Лило задумалась.

– Может быть, она что-то неправильно поняла? А может быть она, ну…, – Лило выдохнула слово прямо Глауену в ухо, – ревновала.

– В таком случае она слишком уж раздула свои эмоции.

– Из необходимости. Я первая, потому что она хочет убедиться, что с тобой все в порядке.

– Она снова собирается закрыть меня в гробнице?

– Не думаю, пока… пока ты справляешься с заданием. А если не будешь справляться, то Мутис задушит тебя веревкой.

– В таком случае… может попробуем еще раз?

– Как хочешь.

Наконец Лило покинула комнату. Глауен выждал пять минут, потом подошел к двери и попробовал ее открыть. Дверь оказалась запертой.

Время пришло. Он оделся в свои одежды и лег на койку.

Прошел час. Глауен подошел и прижался ухом к двери. Он ничего не услышал и немедленно приступил к работе.

Койка была сделана из дерева, матрас поддерживала веревочная сетка. Глауен распутал веревки. Теперь крепкие боковые жерди были в его распоряжении. Глауен свободно восстановил койку, так, чтобы если кто-то заглянет в комнату, то не заметит никаких изменений. По очереди он относил запасные простыни в ванну, рвал их на полосы, и в конце концов связал из них веревку.

Он опять прислушался у двери. Тишина.

С жердью от койки и с веревкой юноша залез на стол и открыл обе створки окна. Он внимательно осмотрел центральную стойку, затем привязал конец жерди к нижнему краю, сделав при этом множество петель и узлов, так чтобы жердь действовала, как рычаг. Глауен спустил конец жерди в комнату и попробовал повернуть. Как он и ожидал веревки напряглись. Он поправил веревки и снова повернул шест. С треском и громким щелчком стойка сломалась.

Глауен облегченно вздохнул. Он принялся раскачивать стойку взад и вперед, пока та не вылетела окончательно.

В судорожно спешке Глауен привязал веревку, сделанную из простыней к жерди от кровати, но теперь использовал ее как перекладину упирающуюся поперек окна. Он выбросил веревку наружу, вылез в темноту и заскользил вниз.

Его ноги коснулись каменистого склона.

– Прощай Семинария, – сказал он задыхаясь от возбуждения, – Прощай, прощай, прощай!

Глауен развернулся и опьяненный свободой начал спускаться с холма. Скоро он достиг деревни.

Автобусная станция была закрыта; рядом с ней стоял омнибус, входная дверь была приоткрыта. Глауен заглянул внутрь и увидел, что водитель спит на заднем сиденье. Глауен прошел внутрь и разбудил водителя.

– Хочешь заработать пятьдесят солов?

– Естественно! Это моя месячная зарплата.

– Ну вот. Отвези меня в Фексельбург, – сказал Глауен.

– Сейчас? – удивился водитель, – Ты можешь утром доехать туда всего за стоимость билета.

– У меня срочное дело в городе, – сказал Глауен, – на самом деле у меня даже есть билет.

– Турист, как я понимаю?

– Правильно.

– Поднимался в Семинарию? И ничего кроме грубости там не нашел?

– Примерно так.

– Не вижу причин тебе отказать. Срочное дело говоришь, да?

– Да. Я забыл сделать телефонный звонок.

– Жаль. Но может еще все обойдется. А пока я заработаю на твоей ошибке.

– К сожалению, на этом стоит мир.

Омнибус мчался сквозь ночь под небом усыпанным незнакомыми для Глауена созвездиями. Ветер дул порывами, свистел за окнами, гнул, видимые в свете звезд одинокие деревья.

Водителя звали Бант, это был крупный фекселец, склонный к болтливости. Глауен отвечал на его замечания односложно, и водитель в конце концов замолчал.

После двух часов путешествия Глауен поинтересовался:

– А как насчет утреннего транспорта из Поганской Точки?

– Я сам об этом задумываюсь, – ответил Бант, – Я не вижу в этом особой проблемы. В самом простом случае его вообще не будет. Но я придумал план, который должен всех устроить. Через час или два мы прибудем на Разбитый, откуда я позвоню Эсмеру, сменному водителю. Я предложу ему пять солов за то, чтобы он подогнал старый зеленый Делюксус Спешиал для обслуживания утреннего рейса. Эсмер будет рад заработать лишние деньги, а пассажиры довольны. Я не вижу где здесь можно пролить хоть одну слезу сожаления, по крайней мере, мою.

– Остроумно. Сколько нам еще добираться до Разбитого? Я тоже хочу оттуда позвонить по телефону.

– Час-полтора. Я не гоню из-за ветра. При порывах ветра тормозить очень опасно. А вы как думаете?

– Я считаю, что безопасность прежде всего. Лучше приехать живым, чем мертвым.

– Я думаю точно так же, – согласился Бант, – Я это уже объяснял Эсмеру: какой смысл для трупа в разнице в тридцать минут? Он уже опоздал и больше не спешит. Время имеет ценность на этом свете, а не на том, я так думаю.

– Я тоже придерживаюсь этого мнения, – согласился Глауен, – К стати, в отношении телефона на Разбитом, сейчас еще довольно поздно, мы сумеем воспользоваться телефоном?

– Вне всякого сомнения. Киламс будет спать наверху, но услышав, про сол или два, он пулей слетит вниз.

Разговор снова себя исчерпал. Глауен не мог отогнать свои мысли от Семинарии. Он все время гадал, когда будет замечен его побег. На рассвете, или еще раньше. Вполне возможно, что кто-то уже заглянул в его опустевшую комнату. Глауен улыбнулся, представив какой переполох вызовет его побег: теперь местоположение гробницы Зонка не будет больше тайной. Он обдумывал эту ситуацию с того самого момента, как покинул Поганскую точку, теперь ему надо было только как можно быстрее добраться до телефона.

Далеко впереди показались затуманенные огоньки.

– Разбитый, – указал на них Банк.

– А зачем огни? Кто-то там не спит?

– Думаю, это просто для гонора.

– В какое примерно время мы прибудем в Фексельбург?

– Если мы, чтобы согреться съедим пару тарелочек супа с кусочком мясного пирога, то наша остановка, включая телефонные звонки, не затянется более получаса. В таком случае мы прибудем в Фексельбург к рассвету. В это время года ночи коротки.

К рассвету исчезновение Глауена будет уже обнаружено, и как бы в ответ на его мысли он почувствовал странный всплеск эмоций, который, казалось, пришел со стороны Поганской точки: сильная, почти физически ощутимая ярость и ненависть. Правильно или нет, но Глауен решил, что в этот момент был обнаружен его побег.

Автобус въехал в Разбитый и остановился около универсального магазина. Бант вылез из автобуса, подошел к двери и потянул за шнурок звонка.

– Киламс! – закричал он, – Поднимайся! Поспишь в другой раз! Киламс! Проснулся?

– Да. Да, проснулся, – прокрякал Киламс из окна второго этажа, – Ты, что ли, Бант? Чего тебе надо в такой час?

– Горячего супа и воспользоваться твоим телефоном. Этот джентльмен даст тебе сол за такую возможность, а если нет, то это сделаю я. Конечно, если ты уж слишком гордый, то деньги можешь не брать.

– Успокойся, я не достаточно гордый! Особенно после того, как получу деньги. Так говоришь, горячий суп?

– И кусок мясного пирога, и пудинг с изюмом. Да открывай ты быстрей! Ветер уже пробрал меня до самых костей!

– Потерпи немного. Дай мне хоть халат натянуть.

Дверь открылась. Глауен, следуя за Бантом, вошел в магазин.

– Где телефон? – спросил он.

– Вон там на прилавке, но, пока не забыли, давайте сол.

Глауен выложил монету и подошел к телефону. Он позвонил в штаб-квартиру ИПКЦ в Фексельбурге и через какое-то время был соединен с командиром Плоком, который находился в своей резиденции. Когда Глауен услышал спокойный холодный голос, то почувствовал такое облегчение, что чуть было не сел на пол.

– Да? – ответил голос, – Кто звонит и что надо?

Глауен представился.

– Думаю, вы меня помните. Около двух месяцев назад я поехал в Поганскую Точку, проводить расследование в Семинарии.

– Я прекрасно тебя помню. Честно говоря, я думал ты уже давно вернулся на Кадвол.

– Меня предал мой коллега, который вместо того, чтобы сообщить вам о том, что я не вернулся, предпочел присоединиться к труппе Флореста. Меня держали пленником в гробнице Зонка, которая является обычной пещерой в Поганской Точке. Я только что сумел сбежать и звоню из Разбитого. Это только суть происходящего, но у меня много и другой информации.