— Синьор, кто может жить на севере?
— Синьор! Отведайте поркетты!
Поркетта разлеглась кокетливо.
И, хоть оскал ее коварен, но
она — свинья. Она приветлива.
Она на вертеле зажарена...
* * *
Ф. Ярошевскому
Замок Ангела стал музеем.
(1-ый век и ХХ-ый — квиты!)
Стали кошками львы Колизея,
Итальянцами стали квириты.
Итальянцы бастуют лихо,
Кошкам носят еду старушки,
По музеям ржавеют тихо
Гладиаторские игрушки...
Все руины пристойно прибраны,
Всё на месте: и пицца, и пьяцца...
Но когда засыпают римляне —
Львы по крышам уходят шляться.
ТРОЯНСКИЕ МЕЛОДИИ
1.
Опять — сведенных жаждой губ
Дрожащие углы,
На каждом новом берегу
Сжигаешь корбли.
Кострами прежними спина
Давно опалена,
Но неоткрытая страна
Опять зрачкам нужна.
И обойдя вокруг земли,
В какой-нибудь из дней
Наткнешься вдруг на горсть золы
От первых кораблей...
2.
Ахейцы разрушили Трою.
И это стало причиной
Бездомных скитаний Энея,
Известного всем троянца,
Сбежавшего, и между делом
Основавшего древний Рим.
Так в результате агрессии,
Троянских коней, бомбежек,
Напалма, и всяких прочих
Веселых вещей, о которых
В гомеровом репортаже
Упоминается глухо —
Под самым боком у греков
Образовался Рим.
А ликторы в Риме носили
Топорик и связку прутьев,
Которые, между прочим,
Именовались фасций.
Но утверждать не станем,
Что этот хворост явился
Единственною причиной
Возникновенья фашизма —
Это, скорей, деталь...
А в Риме были Нероны,
Доносы, ссылки Овидиев,
Возглас «Хайль, Император»,
Лошадь — парламентарий
И штурмовые отряды...
(Но утверждать не станем,
Что главной первопричиной
Была красота Елены —
Это, скорей, деталь...)
Семь лет проторчал под Троей
Экспедиционный корпус.
И если принять во вниманье
Высказыванья Терсита,
Ахейцам самим операция
Порядком осточертела...
Ахейцы спалили Трою.
Но это уже деталь...
3.
Кассандра предсказала гибель Трои,
А люди ей поверить не могли,
Пока на глубину седьмого слоя
Лопаты не проникли в грудь земли.
О, здравый смысл! Все, что необъяснимо
Пожмут плечами и объявят — «вздор!».
Кассандра предсказала Хиросиму —
А люди ей не верят до сих пор!
4.
Ни ахейцы, ни троянцы
Мне ни хороши, ни плохи:
И ахейцы и троянцы —
Сыновья своей эпохи.
Я бы всем им в меру выдал
И презрения и славы,
Потому, как в этих битвах
Все и правы и неправы.
Мир мудреет — но поныне
Не дорос до Одиссея:
Мир — как сам Приам наивен,
Мир — как Марс прямолинеен,
Что простительно Гомеру:
Ведь ни за какую плату
В век восьмой до нашей эры
Не поехал бы Филатов.[1]
Ну а мы-то не слепые!
Ведь во славу всей Европы
На луне любой булыжник
Наблюдаем в телескопы!
И в себя взглянуть не прочь мы,
Но категорично прежде
Всех на чистых и нечистых
Разделяем по одежде:
Тот — ахеец, сей — троянец,
Тот — святой, а этот — шельма!
...И глядим в людские души
Сквозь гомеровские бельма!
INFERNO (или черная металлургия)
Череповецкий комбинат. 1970.
По лестнице крутой, железной, винтовой
Опять спускались мы, а свод звенел стеклянно,
И где-то исчезал у нас над головой.
Внизу светилась тьма и пахло очень странно.
«Как видно ждет гостей сегодня Вельзевул»,
Шепнул вергилий наш, и нечто из тумана
Как чайник выплыло — и тек чугунный гул
Оранжевой струей в стотонные стаканы,
И лязгнув, тепловоз их тихо потянул.
А где-то там гостям их подносили краны,
Качая и гремя. И черные крюки
Ползли с жужжанием под крышей ресторана
Над тракторами, что как желтые быки
Рогами длинными нацелились на стены,
Чтоб в окна круглые воткнув свои скребки,
От шлака грязных душ освобождать мартены.
И дальше мы пошли, где в узкие ковши
Незримый кто-то лил, мрачнея постепенно
Искрящуюся сталь неведомой души.
И брызгала она, и словно звезды, искры
Пучками разлетясь под чей-то злобный шип
На касках дьяволов краснея, гасли быстро,
И на кирпичный пол лиловой пеной шлак
Нелепо плюхался, как неудачный выстрел.
Вдруг разом заревел весь дьявольский кабак,
И некий ловкий чорт, прервав свою работу,
Вдоль рельс помчался вдаль, где что-то взвыло так,
Как будто Молох в рог сзывает на охоту
Все силы адские без рангов и чинов.
Но черти у печей стояли, ни на йоту
Не сдвинувшись... И смолк истошный вой рогов.
И дальше мы пошли, туда, где с лязгом крабы
Десятками клешней тянулись с потолков,
Хватая слитки душ, расплющенные в слябы,
И уносили их в сиреневый туман,
Слегка клубившийся и уползавший слабо
Туда, где взрявкивал, звеня, прокатный стан.
И в жерло узкое с каких-то транспортеров
Шла маршем за душой душа под барабан.
И черная река их выносила скоро
Из устья рыжего, а круглые катки
Подхватывали их безжалостно и споро,
И с грохотом они скользили вдоль реки,
Потом под черный вал раскатисто и ало
Затягивали их чугунные валки,
И каждая душа оттуда выползала
Раскинув веер искр, расплюснутой, как блин
Тысячеградусный, не потеряв накала...
А наверху сидел, следя за ней один
Суровый Люцифер, меж кнопок и верньеров.
Свой трон вертящийся, душ грешных господин
Слегка раскачивал; а руки Люцифера,
Как руки Рихтера, по клавишам пляша,
Решали для души расплющиванья меру.
— Так. Что теперь идет? — Бумажная душа.
— Пускайте на рольганг, но только — чтоб без стона!
(И на себя рычаг подвинул не спеша)
... — а прокатав, скрутить в подобие рулона,
и вновь отжечь ее в стакане Сатаны!»
Из трех подобных душ составилась колонна,
И были их ряды вдали еще видны...
БАКИНСКАЯ БУХТА
«Auf die Berge will ich steigen
lachend auf euch niederschauen...»
(H. Heine)
