Было также решено, что буду делать я.

Я не должен делать ничего, а только ждать, пока всё будет кончено. Так сказал Юнатан. Мне нужно сидеть на кухне совсем одному и ждать.

Никому не удалось выспаться в ту ночь.

И вот настало утро.

Да, и вот настало утро, и настал день битвы. О, как болело в тот день моё сердце! Я видел так много крови и слышал так много крика, потому что сражение шло на горном склоне возле Маттиасгордена.

Я видел, как разъезжает верхом на коне Юнатан. Ветер бури трепал его волосы, а вокруг него кипела битва – разящие мечи, и свистящие копья, и летящие стрелы, и крики, бесконечные крики. И я сказал Фьялару, что, если Юнатан погибнет, я тоже умру.

Да, Фьялар был вместе со мной на кухне. Я понимал, что об этом никто не должен знать, но мне нужно было, чтобы он был там со мной. В одиночестве оставаться я не мог, никак не мог. Фьялар тоже смотрел из окна, что творилось на горном склоне. И ржал. То ли оттого, что ему хотелось на волю, к Гриму, то ли оттого, что он боялся так же, как и я.

Я боялся… боялся, боялся!

Я видел, как от копья, брошенного Софией, пал Ведер, а от меча Урвара – Кадер, а также Дудик и многие, многие другие, они падали направо и налево. А Юнатан разъезжал верхом на коне среди них, ветер бури трепал его волосы, а лицо становилось всё бледнее и бледнее, а сердце моё всё сильнее и сильнее болело в груди.

И вот настал конец!

Столько крика было в тот день в Долине Терновника, но один был особенный.

Сквозь шум битвы вдруг запел боевой рог и раздался возглас:

– Катла ползёт!

А потом послышался рёв. Голодный рёв Катлы, который все так хорошо знали. И тогда опустились и выпали из рук мечи, и копья, и стрелы. И те, кто бился, больше биться не могли. Потому что знали: спасения нет. В долине слышались лишь грохот бури и звуки боевого рога Тенгиля да крик Катлы. Огонь, извергаемый драконшей, убивал всех, на кого указывал Тенгиль. Он без конца указывал пальцем, и его свирепое лицо было тёмным от злобы. И я знал: настал конец Долине Терновника!

Я не хотел этого видеть, я не хотел видеть… не хотел видеть ничего и никого. Кроме Юнатана. Я должен был знать, где он. И я увидел его перед самой усадьбой Маттиасгорден. Он сидел верхом на Гриме. Он был молчалив и спокоен, и буйный ветер трепал его волосы.

– Юнатан! – закричал я. – Юнатан, ты слышишь меня?

Но он меня не слышал. И я увидел, как он пришпорил лошадь и помчался по склону; он летел как стрела, я знаю, быстрее никто никогда ни в небе, ни на земле не ездил верхом. Он мчался прямо на Тенгиля… и он пролетел мимо него…

А затем снова затрубил боевой рог. Но теперь в него трубил Юнатан. Он вырвал его из рук Тенгиля и трубил в рог так, что звуки разносились по всей долине. Пусть Катла знает: теперь у неё новый хозяин!

Потом стало тихо-тихо. Даже буря успокоилась. Все стояли молча и только ждали. Тенгиль, обезумев от ужаса, сидел верхом на своей лошади и ждал, Катла тоже ждала.

Юнатан снова затрубил в рог.

Тут Катла закричала и в ярости повернулась к тому, кого прежде слушалась так слепо.

«Когда-нибудь час Тенгиля настанет», – сказал однажды Юнатан, я помнил это.

И вот – он настал.

Так кончился день битвы в Долине Терновника. Многие отдали свою жизнь ради свободы. Да, теперь она была свободна, их долина. Но многие из жителей были мертвы и не знали об этом.

Маттиас был мёртв, у меня больше не было дедушки. Хуберт был мёртв, он пал первым. Ему не удалось даже пройти через ворота у реки, потому что он встретил там Тенгиля и его солдат. Но прежде всего он встретил Катлу. Тенгиль взял её с собой, чтобы неожиданно, как раз в тот самый день, прийти в Долину Терновника и в последний раз со страшной жестокостью покарать её за бегство Урвара. Он не знал, что это был день битвы. Хотя, когда он понял это, он, верно, был доволен, что привёл Катлу с собой.

Но теперь он, Тенгиль, был мёртв, так же мёртв, как и все другие.

– Нашего мучителя больше нет, – сказал Урвар. – Наши дети будут жить на свободе и будут счастливы. Скоро Долина Терновника станет такой же, как и прежде.

Но я думал, что такой, как прежде, Долине Терновника никогда не стать. По крайней мере, для меня. По крайней мере, для Маттиаса.

Урвар получил удар мечом в спину. Но он, казалось, его не чувствовал или просто не обращал на это внимания. Глаза его горели по-прежнему, и он обратился с речью к жителям долины.

– Мы будем счастливы! – снова и снова повторял он.

В тот день в Долине Терновника плакали многие.

Но только не Урвар.

София осталась в живых, её даже не ранило. А теперь ей предстояло вернуться домой, в Долину Вишен, ей и всем её людям, тем, кто остался в живых.

Она пришла к нам, в Маттиасгорден, проститься.

– Здесь жил Маттиас, – сказала она и всхлипнула.

Затем она обняла Юнатана.

– Возвращайся скорее домой, в Рюттаргорден, – сказала она. – Я буду думать о тебе каждую минуту, пока снова не увижу тебя.

А потом она посмотрела на меня.

– Ты, Карл, по-видимому, пока поедешь со мной?

– Нет, – сказал я, – нет, я поеду с Юнатаном.

Я так боялся, что Юнатан отошлёт меня с Софией, но он этого не сделал.

– Я очень хочу, чтобы Карл был со мной, – сказал он.

На горном склоне, чуть ниже усадьбы Маттиаса, словно огромная ужасная глыба, лежала Катла, тихая и сытая от выпитой крови. Время от времени она смотрела на Юнатана так, как смотрит собака, желая узнать, что угодно её хозяину. Она никого больше не трогала, но пока она была здесь, над долиной царил страх. Никто не смел радоваться. Жители Долины Терновника не могли ни ликовать, что свободны, ни оплакивать своих мертвецов, пока на свете существует Катла, говорил Урвар. И был один-единственный человек, который мог отвести её обратно в логово. Это был Юнатан.

– Хочешь помочь Долине Терновника в последний раз? – спросил Урвар. – Если ты отведёшь Катлу туда и прикуёшь её там цепью, остальное я сделаю сам, когда наступит время.

– Да, – сказал Юнатан, – я помогу тебе, Урвар, в последний раз.

Как нужно ездить вдоль рек, я знаю хорошо. Медленно, чтобы видеть, как там, внизу, течёт река и сверкает вода, а ветви ивы пляшут на ветру. Но при этом чтобы за тобой по пятам не ступала драконша.

Этого мы не учли. И мы слышали её тяжёлую поступь у себя за спиной. Плюх, плюх, плюх. Этот угрожающий звук слышался повсюду, где она только ни проползала. Грим и Фьялар чуть не взбесились от страха. Мы едва удерживали их, натягивая поводья. Время от времени Юнатан трубил в рог. Звуки эти были не очень приятны, и понятно, что Катле они не нравились. Но когда она их слышала, ей приходилось повиноваться. Это было единственное, что нас успокаивало во время скачки.

Юнатан и я не обменялись ни словом, мы гнали коней во весь опор. Ещё до того, как наступят ночь и темнота, Юнатан должен был приковать Катлу цепью в её логове, где ей предстояло кончить свою жизнь. Потом больше мы никогда не увидим её, и нам следует забыть, что на свете есть такая страна – Карманьяка. Гора Древних Гор пусть стоит тут целую вечность, но мы никогда больше не будем ездить по этим дорогам, это обещал мне Юнатан.

К вечеру буря стихла, наступили спокойные тёплые сумерки. А когда солнце село, стало так красиво! «Вот в такой вечер ехать бы верхом вдоль реки, ничего не боясь», – подумал я.

Но я и виду не подал Юнатану. Ну да, я и виду не подал, что боюсь.

В конце концов мы очутились у водопада Кармафаллет.

– Карманьяка, ты видишь нас здесь в последний раз! – сказал Юнатан, когда мы проезжали по мосту. И тогда он затрубил в рог.

Катла увидела свою скалу на другом берегу реки и страшно зашипела. Ей, ясное дело, захотелось попасть туда. Зашипела прямо в спину Грима. Этого ей делать не следовало. Потому что тут-то оно и случилось. Грим, насмерть перепуганный, перепуганный до потери рассудка, вздрогнул, встал на дыбы и ударился о перила моста. И я закричал, так как думал, что Юнатан упадёт сейчас вниз головой в водопад Кармафаллет. Этого не случилось. Но рог выпал у него из рук и исчез глубоко внизу в бурлящей воде. Жестокие глаза Катлы видели всё, и она поняла, что у неё больше нет хозяина. Тогда она заревела и стала извергать пламя из ноздрей.