V Волынь в тревоге. Снова рать, И дух вражды опять повеял. Князь Володарь заставил сжать Давыда то, что он посеял. Василько им освобожден; За ослепленье и полон, За муки все отмстить заклятым Своим врагам идет он с братом. Уже не в силах Мономах Остановить кровопролитья, И пробудил Давыда страх. Как гром от сладкого забытья. Его советники бегут: Но братья требуют на суд Их, виноватых в грозной брани. И ставят виселицы в стане. И должен выдать их Давыд. И должен сам понесть бесчестье. Слепец разгневанный грозит И Святополку страшной местью. Став с Володарем на Рожне. Предать разгрому и войне Без сожаленья и пощады Он хочет княжеские грады. В душе Василька ночи тень. И этот мрак, как смерть, ужасен. А божий мир так светел. День Весенний радостен и ясен; Деревья в зелень убраны; Тепло, но веянье весны Грудь Ростиславича не греет; В ней скорби лед, в ней злоба зреет. Луч солнца ласково скользит По золоченому оплечью — Не видит солнца князь; громит Он Святополка грозной речью. «Вот чем мне клялся стольный князь!» — Воскликнул он, остановясь Перед дружиной боевою, И поднял крест над головою. «Он отнял свет моих очей, Теперь отнять и душу хочет. И так я нищего бедней! Я рад бы плакать, но не точат Мои слепые очи слез, И грудь больную злее ос Терзают страшные недуги… За жизнь мою постойте, други!» Пал Святополков скоро стяг, Великокняжая дружина Бежит, разбитая во прах. Покрыта павшими равнина. Где совершен упорный бой; Но не ликует князь слепой, Победы славной слыша звуки, А говорит, поднявши руки: «От верных ратников моих Бегут и пешие и кмети Уже не первый раз; для них. Как пир, утешны битвы эти. А я, несчастный, слыша гром, Могу лишь в воздухе мечом Махать, грозя врагам безвредно, Меня не тешит крик победный. На свете горько жить слепцу. Что мне в моей ненужной силе, Коль не могу лицом к лицу С врагом сойтися? — Лишь в могиле. Когда придет моя пора, Увижу ясный свет утра Я после долгой, страшной ночи, И только смерть вернет мне очи!..» Немочь I Затужился, запечалился Муж Терентий, сокрушается. Ходит взад-вперед по горенке Да кручиной убивается. У Терентия, мужа старого, Злое горе приключилося: У жены его, красавицы. Злая немочь расходилася. Началась она с головушки. Ко белым грудям ударилась, Разлилась по всем суставчикам… Брал он знахарку — не справилась. И поили бабу травами. И в горячей бане парили. И с угля водою прыскали, Да злой немочи не сбавили. Немочь, знай, над бабой тешится. Неподатная, упорная; Знать, что немочь та не пришлая, А людями наговорная… II Хороша жена Терентьева: Заглядишься, залюбуешься; Немочь злую ее видючи, Разгрустишься, растоскуешься. Вот лежит она в постелюшке. Грудь высоко поднимается, И ее густая косынька По подушке рассыпается. Жаром пышут шеки белые, И под длинными ресницами, Очи черные красавицы, Блещут яркими зарницами. Руки полные раскинуты, Одеяло с груди сбилося. Прочь с плеча рубашка съехала. И полгруди обнажилося. «Ох, Терентий-муж, Данилович, Тяжело мне, нету моченьки! — Говорит она, вздыхаючи, На него уставя оченьки. Ты сходи-ка в ту сторонушку, Где игрой гусляры славятся; Пусть меня потешат песнями, Может, немочь и убавится». Молодой жене Данилович Не перечит, собирается; Взявши шапку, за гуслярами В дальний город отправляется. III Ходит муж Терентий городом. Выбивается из моченьки, А гусляров не видать нигде… Время близко темной ноченьки. Еле двигает Данилович Свои ноженьки усталые; Вот ему навстречу с гуслями Идут молодцы удалые. Идут молодцы удалые. На гуслях своих играючи, Звонкой песнею, потешною, Люд честной позабавляючи. Поклонился им Данилович: «Ой, вы, ой, гусляры бравые! Причинили мне невзгодушку Люди злые и лукавые. Помогите мне в кручинушке. Что нежданная случилася: У жены моей, красавицы, Злая немочь расходилася». Рассказал им все Данилович. Как и что с женой случается. Как она в постеле мечется. Как огнем вся разгорается. — Да, печаль твоя великая, Сокрушеньице немалое!.. Что ж, мы немочь бабью вылечим, Дело это нам бывалое. Полезай в мешок холстиновый И лежи в нем без движения; Коль не хочешь — не прогневайся,— Не возьмемся за лечение. Мы пойдем в твои хоромины, Словно с ношею тяжелою, Потешать твою хозяюшку Пляской бойкою, веселою. Свой мешок под лавку бережно Сложим мы, как рухлядь мягкую. Станем петь, а ты смирнехонько Притаись — лежи под лавкою. Трудно будет мужу корчиться, Да зато жена поправится, От своей мудреной немочи Навсегда она избавится. |