– Ну вот и хорошо. А я тебе предлагаю рок-оперу написать.

– Ты предлагаешь? – Он выделил слово «ты» и улыбнулся.

– Нет. Александр Завенович предлагает. – Интонации Ольги стали сухими и строгими, на которые переходили все апоковские редакторши, если упоминалось имя шефа.

– Апоков тоже хорошо меня знает. Не хуже, чем ты. И тоже должен понимать, что я могу, а что не могу.

– Какая тебе разница? – продолжала Румянцева. – Рассказы можешь. Стихи можешь…

– Стихи не могу.

– Ну хорошо. Рассказы можешь, повести можешь, а рок-оперу трудно?

– Ну, я…, – Садовников решил отвечать осторожно (а вдруг предложат еще и другой, более подходящий проект?). – Ну, я, конечно, могу положить слова на музыку, но только сделаю это хуже других по той простой причине, что я в этом не специалист. Если вам действительно нужна рок-опера, я бы на месте вашего Апокова…

– Тебе работу предлагают, глупый! – Ольга уже начала сердиться. – Где ты еще заказ на сценарий найдешь в дефолтные времена?! Мы говорили с Александром Завеновичем о тебе. И, как выяснилось, он ничего не имеет против. Он тебя простил, дурак! Не надо мне говорить «спасибо». Это ты ему скажи. Вот… простил, значит, и дает заказ на новогоднюю рок-оперу. А ты: «никогда не делал». Кто же так отвечает: «никогда не делал»? Надо отвечать: «замечательная идея», «спасибо Александру Завеновичу», «могу», «хочу», и вообще «все время мечтал».

– Ну допустим, хочу… – Садовников был недоволен собой, поскольку допустил напряженность в диалоге, еще не до конца выслушав предложение от Апокова. «Черт его знает. В конце концов, на том уровне, на котором они работают, я и рок-оперу написать смогу. Ладно, на всякий случай соглашусь… Господи, в который раз честного человека пытаются превратить в халтурщика. Хрен с вами! Работаю под псевдонимом и делаю рок-оперу. Хоть какие-то деньги получу. А там… пусть засунут, куда захотят свою рок-оперу…»

– Согласен! – он улыбнулся. – Могу. Хочу. И берусь. Говори, что за рок-опера?

– Иисус Христос.

– Чего?! – Садовников аж подскочил, хотя только что пытался примирить себя с реальностью.

– Ничего! – крикнула Ольга – Иисус Христос! Ты почему подскочил? Нервный, что ли?

– Ты шутишь, Оля?

– Я не шучу. Только вот не понимаю, почему ты подскочил?

– А может быть, Александр Завенович шутит?

– Александр Завенович никогда не шутит, – сурово проговорила Ольга. – Он вообще, в отличие от некоторых, очень серьезный человек. Он вот так вот не подскакивает, как некоторые. Он анализирует ситуацию и делает правильные выводы. И если он заказывает Иисуса Христа, значит, народу нужно Иисуса Христа. Тем более, сам понимаешь, на подходе третье тысячелетие. И на экране должен появиться Мессия, причем именно на нашем канале, а то, не дай бог, еще НТВшники идею спилят.

– Какую идею?! Ладно, извини… – Сценарист прикрыл глаза и представил ближневосточное лицо и добреющую фигуру Александра Завеновича Апокова. «Как же такое ему в голову пришло? И в каком состоянии он был? Да нет, не мог он в одиночку такое «нагенерить», КВНщик генетически неисправимый… Мог бы, конечно, только побоялся бы… Скорее всего, в этом вопросе сам Леснер его поддержал,… поддержал, а эти… типа Оли подпели в один голос: «Ах, гениально, Александр Завенович! Вот что значит опыт! Мы думали-думали, а придумали, как всегда, вы! Действительно, раз третье тысячелетие на носу, то пора бы, пора новому Христу появиться! Надо делать рок-оперу! Хрен ли нам Ллойд Уэббер? Лучше сделаем!»

– Ты, наверное, знаешь, Оля, что уже есть такая рок-опера Ллойда Уэббера?

– Знаю, но Александр Завенович сказал, что будем делать свою версию.

– Да, – миролюбиво продолжил Садовников. – Но на это надо как бы право иметь. Библейские материалы надо изучать серьезно… И вопросы с духовенством уладить.

– Уладим, – жестко, по-менеджерски, отрезала Ольга Румянцева… – Александр Завенович по этому поводу собирается провести с протоиереями банкет.

– С протоиереями? Банкет? Хм, интересно… – задумался Садовников. – А известна кандидатура того, кто роль Христа исполнять будет?

– Известна. Филипп Болгарин.

– Что??!!

– Не «что», а «кто»! Ты что опять вскочил?! Сережа, ты какой-то нервный.

Садовников встал, взял папку и, ни слова больше не говоря, вышел.

– Зря я тебя вызывала, – услышал он вслед шипение Ольги Румянцевой.

– Зря ты меня вызывала, – прошептал сценарист одними губами в ответ.

В минуты плохого настроения, а оно почти всегда бывало таковым, когда он возвращался из Шаболовки, Сергей Садовников направлялся к своему другу Роману Руденко, опальному режиссеру и будущему светилу физики и химии бризантных взрывчатых веществ.

Романа Руденко выгнали с телевидения два года назад, когда он не выдержал и в сердцах плюнул в лицо Александру Апокову, выгнали и за два года не приняли работать ни на один телевизионный канал. «Не толерантен» – такой приговор отпечатался на специальном интернетовском сайте, которым пользовались все «затусованные» телевизионные продюсеры. И, несмотря на то, что сами не ладили между собой, на этом сайте всегда соединялись их интересы. Они заходили на этот сайт, как непримиримые млекопитающие идут в засуху на водопой. У них был свой мир, отделявший их от «не наших» – таким образом продюсеры именовали лопухнувшихся сценаристов, режиссеров и целые фирмы, по наивности желающих получить полноценную рекламную кампанию или «пиар». Если специалист или фирма вели себя «плохо», то есть проявляли признаки недовольства после «кидалова», то с ними продюсеры по молчаливому единодушию дел больше не имели, заносили информацию на сайт с определением «не толерантен» и выходили на несведущих других. Благо, специалистов и рекламодателей всегда хватало, а «телевидение одно», как любил говорить Александр Завенович Апоков.

Романа Руденко два года назад Апоков прилюдно и торжественно обещал не обманывать, причем поклялся жизнью своих родителей, что заплатит за полугодовую работу. А когда, по своему обычаю не сдержал обещания и все-таки не заплатил, Руденко не выдержал и просто-напросто плюнул в доброе улыбающееся армянское лицо. Теперь и Сергею Садовникову угрожал приговор «не толерантен» после того, как он отказался писать оперу про Христа под апоковской редактурой. И растерявшийся сценарист, как всегда, ехал к Руденко за советом, поскольку тот почти все знал о российском телевидении и знаменитом головном рекламном агентстве с удивительным названием «Видео Унтерменшн».

Название для рекламного агентства «Видео Унтерменшн» Михаилу Леснеру случайно подсказал немецкий режиссер-документалист Ханс Тарнат.

На заре рекламной деятельности Леснер еще сам занимался креативом и поэтому компилировал любые мысли и брэнды, причем не особо вдаваясь в суть того, что умыкнул. В ту пору очень модным у продюсеров было говорить об услышанном так: «Да что ты? У меня была точно такая же идея. Надо же…» После чего идея кралась, и побеждал тот, кто быстрее мог ее реализовать. Правда, скорость воровства была выше скорости осмысления украденного. Ну да это мало кого волновало. В пору становления рыночной экономики и меняющегося сознания телезрителям нравилось все, поскольку телевизор считался истиной в последней инстанции. И продюсеры это хорошо понимали. Вот тогда-то Леснер и налетел на Тарната. Вернее, пригласил Тарната, именитого режиссера, который приехал поискать натуру для съемок в ближнем Подмосковье.

Просмотрев демонстрационную кассету с рекламными роликами, представляющими режиссерский уровень агентства, среди которых Тарнат со сдавленным удивлением обнаружил два своих, он долго не решался вслух дать оценку тому, что увидел. Он только поинтересовался, где же они набрали столько заказчиков.

– Места надо знать, – улыбался Михаил.

Незадолго до просмотра Леснер упрашивал Тарната привезти какие-нибудь западные видеоматериалы, однако безуспешно. «Какие?» – «Да любые вези». Потом просил познакомить его с зарубежными рекламодателями. Немец также отказался. Потом предложил Тарнату обменяться ручными часами в знак дружбы, но гость ответил, что его часы – подарок. И сейчас, после демонстрации своих роликов, Михаил думал, какую же выгоду можно получить от этого деликатного господина, и не столько потому, что ему нужна была эта выгода, а скорее из принципа. Михаил Леснер с юношеских лет не упускал ни одно живое существо, ничего от него не получив. Если бы Тарнат знал об этом, то дал бы Леснеру пять марок, и тот был бы доволен, а так приходилось продолжать не очень-то предметный разговор. Резко обрывать его и уходить было неудобно.