Гости и гостьи шумели. Громами взгремела капелла.

Возгласы, слезы, объятья... И вот, новобрачные вышли

Под руку. Гости за ними. Направились в дом Мордехая.

Шумно родные невесты родных жениха обнимали,

Все веселились, плясали и с песнями двигались дальше.

Все-то обычаи знает разумница Элька. Глазами

Ищет она водоносов: кто вышел навстречу с водою?

Двое навстречу ей вышли: Савко — водовоз и служанка

Гапка. Стоят на дороге и полные держат ведерки,

А новобрачные в воду бросают на счастье монеты:

Целый полтинник в ведерко — и целый полтиннник в другое.

Так возвращались они от хупы в дом Мордехая.

Хьена, Элькина мать, перед хатой просторной и белой

Встретила их на пороге с дарами. Одною рукою

Хьена большой каравай шафранный держала. Над хлебом

Пара зажженных сияла свечей, а другою рукою

Чарку с душистым вином держала счастливая Хьена.

В светлую хату войдя, новобрачные пили и ели:

Это был "суп золотой", им после поста поднесенный.

А в балагане меж тем уж опять заиграла капелла.

Девушки вышли плясать; обнимая друг друга, кружились.

И не успели еще отдохнуть от поста молодые —

Как уже стали опять собираться во множестве гости.

Их занимала родня Мордехая. Столы накрывали.

Женщины сели отдельно, мужчины отдельно. Уселся

Муж за столом для мужчин на почетное место, а Элька

Так же уселась за женским. Однако столов не хватило.

К тем, что заранее были накрыты, прибавили новых.

Были закуски все те, что обычай велит, — и во-первых

Сельди в оливковом масле и в уксусе; с краю тарелок

Ровным бордюром лежали оливки; с селедкой из Керчи

Сельдь астраханская рядом лежала; помимо селедок

Были сардинки, кефаль, золотой пузанок; а в графинах —

Водка, и мед, и вино, и пиво в зеленых бутылках.

Вдоволь тут было мацы, крендельков и различных печений,

Как подобает в дому богача. И с веселием гости

Сердце свое услаждали, усердно кричали: "Лехаим",

Не забывая о яствах и устали как бы не зная.

Дочиста съели закуску, а музыка им исполняла

Цадиков нежные песни, напевы хазанов, романсы,

Песни цыган удалые, а также отрывки из опер.

После внесли в балаган благовонные рыбные яства,

Те, что слюну вызывают и запах далеко разносят.

Был тут отличнейший карп, украшенье днепровской стремнины,

Славно поджаренный с фаршем; и были огромные щуки,

Радость еврейского сердца, — острейшим набитые фаршем.

Не было тут недостатка и в рыбах помельче: был окунь,

Широкогрудый карась, и судак, и лещ серебристый.

И наслаждался народ, и все поварих похваляли.

И не отстали от рыбы, пока ничего не осталось.

Начисто рыбу прикончив, народ отдыхал, и тогда-то

Выступил Есель-бадхан, на высокую встал табуретку

И забавлял он гостей, и показывал фокусы. Просто,

Можно сказать, чудеса он проделывал. Юкелю-служке

Дал он кольцо — и исчезло оно, а нашлось почему-то

У Коренблита в густой бороде; он часы Мордехая

В ступке совсем истолок — а часы у Гейнова под мышкой:

Вот вам, целехоньки, ходят, футляр и цепочка на месте.

И удивился народ и ревел от восторга. А Есель

Взял у невесты платочек и сжег его тут же на свечке,

Даже и пепел развеял — и что же? Платочек в кармане

У Кагарницкого — вот он. И видел народ, и дивился,

Хлопал бадхану в ладоши. А дальше и больше. Велел он

Чтоб длинноносый Литинский чихнул. Тот чихнул, а монеты

Так и посыпались вдруг из огромных ноздрей, где торчали

Клочья волос седоватых. Дивились — и били в ладоши.

Глупого Юкеля Есель позвал и сказал ему: "Юкель,

Хочешь, тебя научу я проворной и легкой работе?

Хочешь фотографом быть? Повторяй же за мною движенья.

Вот прикоснусь я к тарелке, а после к лицу. Повтори-ка!"

Есель мизинцем провел по донышку мелкой тарелки,

После чего прикоснулся к румяному носу. И Юкель

Тоже провел по тарелке и по носу. Глядь — на носу-то

Черная линия. Есель провел по тарелке и по лбу,

Юкель проделал все то же — на лбу у него появилась

Черная линия. Притча! Не мало народ подивился:

Есель по-прежнему бел, а тот все чернеет, чернеет...

(Юкеля Есель провел: закоптивши дно у тарелки,

К ней прикасался он только мизинцем, никак не иначе, —

А по лицу проводил указательным пальцем.) А Юкель

Мазал себя и чернел, а народ надрывался от смеха.

Юкель таращил глаза, стараясь постигнуть причину

Этого хохота... Вдруг — появились огромные миски

С супом, и запах его по всему балагану разнесся.

Хохот мгновенно затих. Занялись изучением супа.

Очень хвалили его за навар, за чудесные клецки, —

Музыка ж громко играла, пока не покончили с супом.

Есель тогда подошел ко столу посреди балагана

И возгласил громогласно: "Дары жениху и невесте".

Вышел Рефуэл Хотинский с подносом и круглою чашей.

Их он поставил на стол, повернулся — и молча на место.

Поднял подарки бадхан, показал их народу и молвил:

"Дядя дарит жениху: знаменитый богач, всем известный,

Рабби Рефуэл Хотинский, Серебряный гадас[64], а также

Чудной работы поднос!" — А музыка грянула тушем.

Вышел Азриэл Мощинский, тяжелых подсвечников пару

Молча поставил на стол, повернулся — и молча на место.

Поднял подарки бадхан, показал их народу и молвил:

"Друг жениха преподносит: известный богач, именитый

Рабби Азриэл Мощинский. Старинных подсвечников пара,

Чудной чеканной работы!" — А музыка грянула тушем.

Так-то один за другим подходили и клали подарки

Гости, родные, друзья. Дарили, смотря по достатку,

Золото, утварь, кредитки, хрусталь, серебро, безделушки.

Только уж после того, как закончились все приношенья,

Подали слуги жаркое, и запах приятный разнесся

По балагану волною. И каждому подали гостю

(Без исключения всем!) по куску ароматного мяса.

Ел, насыщался народ и обильно вином услаждался.

Только родные невесты за стол не садились ни разу,

Ибо служили они приглашенным гостям, угощая,

Напоминая о водке, о мясе, о разных приправах,

Зорко следя, чтоб вина достаточно было в графинах:

Все, как обычай велит, чтоб не вышло обиды иль гнева...

Так-то венчальный обряд справляла семья Мордехая.

Только слегка подкрепилась капелла закуской и водкой, —

Вот уже встала невеста среди балагана, готовясь

К танцу кошерному. В ручке держа белоснежный платочек,

Элька стоит, смущена, лицо от стыда наклонила.

Темную, темную тень ресницы бросают на щечки.

Грянули туш музыканты, и бал начался полонезом.

С места поднялся раввин реб Рефуэл, и медленным шагом

К Эльке приблизился он, и рукою взялся за платочек;

Важно степенно они три медленных сделали тура,

Весь обходя балаган, — и хлопали гости в ладоши.

Кантор, рабби Эли, в атласной одежде, поднялся;

К Эльке приблизился он и рукою взялся за платочек;

Важно, степенно они три медленных сделали тура,

Весь обходя балаган, — и хлопали гости в ладоши.

Третьим отец жениха, реб Ице, поднялся неспешно;

К Эльке приблизился он и рукою взялся за платочек;

Важно, степенно они три медленных сделали тура,

Весь обходя балаган, — и хлопали гости в ладоши.

После, один за другим, и другие почтенные лица

Делали в точности то же — и хлопали гости в ладоши.

Так-то у Эльки на свадьбе был танец кошерный исполнен.

После мужчин припустились замужние женщины в пляску.

Грянула фрейлихс[65] капелла — веселый, причудливый фрейлихс.