! Ведь он настоящий предатель!

— Нет, он говорит о любви к стране, где родился. За это нельзя винить человека.

Да, нельзя, как бы она того ни хотела. Проклятые англичане! Как она ненавидела их! Они не только выкрали Малкольма, но и полностью переделали его. Он был теперь англичанином и, по всей видимости, гордился этим. Но он был еще и ее женихом. А война как-никак уже закончилась.

Лицо у Малкольма полыхало — то ли от смущения, то ли от досады за прозвучавшее в словах Джорджины презрение. У Джорджины щеки тоже разрумянились. Да, не так представляла она себе встречу с женихом.