— …видит разные орлы / появляются из мглы… — Об эсхатологическом значения образа орла см. выше, примеч. к № 2, с. 57.

— …и на небе был Меркурий… — Отметим связь, согласно с мифологическим представлениям, Меркурия со снами, при мотиве сна (летаргического) девицы, шире — с загробным миром, куда бог Меркурий (Гермес Психопомп) сопровождает души умерших.

— …и вертелся как волчок… — Меркурия, ближайшая к Солнцу планета, отличаясь наиболее быстрым из всех планет периодом обращения, на самом деле вращается сравнительно медленно (период — 59 суток).

— …та девица отдохнула… / …и воскресшая зевнула… / …я совсем не умирала… — Если в предыдущем произведении смерть (вторая) отступает перед идиллической наивностью Франца, то здесь девица, по-видимому, слишком легкомысленна даже для смерти. Другое возможное объяснение, возникающее из сопоставления со Значеньем моря (№ 16, — см. примеч.), С его богом универсальным, может заключаться в «сниженности» Бога (детерминированной, опять-таки, сознанием девицы). Так или иначе, эти два happy end'а являются, вместе с концовкой Значенья моря, в корпусе произведении Введенского уникальными.

13. Святой и его подчиненные^*

Авторизованная машинопись. Датируется по записи 11 марта 1930 г. в записной книжке № 20 Хармса, а также строками, записанными на листе с рассказом Хармса «Давайте посмотрим в окно…» и помеченным 11–12 марта. По этим последним записям восстанавливаем правильное чтение стиха 2 (в машинописи — надо дети сонку пить), очевидное, кроме того, из сопоставления со стихами 55 и 152.

Отметим, что в этом стихотворении Введенский широко пользуется приемом, весьма характерным для его поэтики, состоящим в том, что тот или иной формальный элемент или грамматическая категория служит матрицей при порождении бессмысленного текста. Такова последовательность я думаю что это трус и т, д. (о дожде) — от первого, еще осмысленного трус до бессмысленного ветчина / и посторонняя картошка, — последовательность, организованная как серия однородных подчиненных предложений, скрепленных рифмой. В рубрике же Человек на коне мы встречаем полную рифмованную парадигму с тем же развитием от осмысленного первого члена к дальнейшей бессмыслице; ср. также склонение в первых трех падежах значимого слова конец.

— …дети нюхайте эфир… — Ср. ниже: а этот заспанный зефир / спокойно нюхает эфир — Интересно, может быть, указать на записи Введенского в «Серой тетради» (№ 34) о его собственном соответствующем опыте, а также на записи Хармса (в том числе и за Введенским) в его записной книжке № 8 (1926–1927): «А. И. Введенский нюхает эфир… Возможно, он и впрямь что постигает высшее, но я не особенно верю в это».

…муравей кого зовёшь… / …я зову / бабочку из бездны… — Здесь, возможно, использование традиционной символики бабочки как души умершего. См. также примеч. к № 7.

— …и мне тарелка вручена… — См. об этом образе примеч. к №№ 5, 15 и 19.

…в моём тебе… — См., в связи с проблемой тождества и разложения личности, примеч. к №№ 10 и 14.

— …мысль / ты взлети и поднимись… — Ср. № 10 и примеч.

— …человек на коне / появляется в окне… — По поводу соположения этих двух эсхатологически окрашенных мотивов см. примеч. к № 5.

…океан / о море, о море / назад потеки… — Приходится снова отмечать появление мотива моря с его эсхатологической окраской, в непосредственной близости от эсхатологической же концовки, дающей почву, при ее лаконизме, даже для углубленной теологической интерпретации.

— …и молча с темного портрета / оно упало на скамью… — Возможно, что подлежащим этого предложения является время.

— …конец конца концу / …отцу… — См. выше, наши вступительные замечания, а также прим. к №№ 7, 8, 23 и 28.

14. Факт, теория и бог^*

Машинопись с авторской правкой; автограф — без разночтений.

В этом произведении особенно отмеченными представляются постоянные для Введенского гносеологические мотивы, связанные прежде всего с «конечными вопросами» бытия, в первую очередь с Богом (что мы внаем о Боге… / …что знаем мы дети / о Боге и сне…). Невозможности теоретического (по названию ст-ния) познания Бога противопоставления «абсолютный факт» — эсхатологическое окончательное наступление Бога, которое здесь снова связывается со смертью через потопление См. примеч. к №№ 8 и 16). Может быть, поэтому в этом произведении так часто встречается излюбленный прием Введенского — дискредитация самой возможности рационалистической постановки вопроса через его форму (куда умрешь) или форму ответа (см. различные Ответы). Укажем попутно, что встречающиеся здесь бессмысленные последовательности, наподобие указанных в примеч. к предыдущему ст-нию, часто организуются в плане выражения, — так… маня манил / магнит малюток и могил… / …поклонился монументу… / …понесло / моря монеты и могилу / мычанье лебедя и силу…

— …шло число… — См. примеч. к № 3.

— …я вижу ночь идет обратно… — Стих вводит одну из ключевых тем поэзии Введенского, в которой архетипический мотив retour eternel соединяется с мотивами зеркальной отраженности, антимира, шире — verkehrte Well (см. примеч. к №№ 10, 22 и 28).

— …еду на верблюде… — Модификация мотива всадника — см… чтобы все понять и объяснить… (№ 10) и наши комментарии к №№ 9 и 10.

— …еду на верблюде… — Модификация мотива всадника — см. примеч. к №№ 5, 22, 31 и мн. др.

— ДУША иди сюда я… и т. д. (см. примеч. к № 5).

— «…Разговор Души с Собою можно понимать и как внутреннее раздвоение души, и как ужо наметившееся, но еще не совершившееся разделение трех функций сознания — обозначателя, обозначаемого и обозначающего, и как тоже только еще возможное разделение Я на Я и Я САМ. Я САМ — уже по Я, а объект мысли о себе самом. Противоположение Я — Я САМ есть и в других вещах Введенского (указывается характерное начало № 26. — М. М.)…» (Я. С. Друскин). Нечто подобное — в последующем монологе КУМИРОВ — мы есть мы… / вы есть вы… — завершающемся выяснением проблемы их собственного значения: …верно значим / лечь иль жечь? (здесь же, ниже); возможны параллели с научно-культурологическим мифотворчеством века («Я и Оно» Фрейда, «Я и Ты» Мартина Бубера). Заметим, кстати, что в слове КУМИР анаграмматически зашифровано, как это очевидно на Четырех описаний (№ 23); ср. также № 5 и примеч.), значение умирания.

— …шли из Луги в Петроград… — Еще одно упоминание, наряду с самим Петроградом, близлежащего города с его традиционным значением провинции, захолустья. Ср. у Ахматовой: «…Между помнить и вспомнить, други, / расстояние как от Луги / до страны атласных баут» (т. е. до Венеции)… («Поэма без героя»: Решка).

…вскричал воротясь / с того постороннего света… — Следует отметить, что здесь более ясно выражена наметившаяся уже ранее (ср. № 3 и примеч. к №№ 11 и 19) и развитая в поэме Кругом возможно Бог (№ 19) в ряде следующих произведений «двухступенчатая эсхатологическая ситуация»: которые мертвые / которые нет (ниже) равно потопляются с «окончательным наступлением» Бога. Такая иерархия, связанная с апокалиптическими мотивами, служила темой одного из утерянных сочинений Введенского (см. № 109),

— …я был там. Я буду / я тут и я там… — Т. е. здесь и на том постороннем свете? Ср. заключительный ВОПРОС: мы где?

— …речка течёт / два часа смерти… — По поводу соположения этих двух мотивов, см. примеч. к №№ 7, 8 и 23.