Народ упивается гладиаторскими боями и зрелищами и идет за тем, кто его лучше накормит и развлечет. И Симмах, будучи префектом Рима, просит у императора помощи в организации цирковых и театральных представлений. Император проявляет щедрость, и жажда толпы удовлетворяется конскими ристаниями, представлениями, в которых участвовали слоны, привезенные для этого издалека. Для празднеств в честь претуры сына Симмаха любящий отец позаботился даже о том, чтобы в Рим были доставлены крокодилы! Гладиаторы продолжали умирать на аренах Рима, и не случайно поэт Пруденций призывал прекратить кровавые игры, но его голос не был услышан.
Письма Симмаха, свидетельства людей его круга позволили некоторым исследователям сделать вывод, что люди того времени не ощущали переломного характера эпохи, в которой они жили. Симмах, конечно, видел многие пороки той поры, ему самому пришлось защищать религию своих предков и потерпеть в тяжелой борьбе окончательное поражение. Тем не менее, незадолго до этих событий он восклицает: «Мы живем в век, благосклонный к добродетели, когда талантливые люди должны жаловаться только на себя, если не получают того, что они заслуживают»
[2]
. Поистине позиция столь же идеалистическая, сколь и трогательная!
Симмах отмечает и признаки экономического истощения римского мира. В провинциях растет разбой, по дорогам невозможно проехать, императоры набирают в армию рабов, поскольку им не хватает солдат, но все это он рассматривает лишь как болезненные явления, которые, однако, не могут привести к смерти Рима, ибо мир не может существовать без «вечного города».
Другая картина складывается из свидетельств христианских авторов. Прежде всего мы не видим никакого покоя и благоденствия. Напротив, жизнь общества и всех его слоев предельно напряжена: оно находится на краю пропасти, и помешать его гибели может только христианство, с неистовой энергией добивающееся политической и духовной победы. Страстными обличениями Пороков римского общества наполнены страницы сочинений «отцов церкви» Иеронима и Августина. Ложная вера, моральная деградация, всеобщая продажность, разврат — это еще далеко не полный перечень грехов, обрекающих это общество на уничтожение. Христиане беспрестанно подвергают язычников нападкам; их раздражает, что Рим, который они хотели бы видеть главой христианского мира, остается по преимуществу языческим. Тем не менее и в Риме позиции христиан укрепляются. Здесь все благосклонней внимают христианским проповедникам вроде красноречивого блаженного Иеронима, у ног которого возлежат аристократические дамы, пожелавшие обрести вечную жизнь и спасение.
Симмах постоянно упоминает об общественных церемониях в честь древних богов, весь жреческий корпус находился при исполнении своих обязанностей. Произведения Иеронима, Амвросия Медиоланского, Августина, поэта Пруденция и других христианских писателей, напротив, дают идеализированную картину благостного торжества христианства, сулящего в перспективе наступление столь чаемого «золотого века». Однако, как мы уже отмечали, положение и в самой христианской церкви было отнюдь не идиллическим. Ее единству угрожали не только ереси, но и политическая, и личная борьба за власть. Так, например, во время столкновения Дамасия и Урсина, соперников из-за места римского первосвященника, погибло несколько сот человек. В базилике Сицинина, как свидетельствует историк Аммиан Марцеллин, в один из дней насчитали 137 трупов, и потом было трудно утихомирить народ. Языческий историк отмечает, что на епископскую кафедру соперников влекло отнюдь не стремление быть добрыми пастырями заблудшего Рима, а, напротив, жажда наживы, власти и чувственных удовольствий. Стоит напомнить, что победивший в этой кровавой борьбе Дамасий затем около двух десятилетий железной рукой правил римской общиной, провозгласил римский престол «апостолическим» и сделал немало для того, чтобы подчинить его власти местные епархии западных областей. А утихомиривал разбушевавшихся христиан, поучал их миролюбию, смирению и братской любви не кто иной, как язычник, один из «последних римлян» — Претекстат, тогдашний глава языческой партии в сенате. Блаженный Иероним сообщает, что Претекстат заметил с насмешкой над мирскими устремлениями претендентов на епископскую кафедру, что если бы его назначили епископом Рима, то он бы немедленно сделался христианином. Тем не менее, в этой борьбе церковь постепенно набирала силу и становилась как бы государством в государстве.
Во второй половине IV в. следует серия императорских указов, запрещающих отправление языческих культов. Храмовые здания закрываются, земли и имущество языческих жреческих коллегий отбираются в пользу государства, а сами эти коллегии запрещаются. Плебс, увлеченный этими указами, начинает осквернять храмы языческих богов, которым еще недавно поклонялся и у которых искал защиты и покровительства. Вооруженные дубинками и камнями, христиане разрушали языческие статуи и памятники.
Так, один из наиболее просвещенных людей своего времени ритор Ливаний обратился с жалобой к христианскому императору Феодосию I: «В городе Берое была бронзовая статуя — Асклепий в образе прекрасного сына Клиния … В нем было столько красоты, что даже те, кто имел возможность видеть его ежедневно, не могли насытиться его созерцанием. И вот это творение, о государь, рожденное таким трудом и таким блестящим талантом, разбито и погибло, и то, что сотворили руки Фидия, изломано руками толпы»
[3]
.
В 395 г. после смерти императора Феодосия I происходит окончательный раздел Римской империи на западную и восточную части. Власть над Востоком достается одному его сыну, Аркадию (395–408), а над Западом — другому сыну, Гонорию (395–423).
В обеих приведенных выше картинах римского общества недостает существенного элемента, повлиявшего на судьбы Западной Римской империи, — варваров, германцев, которые еще в I–II вв. пополняли ряды рабов, а в IV–V вв. стали грозной и неумолимой силой, под ударами которой империя в конце концов пала.
Римская армия, прославленная столькими победами, в IV в. превращается в наемную, состоявшую из варваров. Даже военная казна получает теперь название варварской. Германцы становятся командующими армией и преторианской гвардией, по своей воле смещая или возводя на трон императоров. Римских орлов на армейских знаках постепенно вытесняли варварские драконы, прикрепленные к древкам копий. Римляне, много веков кичившиеся всем истинно римским, начинали подражать варварам даже в одежде. Так, император Грациан обряжался в костюм своих телохранителей-аланов, а молодые щеголи появлялись в брюках — ранее презираемом атрибуте варварства — и отпускали длинные волосы.
В IV в. натиск варварских племен на границы Западной Римской империи становится настолько сильным, что императорским войскам уже далеко не всегда удается его сдерживать. Однако если в 356–358 гг. Юлиан, будущий император Востока все-таки сумел отбросить франков и алеманнов за Рейн, то с начала V в. продвижение варваров на земли империи становится необратимым. Франки, вандалы, планы, свевы, а за ними готы отторгают у нее одну территорию за другой. Складывается парадоксальная ситуация, когда Рим от варваров защищают… варвары. Так, в конце IV — начале V в. главнокомандующим римскими войсками был вандал Стилихон, одержавший немало побед над варварами. В 408 г. император Гонорий под влиянием антигермански настроенного двора казнил Стилихона, что отрицательно сказалось на обороноспособности государства. В 410 г. Рим пал под ударами вестготов во главе с Аларихом. Это событие заставило содрогнуться западный мир. Даже христианский писатель Иероним, не любивший и осуждавший развратный Рим, с отчаянием воскликнул: «Увы, мир рушится!» Аврелий Августин, сетуя о печальной судьбе великого города, начал создавать свое сочинение «О граде Божием» — гигантскую религиозно-философскую утопию. Три дня вестготы грабили и жгли «вечный город», убивали его жителей. Впрочем, они вели себя примерно так же, как некогда римляне в завоеванных ими городах. Однако, если жестокость по отношению к варварам для римлян была делом обычным и оправдывалась «более низким» положением этих «дикарей», то посягательство на «главу мира» — Рим, жестокое отношение к римлянам, считавшим себя «цветом» вселенной, не только вызывало естественные человеческие чувства страха, ненависти, отчаяния, горя, но и никак не могло уложиться в сознании тех, кто от века привык считать Рим властелином вселенной. Это было не только крушение «Вечного Града», но и крушение многовековых представлений, всей системы римских ценностей.
