И душ омраченных, и желтой листвы!

         В поблекшие рощи,

         Где черные ветви,

Спешите, спешите с восходом зари,

Туда, где безмолвствуют чары и тайны,

Где Тамузу-свету стоят алтари.

         Какую же пляску

         Мы Тамузу спляшем

Вокруг алтаря, взгроможденного ввысь?

Семижды направо, семижды налево,

И склонимся ниц, и воскликнем: "Вернись!"

         Семижды направо,

         Семижды налево,

Всем за руки взяться и мерно ступать!

За отроком отрок, за девою дева,

Мы выйдем и Тамуза станем искать.

         На тихих дорогах

         Его мы искали,

Где солнце, и свет, и сиянье лучей,

Где сердцу так сладко в тепле и покое,

Где в воздухе стриж, а в пыли воробей.

         Его мы искали

         Меж тучных колосьев,

Где мак и терновник на тесных межах,

У брега ручьев, на лугах камышовых,

В зеленых и влажных шуршащих стеблях.

         К реке мы спустились,

         К земле плодоносной,

Минуя овраги, обрывы и рвы...

Ты, ястреб! Ты, голубь! Ты, ветер летучий!

Ответьте: не видели Тамуза вы?

         Его мы искали

         Меж грудами листьев,

В смолистых лесах за стволами дерев.

Быть может, он спит в благовониях кедра?

Быть может, он дремлет под запах грибов?

         Его мы искали —

         И вот не нашли мы!

Спускаясь в долину, взбираясь на скат,

Искали мы тайну, искали мы чуда

В местах, что дыхание Бога хранят.

         И рощи священной

         Мы видели заросль,

И древо Ашеры[3] спаленное в ней, —

И только птенцов мы слыхали голодных,

Алтарь же — забытая груда камней.

         Его мы искали

         В верховьях потоков,

Где шепчут лишь духи, послушны волхву,

Где гнется камыш, шелестящий, хрустящий,

Иссушенный зноем, спалившим листву.

         И нимфы исчезли

         С лугов, и не слышен

Их голос и смех над вечерней волной...

Стал пастбищем луг, — и козлы к водопою

Несутся по травам, покрытым росой.

         Идите и плачьте,

         О, дщери Сиона!

Скорбящую землю увидите вы,

Скорбящую землю и сумрак бесчарный:

Сияющий Тамуз — он умер, увы!

1908

Перевод В. Ходасевича

[4]

[5] 

Бел с Астартой! Песня вам!

Зычный филин! Змей из ям!

Воля к страсти! К жизни зов!

Выходите из низов,

Где полынь, где терн заплел

Кипариса ветхий ствол.

Всяк живой — восторг встречай,

Перед ним пути равняй!

Прочь из бездн, из темных ям!

Солнца светел путь и прям.

Пробудилось солнце вновь,

Отравляет хмелем кровь.

Старый хлеб иссяк, но в срок

Озимь гонит свой росток.

Солнце глянуло светло,

Солнце в бездну низошло, —

Птицей властвует порыв,

Птица птице шлет призыв.

Стаи кличут и летят,

Стая к стае, с рядом ряд,

Мчатся, вьются по кругам —

Вот уж пары здесь и там.

Крикни волку в даль степей:

"Вспрянь — и с болью счастье пей!

Встрепенись, как Бог рукой

Мощно схватит мускул твой.

Темных сил внемли завет, —

Древний ток минувших лет.

Слушай прошлого закон;

Полон тайн и мощи он,

Скрыт он в звере и в ростке,

Точно пламень в тайнике".

Человек, восторг встречай,

Светлый путь ему равняй!

Горсть пшеницы золотой

Брошу я в тебя рукой.

В зернах — тайна, в зернах — сок,

В соке — вечной жизни ток.

Тайна в дух твой западет;

Огнь в крови твоей зажжет...

Вспрянь, желай и будь силен:

В этом — мудрость и закон.

Взяв жену, иди в поля,

Там беременна земля:

Поколенья трав живых

Бьют ключом из недр земных.

Тайно в скалах и песках

Зреет новь и тлеет прах.

Жизнью тьма, как свет, полна:

Всюду Бела семена!

Глянь на запад и восток:

Всюду вод бурлящий ток

Полн зачатий и родов:

В шумном рокоте ручьев,

В море, сжатом между скал,

Там, где медленный канал,

Где капель поет, звеня, —

В бездне тьмы и в свете дня.

Тайна в дух твой западет,

Властной чарой обоймет, —

Ибо мудрость и закон:

Вспрянь, желай и будь силен!

1909

Перевод В. Ходасевича

Вот оно! Восходит солнце! По долинам, по низам

Все еще туман клубится, прицепившийся к кустам.

Вот, качаясь, в высь взлетает. С озера сползает тень...

С непокрытой головою, брат, бежим — и встретим день!

По холмам и по долинам, потаенною тропой,

Там, где в даль межа змеится, увлажненная росой!

Где цветами роз и лилий тесный мой усеян путь, —

С вольной песней, словно дети, мчимся, счастьем нежа грудь!

В лес, к ручью! В хрустальной бездне ясный день заблещет нам.

Рассечем поток студеный, станем бегать по пескам.

В лес! У леса — тайны, шумы, сумрак, шорохи теней,

Звуки темные, глухие, дебри спутанных корней.

Там от века дремлют камни; там покой и тишина,

Смутный шорох листопада, злых оврагов глубина;

Там на дне долины вьется с легким шелестом ручей;

Запоздалого побега там не видит взор ничей;

Там нора косого зайца, гнезда ос в пустых дуплах;

Копошится крот на солнце, ястреб реет в небесах;

Вот — расщепленные буки, на стволах грибы сидят...

В буке — ласочки жилище, а в кустах таится клад.

Робко мышь глядит из норки... Груды хвои, муравьи...

Брошена прозрачным свитком кожа старая змеи.

Утром ястреб заунывно прокричит в пустую даль,

Ночью захохочет филин, пробуждающий печаль...

Запах листьев прошлогодних, сосен пряный аромат...

Там, в траве, семьею тесной подосинники сидят.

Боровик, валуй, масленок[6] и пурпурный мухомор!

Здравствуйте, живите, будьте! Всех равно ласкает взор.

Жизнью тихой, жизнью смирной суждено вам здесь прожить,

И болеть, и в чарах леса волховать и ворожить...

Молча внемлю звукам леса я, Адама сын немой;

Чуждый миру их, иду я одинокою тропой.