Без автоматического подсказчика он начинал терять самообладание.

– Я не намерена ни у кого в мире просить прощения.

– Тебе не за что просить прощения, – вмешался Джерри, оправляя свою визитку. – Не обращайте на него внимания, миссис П. Мы вполне можем закончить нашу работу прямо здесь. Этого и он должен хотеть в глубине души.

Уна отступила на шаг. Она никогда не одобряла вкуса Джерри к извращениям. Или, как в данном случае, к тому, что могло бы представлять собой секс.

Отводя взгляд в сторону, она протянула ему пакетик с презервативами.

Таффи вошел в камеру, почти робея.

– Как они с вами обращаются?

Белое пальто придавало ему достоинство жуликоватого торговца. Подпольная охота за старыми журналами довела его до тюряги. Разумеется, Mo был очевидным подозреваемым: его застигли с поличным в цокольном помещении «Бертран Рота», когда он упорно старался добыть экземпляр первого издания книги Г.А. Хенти «Переход через пампасы». Кто-то сказал ему, что он упомянут на ее страницах.

Сейчас Mo примирился с ситуацией. Он знал, что местные жители рассчитывают, что его вздернут. Из-за зарешеченного окна доносились не слишком отдаленные веселые крики горожан, забавлявшихся керлингом и метанием колец на льду Темзы где-то над обителью доминиканцев. Да и сам Таффи только что возвратился с матча по керлингу между командами министерства внутренних дел и министерства иностранных дел. Никогда еще ему не приходилось разговаривать с чиновником министерства иностранных дел, который отдал бы дань его безупречному валлийскому языку.

– Отлично, – сказал ему Mo. – Честное слово, отлично. Это же роскошь. Хотя они и отказываются вернуть мне пистолет. А в остальном – выше всяких похвал. И они меня не трогают. Всемирные права человека и все такое. Идеально. Но скучно. Это моя единственная серьезная жалоба. Я всячески пытался растормошить их, но, сами понимаете, они мормоны или адвентисты седьмого дня, а это никак не вдохновляет. Наркотики превосходны. У меня нет жалоб. Потому-то я и не жалуюсь.

Его руки и ладони покрывали мелкие кровоточащие ранки. Как будто трещины неожиданно появились, а потом стали заживать.

Таффи рассмотрел эти отметины.

– Что-то я раньше не видел подобных стигматов. Что произошло?

– Долгая история, – отозвался Mo. – Все началось в Карфагене. Какой-то мохнатый год до нашей эры, но какой именно, точно не скажу. Такие вопросы не по мне, вы же понимаете. У меня был знакомый. Эта штука передается от человека к человеку. И она может дремать в крови века. Ее переносят черные сорокопуты. Он этого не знал. А меня это не волновало. А потом, примерно год назад, меня осмотрел тюремный врач.

Таффи усмехнулся про себя.

– Тюремный врач – это я. Единственный, который им нужен.

– Да не переживайте, док. – Mo закатал рукава. – Я ничего им не скажу, если только вы не скажете. – Он предлагал Таффи свою лояльность как нечто само собой разумеющееся. Ему нравилось быть лояльным. Ему нравилось вести себя хорошо. – Как поживает ваша симпатичная леди? Или миссис Перссон сама по себе? – Он снова опустил рукава. – Послушаете «Айрон мэйден»?

Он вставил компакт-диск в плеер.

– Не сейчас, – сказал Таффи. – Я пришел, чтобы взять кровь на анализ. И образец ДНК, если вы не возражаете. Мы приступили к очищению.

Mo вовсе не был уверен, что Таффи шутит.

– Нет же, только не в моей камере! Да что случилось? Опять потеряли клизму? Догадываюсь, ее забрали янки. Эти козлы любят вводить что-нибудь себе в зад.

– Вы ничего не знаете о Брик-лейн. – Таффи уже готовил шприц. – И о том, что произошло в Номере Восемнадцатом.

– Когда это было? – Mo с надеждой смотрел на шприц. – Несколько месяцев назад? Или больше? Номер Восемнадцатый? Это верхняя или нижняя часть улицы? Мы в тот день сделали немало домов. Прошли прямо сквозь стены, в стиле израильтян. Жесткие ребята, правда?

Таффи нажал кнопку «Запись» на своем старомодном кассетном плеере.

– Когда вы убедились в том, что они жесткие?

– Вскоре после того, как все началось. Я смотрел новости и грыз яблоко. В те дни я регулярно ел яблоки. Не органические, конечно. Как вы думаете, док, может, это яблоки во всем виноваты? Из-за них я так поглупел?

– Не знаю. Они все еще хотят привлечь вас за убийство, если только получится.

Mo невольно рассмеялся.

– Я несколько недель никого не убивал. Это было не убийство, а перестрелка противников. Вы же знаете, что не можете позволить себе схватить кучу пленных, если ввязались в атаку. Вы можете поступить с ними только одним способом. Док, я служил в SAS не ради своего здоровья. Хотя, должен признаться, там я приобрел некоторые здоровые привычки. И больше с ними не расставался. Эти ребята для меня были все равно что братья. Я мог бы расплакаться, когда части не стало. Я любил их. У нас возникли связи. – Mo смахнул мужскую слезу.

– Каким образом это было осуществлено?

– О, какая-то распыляющая машина. Они представления не имели, что находилось у них в руках. Но это дерьмовое американское оружие как раз для вас. Самое худшее после турок. А ведь у турок был резон. У них чуть ли не все оружие пятисотлетней давности. Это здорово, что оно еще сохранилось, должен я вам сказать.

– Так как же вас арестовали?

– Арестовали? – Mo снова засмеялся. – Меня не арестовывали. Я дошел досюда от Уотфорда и завербовался. Между прочим, я был знаком с йоменами Гвардии. А потом я отправился за своей книгой. – Взмахом обеих рук он указал на внушительный трехтомник. – А они пришли и подобрали меня, когда были готовы. От окрестностей Пиккадилли не так много осталось, вы согласны? То была неплохая прогулка. Естественно, от Листер-сквер не осталось ничего. Забавные такие костры. Нехилые. Щекочут-таки нос.