– Металл идет с Луны, с астероидов, с других планет.

Гескамп кивнул:

– Да, так считают.

– Металл играет роль эквивалента. Телеки дают его в обмен на то, что хотели бы получить.

– Разумеется, почему бы нет?

– Конечно, они должны это делать. Но обратите внимание на тенденцию. Вначале они были обычными гражданами, жили просто и оставались вполне достойными людьми. После Первого конгресса они составили себе состояние, выполняя опасную и трудную работу. Идеализм, служба обществу. Они отождествляли себя со всем человечеством и были достойны всяческих похвал. А теперь, через шестьдесят лет! Посмотрите на телеков сегодня. Есть ли хоть какой-то намек на служение обществу? Ничего подобного. Они одеваются иначе, говорят иначе, живут иначе. Они больше не разгружают суда и не расчищают джунгли, не строят дороги. Они пошли более простым путем, который отнимает меньше времени. Человечество получает определенную выгоду. Они доставляют нам платину, уран, радий – всевозможные редкие металлы – и продают за полцены, а деньги вновь пускают в оборот. – Он указал на стадион. – Между тем старики умирают, а новые поколения телеков не имеют ни корней в человеческом обществе, ни связей с обычными людьми. Они все больше удаляются, вырабатывают свой образ жизни, совершенно отличный от нашего.

– А как же иначе? – почти сердито возразил Гескамп. – Ведь это естественно, не так ли? Шорн терпеливо продолжал:

– Именно это я и пытаюсь подчеркнуть. Куда ведет такое “естественное поведение”? Прочь от остального человечества, старых традиций, к элитарной системе.

Гескамп потер тяжелый подбородок.

– Я думаю, вы.., делаете из мухи слона.

– Неужели? Подумайте о стадионе, об изгнании прежних хозяев Земли. Вспомните Вернисау Кнервига и их месть.

– Ничего не было доказано, – нервозно возразил Гескамп. “К чему это парень клонит? Ишь как ухмыляется”.

– В глубине души вы согласны, но не хотите смотреть фактам в лицо, потому что тогда придется занять позицию “за” или “против”.

Гескамп окинул долину взглядом. Он едва владел собой, но не знал, как опровергнуть доводы Шорна.

– У нас только два пути. Либо мы должны контролировать телеков, то есть подчинить их людским законам, либо полностью уничтожить их. Грубо говоря», убить. Если мы не сделаем этого, они станут хозяевами, а мы – рабами. Это неизбежно.

Раздражение Гескампа прорвалось наружу:

– Зачем вы мне все это говорите? К чему клоните? Странно слышать такое от архитектора. Напоминает взгляды тех конспираторов, о которых я слыхал.

– У меня есть определенные намерения. Я хочу, чтобы вы прониклись нашими идеями.

– Ах вот как!

– И если это удастся, воспользоваться вашими возможностями и вашей властью.

– Да вас целая группа? Кто вы такие?

– Люди, обеспокоенные той тенденцией, о которой я рассказал.

– Подрывная организация? В голосе Гескампа сквозило презрение. Шорн рассмеялся:

– Пусть вас не сбивают с толку словесные формулировки. Называйте нас комитетом граждан, озабоченных будущим общества.

– Вам не поздоровится, если телеки что-нибудь пронюхают, – деревянным голосом произнес Гескамп.

– Они знают о нас. Но они не волшебники. Они не знают, кто мы.

– Но я уже знаю, кто вы, – заметил Гескамп. – Что, если я передам этот разговор Ноллинруду? Шорн криво усмехнулся:

– Что вы выиграете?

– Много денег.

– Вам всю жизнь придется жить в страхе перед местью.

– Мне все это не нравится, – твердо сказал Гескамп. – Я не желаю участвовать в тайном заговоре.

– Подумайте хорошенько. Спросите свою совесть.

Через два дня произошло нападение на Форенса Ноллинруда.

Строительная контора находилась западнее стадиона. Это было длинное здание в форме буквы “Г”. Гескамп стоял во дворе и решительно отказывался платить водителю грузовика за привезенный цемент выше условленных расценок.

– Я могу купить цемент дешевле где угодно! – кричал Гескамп. – Ты и контракт получил только потому, что я поручился за тебя.

Водитель был одним из обездоленных фермеров. Он упрямо тряхнул головой:

– Вы мне не сделали никакого одолжения. Я теряю деньги. Это стоит мне три кроны в час.

Гескамп презрительно указал на небольшой грузовичок с двумя плунжерами:

– Как ты собираешься работать с такой техникой? Твоя задача лишь в том, чтобы ездить к карьеру и обратно. Достань пару погрузчиков Самсона, тогда издержки уменьшатся и ты начнешь лучше зарабатывать.

– Я фермер, а не водитель. Я согласился на этот контракт, потому что у меня есть то, что у меня есть. А если я накуплю тяжелого оборудования, то увязну в долгах по уши и ничего хорошего из этого не выйдет. Работа на три четверти сделана. Мне нужны деньги, Гескамп, а не совет.

– Ну, от меня ты их не получишь. Поговори с торговым агентом – может, его уломаешь. Я сделал тебе контракт. Это все, что я мог для тебя сделать.

– С торговым агентом я уже говорил. Он сказал, что ничем помочь не может.

– Тогда попробуй встретиться с каким-нибудь телеком – у них есть деньги. А я ничем не могу тебе помочь.

Водитель сплюнул:

– Телеки – дьяволы, которые все это затеяли. Год назад у меня была маслобойня – как раз там, где теперь эта лужа. Я получал хороший доход. А теперь у меня ничего нет. И все деньги, которые они мне дали, чтобы я убрался, ушли в этот песок. Куда мне теперь идти?

Гескамп сдвинул кустистые пепельно-серые брови:

– Мне очень жаль, Нонсон, но я ничего не, могу сделать. Вот телек, расскажи ему о своих бедах.

Этим телеком оказался Форенс Ноллинруд, высокий, с величавой осанкой и соломенными волосами. Он был в плаще цвета ржавчины, шафрановых брюках и черных вельветовых туфлях. Водитель некоторое время смотрел на Ноллинруда, причудливо парившего на высоте трех футов на другом конце двора, потом решился и угрюмо двинулся вперед.

Находясь в конторе, Шорн не мог ничего разобрать из их разговора. Водитель стоял расставив ноги и воинственно задрав голову. Форенс Ноллинруд взирал на него сверху вниз, презрительно скривив губы.

Говорил в основном водитель. Телек давал краткие, односложные ответы, а водитель все больше разъярялся.

Гескамп наблюдал за этой сценой, озабоченно нахмурившись. Он начал пересекать двор с явным намерением успокоить водителя. Когда он приблизился, Ноллинруд поднялся еще на фут или два, повернулся к Гескампу и показал на водителя, словно требуя, чтобы Гескамп убрал этого типа.

Внезапно водитель схватил полосу арматурного железа и сильно взмахнул ею.

Гескамп хрипло заорал, Форенс Ноллинруд быстро отпрянул, но железо все же задело его по ногам. Он вскрикнул от боли и, отлетев в сторону, уставился на обидчика. Водитель, словно ракета, взмыл в воздух на высоту сто футов, перевернулся головой вниз и понесся к земле. Удар о землю размозжил ему голову и плечи. Но Ноллинруду этого показалось мало. Железная полоса поднялась и стала наносить безжизненному телу удары чудовищной силы.

Если бы не сильная боль в ногах, Ноллинруд, конечно, проявил бы большую осмотрительность. Почти в тот же миг, когда водитель грянулся оземь, Гескамп схватил заступ чернорабочего. Пока Ноллинруд орудовал железной полосой, Гескамп подкрался сзади и нанес удар. Телек рухнул на землю.

– Теперь придется расхлебывать, – сказал Шорн сам себе.

Он выбежал из конторы. Гескамп стоял, тяжело дыша, и смотрел на тело в причудливом наряде, напоминавшем уже не изысканное человеческое одеяние, а измятые яркие крылья гигантской бабочки. Гескамп заметил, что все еще держит в руках заступ, и отбросил его, словно обжегся. Он стоял и нервно потирал руки. Шорн склонился над телом, с привычной сноровкой обыскал его, нашел и сунул в карман бумажник и маленький кошелек.

– Мы должны действовать быстро. Он оглядел двор. Шесть человек оказались свидетелями происшествия – кладовщик, мастер, двое клерков, двое чернорабочих.